Снова хочу быть твоей

Хочется кричать, но горло будто пережали.

Дрожащими руками хватаю телефон. Звоню ему. Пять раз подряд. Пытаюсь оставить сообщение, но слова расползаются по экрану от слёз, как кляксы.

Его нет. Сева исчез, как исчезла я пять лет назад, и теперь я понимаю, какую боль я ему причинила.

25

Я не могу найти себе места. Внутри горит огонь, сжигая меня до пепла.

Больно.

Всё, что я делала после обеда, как ушёл Сева — было на полнейшем автоматизме. Забрала сына из сада, приготовила ему ужин. Сама ни куска проглотить не смогла.

Весь день будто за серой завесой. Туман.

Я даже не помню, о чём говорила вечером с сыном.

Может, и ни о чём, и Рома просто весь вечер смотрел мультики. Я, признаться, и вспомнить не могу — будто подтёр кто в голове.

Будто сквозь толщу воды слышала его голос. Кажется, даже Яна звонила. Кажется, я что-то ей даже отвечала.

В телефоне — лента неотвеченных вопросов от пациентов.

Рома уже два часа как спит, а я всё нарезаю круги по квартире, изнывая от тягостных дум. Пыталась уснуть, обнимая сына, но только передала ему свою нервозность, и он стал ворочаться и хныкать во сне.

Где Сева?

Куда он ушёл?

Когда вернётся?

Вернётся ли вообще?

Вернётся, конечно же, это ведь его квартира.

Я пытаюсь притормозить, пытаюсь немного уравновесить себя, но здесь все буквально кричит о нём — его рубашка на спинке стула, его ключи на тумбочке, запах его одеколоны в воздухе. Всё говорит о нём, но его здесь нет.

А вот мне в его квартире больше делать нечего. Придётся уйти, ведь да, чёрт возьми, я сама во всём виновата!

Виновата.

Я иду в свою спальню и вытаскиваю из шкафа чемодан. Собираю вещи, бросаю в чемодан всё подряд, не понимая, куда поеду, собираюсь что делать вообще.

Я не могу оставаться здесь. Прямо сейчас разбужу Ромку и вызову такси. Переночуем в отеле, а потом постараюсь найти квартиру на съём. Зарплата у меня неплохая в двух клиниках, должно хватить. Вот только сад придётся сменить на государственный. Оплату частного я точно не потяну.

Как-нибудь справимся.

И тут я слышу, как ключ входит в замок двери.

Я вздрагиваю всем телом, а сердце сжимается в груди. На ладонях тут же влага появляется, на спине испарина.

Я бегу к двери и замираю, когда вижу Севу на пороге. На секунду, где-то очень-очень глубоко в душе я думаю, что всё будет хорошо. Что он вернулся, чтобы простить меня, чтобы дать нам ещё один шанс.

Но его лицо остается жёстким. Он оглядывает чемодан, который я уже успел собрать.

— Разбери его, — говорит он сухо. — Ты остаешься.

Я не понимаю. Стою, как вкопанная, смотрю на него, не в состоянии что-то сказать.

— Я?.. — Шепчу, не верю своим ушам.

— Ты. И мой сын, — в его голосе столько стали, что режет больно. — Я уезжаю. На неделю. С Ангелиной. Когда вернусь, решим, как быть.

Слова ударяют, как молот. Наотмашь пощёчинами лупят.

Ангелина.

Конечно.

А я остаюсь. Одна.

Но кому, кроме как себе самой я могу предъявить эту претензию?

— Нет… — я начинаю, но он уже проходит мимо меня, собирая свои вещи в чемодан. Он делает это быстро, безразлично, словно каждый его жест отсекает меня от его жизни. Я пытаюсь что-то сказать, что-то сделать, но ничего не выходит. Он уже всё решил.

— Сева, не уезжай... Пожалуйста... — прошу я тихо, чувствуя, как душа разрывается от боли. Ещё мгновение, ещё секунда — и я расколюсь, развалюсь на кусочки.

Но он не останавливается. Словно не слышит меня. Будто слова мои, словно горошины, отбиваются о глухую стену.

— Сева, — в отчаянии хватаю его за запястье, но тут же отдёргиваю руку, словно обжёгшись. — Я прошу, давай поговорим. Просто сядем и поговорим. Я знаю, что ты не хочешь слышать меня, но прошу…

— Лиза, хватит, — Он останавливается и поднимает на меня тяжёлый взгляд. Его голос звучит устало. — Мне нужно время подумать, как быть дальше. У нас общий сын, и я не собираюсь исчезать из его жизни. Но сейчас мне надо остыть.

Рядом с Ангелиной…

Он закрывает чемодан, бросает на меня последний взгляд — тяжёлый, полный горечи и разочарования. И уходит.

А я стою в пустой комнате, смотрю на закрытую дверь и не могу сдвинуться с места. Ноги к полу прирастают, от отчаяния сил уже нет даже просто пошевелиться.

Не знаю, сколько так стою. Ноги немеют уже, стоять больно, но я продолжаю наказывать себя.

Пусть будет больно. Пусть.

Поделом мне, лгунье… Поделом.

Ночь наступает, как будто вдавливая меня в тишину. Я плачу. Не сплю. Считаю часы, хотя знаю, что это не поможет.

Он ушёл к другой и чётко дал мне это понять.

26

Несколько недель спустя…

Сева возвращается домой вечером, когда Рома уже бегает по квартире, как заведённый, переполненный энергией после короткого дневного сна. Сегодня суббота, и у него в саду выходной. У меня тоже сегодня приёма нет, поэтому мы вместе с самого утра.

Весь день я стараюсь не думать о Севе, не мучить себя вопросами о том, где он был и что делал. Был ли с Ангелиной, или может у него уже другая женщина.

Но его появление всё обрушивает на меня с новой силой. Всё это время мы едва общаемся, словно живём в параллельных мирах, но его присутствие — это как тень, нависающая надо мной. Мне дышать становится нечем, когда он дома, а когда его нет — ещё хуже.

— Папа приехал! — кричит Рома, бросаясь к нему с сияющими глазами.

Сева улыбается сыну, подхватывает его на руки и кружит, как ни в чём не бывало. Для Ромы ничего не изменилось. Он счастлив, он смеётся, он в безопасности — и это главное. Сева предложил ему звать его папой, если тому захочется, и Ромка с удовольствием эту идею подхватил.

Я наблюдаю за ними, стоя в дверном проёме, чувствуя, как внутри всё ноет от обиды и разочарования, но, по крайней мере, Рома не чувствует этой напряжённости между нами. Для него всё так же хорошо, как и было раньше.

— Как дела, боец? — спрашивает Сева, глядя на Рому с такой нежностью, которая режет меня до самого сердца. Он бросает на меня мимолётный взгляд, в котором нет ни холодности, ни ярости — просто пустота. Как будто между нами больше ничего нет. Вообще ничего. Даже боли.

— Хорошо! Мы сегодня с мамой рисовали! — говорит Рома, хватая Севу за шею, будто боится отпустить. — Хочешь посмотреть?