Снова хочу быть твоей
Шрифт:
Я присаживаюсь на стул рядом с кроватью, ставлю кофе на тумбочку и внимательно слушаю ее. Лиза продолжает говорить, ее голос странно действует на меня — грудь наполняется теплом, которое струится в каждый уголок тела, согревая и расслабляя.
— Рома был таким смешным, когда учился ходить, — её улыбка становится шире, и я вижу, как она расслабляется, вспоминая. — Он падал на попу, но никогда не плакал. Просто смотрел на меня с такой решительностью в глазах, как будто утверждал: «Я всё равно научусь». Он пытался, снова и снова, пока наконец не пошёл. Очень упёртый малыш.
Я
— Лиза, — шепчу я, переводя взгляд со спящего сына на нее. Замечаю, что в её глазах снова блестят слёзы. Я вижу, как она пытается их сдержать, но не может.
— Прости меня, — ее голос дрожит. — Прости меня за то, что ты всего этого не видел. Я не могу себе этого простить. Я была так напугана... Я сделала всё не так, и теперь я даже не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня.
Она снова начинает плакать, но тихо, чтобы не разбудить Рому. Я смотрю на нее, чувствуя, как что-то внутри меня сжимается пружина. Моя злость на неё растворилась, иссохла, и теперь на её месте пробивается и тянется к свету другое чувство. Новое, сильное.
— Этого уже не изменить, Лиза, — наконец говорю я и сжимаю её пальцы мягко. — Но знаешь что? У нас есть настоящее. И я планирую отвести своего старшего сына на выпускной в детский сад, а потом в школу. Планирую научить его играть в футбол и выпиливать из фанеры. Я расскажу ему и покажу, как себя защитить. И я собираюсь быть с ним рядом, когда он решит жениться. Всё это у нас с ним будет. И с тем ребёнком, что ты носишь под сердцем, я хочу насладиться каждым моментом. Не упущу ни секунды.
Я вижу, как ее губы дрожат от эмоций, а глаза наливаются новой волной слёз. Но в этот раз в ее взгляде появляется что-то другое — не только боль, но и надежда.
А у меня у самого в груди всё ремнями стягивает. Жмёт. Пульс рваный. Потому что всё, что я сказал — правда. Но ещё не вся.
— Но это что касается детей, Лиза. А ещё у меня планы на тебя. Я, знаешь ли, давно их лелеял.
Она тихо смеётся, вытирая слёзы, облизывает уже почти зажившие губы и улыбается мне.
— А ещё, я думаю, нам нужен дом побольше.
Я вижу, как ее глаза расширяются от удивления, но в них появляется свет, тот самый свет, которого я давно не видел. Тихая внутренняя радость, осторожная, почти неуловимая, но реальная.
— Ты... ты серьёзно? — шепчет она, и ее голос дрожит.
— Да, — отвечаю я, глядя ей прямо в глаза. — Если мы собираемся быть семьёй, то нам нужен дом. Нам всем.
Она кивает, и я вижу, как меняется ее лицо. Ее губы слегка подрагивают, но я знаю, что она удерживает улыбку.
Между нами было слишком много боли. Достаточно уже. Теперь пришло время счастья, детского смеха и улыбки в её глазах.
34
Лиза
День моей выписки из больницы наконец-то наступил, но внутри всё переворачивается от волнения.
Я должна порадоваться, ведь все ужасы позади. И я рада! Но сейчас, стоя у зеркала в палате, я смотрю на своё отражение и внутри всё сжимается. Я выгляжу ужасно измученной. Бледной. Синяки и ссадины всё ещё не прошли до конца.
А
мне хочется быть красивой для него — для Севы. Знаю, что у меня впереди много времени, и я обязательно снова верну свой лоск и красоту, но ведь сердцу нетерпеливому не объяснишь. Оно хочет нравиться уже сейчас, уже сейчас хочет восторженного взгляда.Я тщательно причесываю волосы, подкрашиваю губы, пытаюсь пудрой скрыть следы усталости. Немного даже глаза тушью подвожу.
Сева сказал, что Рома сегодня в садике. Ему нужно было пойти туда, потому что завтра утренник, а у нас с Севой есть важное дело — встать на учёт в женскую консультацию. Мы поедем туда сразу после выписки — так сказал врач. И хотя всё должно быть просто и обыденно, я чувствую, что между нами всё ещё остаётся какая-то неловкость. Но я думаю, мы справимся и с этим. Обязательно справимся.
Когда дверь открывается и Сева заходит в палату, сердце стучит чуть быстрее. Он один. Его взгляд спокойный, но я вижу, как он внимательно осматривает меня с головы до ног.
— Готова? — спрашивает, и я киваю, стараясь улыбнуться.
Он забирает мои вещи, помогает надеть пальто, и мы вместе выходим из больницы. На солнечной улице я впервые за долгое время чувствую запах весны. Свежий воздух кружит голову, но это приятное головокружение.
Мы садимся в машину, неловкость снова возвращается. Рома — наш мост, то, что нас в последнее время объединяло, а без него в машине стоит почти осязаемая тишина.
Мы едем в женскую консультацию, где я должна встать на учёт по беременности и передать все документы из стационара. Внутри вибрирует волнение. Сева рядом, и хотя он не проявляет явной нежности, его присутствие всё же даёт мне опору. Я чувствую, как он внимательно следит за каждым моим шагом, помогая, когда это необходимо.
Когда мы приезжаем домой, Сева помогает мне занести вещи. После больницы я чувствую себя странно, сковывает какая-то растерянность. Сева видит мое смущение и достает из стола несколько листов бумаги.
— Рома нарисовал это для тебя, — говорит он, протягивая мне рисунки.
Я беру их в руки, и мое сердце сжимается. На рисунках яркими красками нарисованы несколько фигур:. я, Рома, Сева — мы держимся за руки на какой-то лесной полянке. Смешной детский рисунок заставляет меня улыбнуться, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы.
— Он так старался, — шепчу я, гладя рисунки. — Он такой хороший мальчик. Спасибо, что был с ним всё это время.
— Он же мой сын, — отвечает Сева, но тут раздаётся звонок. Я вздрагиваю, а Сева достаёт телефон из кармана. На экране мелькает имя, от которого у меня сжимается сердце — «Ангелина».
Сева хмурится, явно недовольный, а потом отвечает.
— Да? — голос его звучит сухо, сдержанно.
Я отворачиваюсь, не хочу слышать этот разговор, но каждое его слово как бы резонирует в голове. Сева говорит коротко, почти отрывисто.
— Ангелина, мы ведь уже всё решили. Пожалуйста, давай закончим на этом разговор.
Он сбрасывает звонок и кладёт телефон на стол, а потом смотрит на меня в упор. Прямо в глаза. А я на него.
Хочется что-то сказать. Хоть что-то. Или даже многое.