Снова с тобой

— Она сразу восприняла его как родного?

— Вот именно.

— Но ведь с тех пор прошло тридцать лет!

— Да, она так постоянна. С виду не скажешь, но под ее ледяной маской прячется ранимая и сентиментальная душа. Каждый год в годовщину нашей свадьбы Гертруда посылала нам букет — точную копию моего свадебного букета.

— Должно быть, она часто бывает у флориста, — сухо заметила Мэри.

— Теперь-то ты понимаешь? Наверное, заказывая букет на могилу Бака, она решила: «Убью-ка я одним выстрелом двух зайцев», — заключила Ноэль.

— Звучит скорее практично, чем сентиментально.

Если Гертруда до сих пор оплакивает неродившегося внука, подумала Мэри, значит, она или чувствует за собой вину, или в этом деле существуют другие, неизвестные им обстоятельства.

Вечером, ровно в половине восьмого, Мэри вошла в унитарную церковь Апостолов и обнаружила, что помещение заполнено до отказа. Преподобный Джо Уилкокс, невысокий полный мужчина с вьющимися седыми волосами и заразительной улыбкой, обнажающей щелочку между передними зубами, дружески поприветствовал Мэри у двери.

— Я узнал бы вас где угодно. Вы точь-в-точь такая, как описывала вас Триш, — заявил он, пожимая руку Мэри и поблескивая глазами.

— Надеюсь, это был комплимент. — Мэри смущенно засмеялась.

— Вы в этом сомневаетесь? — Преподобный Джо склонил голову набок и впился в Мэри испытующим взглядом. — А послушать вашу сестру, так только по вашей воле восходит и заходит солнце.

Мэри усмехнулась:

— Лично я не так высоко ценю себя.

— Наверное, Триш восхищается вашим умением рисковать.

Мэри всмотрелась в лицо священника, понимая, что он не так прост.

— Я запомню это, — пообещала она, быстро пожала ему руку и прошла вперед, отыскивая свободное место.

Усевшись, она огляделась. Большинство лиц были незнакомы ей, но по крайней мере полдесятка горожан она узнала. С некоторыми она училась в школе, с тех пор их лица украсились мешками под глазами, двойными подбородками и морщинами. Располневшая Хэлен Хаггерти, бывшая заводила школьной команды поддержки и королева красоты школы, заметила Мэри и с улыбкой замахала ей рукой, но ее маленькие любопытные глазки остались холодными.

Справа от Мэри сидела Кара Таунсенд. В последние годы учебы в Лафайете их сблизили занятия биологией. Превратившись в мать семейства с крашеными хной волосами, плохими зубами и кашлем заядлой курильщицы, Кара тем не менее не утратила любви к животным. Вспоминая, как сокрушалась Кара, препарируя очередную лягушку, Мэри ничуть не удивилась ее замечанию:

— Сюзи, моя четырнадцатилетняя дочь, проплакала всю ночь после того, как прочла статьи в газете. Подумать только, сколько птенцов может погибнуть… — Кара осеклась и разразилась гулким кашлем, зажимая рот платком.

На стуле рядом с Карой едва умещалась Бетти Пинкертон, хозяйка булочной «Лакомства» на Фронт-стрит. Грузная женщина, которая могла бы служить ходячей рекламой своего товара, излучала добродушие и тепло.

— Ба, да это же Мэри Куинн! — воскликнула она. — Я слышала, что вы вернулись в город. Господи, а вы все такая же худенькая, как в детстве! Помню, как вы с сестрой по пути домой из школы заходили ко мне в булочную, чтобы полакомиться. — Бетти обмахивалась программкой, которые раздавали при входе, седые кудряшки трепетали над ее лбом.

Мэри улыбнулась воспоминаниям.

— До сих пор помню ваше сахарное печенье! Вы часто раздавали детям обломки.

— И до сих пор раздаю… правда, исподтишка. — Бетти закатила глаза. — Ох уж эти мне современные родители! Послушать их, так сахар — орудие антихриста!

Мэри подмигнула.

— Когда мне в следующий раз захочется согрешить, я зайду к вам.

От добродушного смеха подбородки Бетти задрожали, пышная грудь затряслась.

— Но ваша дочь не боится время от времени побаловать свою малышку печеньем, — заметила она, придвинулась ближе и прошептала: — Бедняжка! Я слышала, что с ней стряслось. Если я чем-нибудь могу помочь, обращайтесь без стеснения.

Ее слова растрогали Мэри.

— Спасибо, Бетти, обязательно.

В этот момент в зале потушили свет. На экране замелькали титры. Зрители увидели панораму тихого провинциального городка, снятого с высоты птичьего полета, и услышали раскатистый, звучный голос за кадром:

— Прогресс. От него порой зависела жизнь наших предков, первых поселенцев. Они вырубали леса, осваивали новые земли — но не из алчности, а просто для того, чтобы найти свое место в чужой и зачастую враждебной стране…

Мэри перевела взгляд на пустой стул слева от нее. Она заняла его для Чарли, но тот опаздывал. Сидя в темноте, Мэри грустно улыбалась, размышляя, как легко она привыкла к присутствию Чарли. Сумеет ли она вернуться к прежней жизни — к одиноким ужинам, к холодной постели, билетам на одно лицо и поискам одного-единственного свободного места? С Саймоном все было по-другому. Подсознательно она выбрала его по той же причине, которая так часто вызывала у нее досаду: с Саймоном она виделась редко. Уезжая, Саймон не мешал ей жить так, как она хотела.

Она снова перевела взгляд на экран, и вскоре фильм увлек ее галереей самых обычных жителей городка, похожего на Бернс-Лейк, рассказывающих о том, какой вред нанесло лично им промышленное загрязнение. Мэри заслушалась и вздрогнула, когда знакомый голос, но не голос Чарли, произнес: «Простите, здесь не занято?» От неожиданности Мэри выронила программку.

Роберт! Она в тревоге вскинула голову, но, прежде чем успела открыть рот, он уже усаживался рядом. В темноте зала он посматривал на нее снисходительно и любезно, как кот на мышку, которой собрался пообедать.

Мэри ощутила выброс адреналина в кровь — так бывало, когда ее машину заносило на скользкой дороге, или когда она перебегала улицу перед самым носом у автобуса.

— Это место занято, — ледяным шепотом сообщила она.

Но Роберт и глазом не моргнул.

— Вот так совпадение! Не ожидал встретить тебя здесь, Мэри, — саркастически произнес он.

— Повторяю: место…

Сильные пальцы сжали ее запястье.

— Я слышал. — По сравнению со стальным зажимом пальцев голос Роберта был почти пугающе любезным. У Мэри уже начинала ныть рука, но он отпустил ее и уселся поудобнее, с легкой торжествующей улыбкой на губах. Едва шевеля краем рта, он осведомился: — Я многое пропустил?