Сны чужие
Шрифт:
– Ф-фух, - Серега поежился.
– Она ж ледяная еще! И охота ему…
– Дятел ты, Серый, - с чувством высказался Колька, - и деликатности в тебе не больше, чем пива в этой пустой баклажке! Если не знаешь ничего, то лучше помалкивай. Не расписаны они, потому что Олег против был, а мать без его согласия не захотела.
– А чего так?
– удивился несколько смущенный Серега.
– Они же, вроде, с Петровичем этим мирно живут…
– Мирно… в сорок первом русские с немцами тоже мирно жили… до поры.
– И все равно, странно как-то… Петрович… Ну, там "дядя Артем", я бы еще понял.
– Олег его и в четырнадцать "дядей"
– Лады, - Серега почесал в затылке, помялся немного, но потом все же спросил: - А что с его отцом случилось?
– Умер он, - буркнул Фарязев, - от сердечного приступа, когда Олегу только пять стукнуло. Мать его девять лет одна воспитывала.
– Странно… они, значит, с Петровичем уже лет семь вместе, а до сих пор…
– Говорят же тебе - Олег против был… Ладно, закрыли - вон он, возвращается.
* * *
– Заходите… зар-р-раза! Да где же он?!
– Все, Олеже больше не наливаем, а то он уже в собственной квартире выключатель найти не может.
– Кончай прикалываться, Серый. Просто лампочка в коридоре вчера перегорела, а на кухне темно.
– А новую вкрутить слабо?
– За новой на рынок идти надо, а с вами, обалдуями, ни на что времени нет… О, нашел!
Галогенная лампа залила кухню ярким белым светом.
– Порядочек, - Колька бухнул на стол полиэтиленовый пакет; послышался характерный глухой звон, какой может издавать только наполненная стеклянная тара.
– Эй, ты там поосторожнее, - из прихожей выглянул озабоченный Серега.
– Чего швыряешь? Побьешь кайф…
В соседней комнате зазвонил телефон.
– Зараза, - поморщился недовольно Олег, - это еще кто?
Он посмотрел на часы, переглянулся с приятелями.
– Половина одиннадцатого… Может, не подходить?
– А если моя мать звонит?
– неуверенно предположил Колька.
– Сказал же ей… она, блин, вечно проверит и перепроверит.
Телефон за стенкой надрывался, не собираясь замолкать.
– Точно - мать, - Колька виновато посмотрел на Олега.
– Подойди, что ли, а то я и сам…
– Сиди уж, - Олег вздохнул и пошел снимать трубку.
– Алло…
– Олег? Это Олег?
– старушечий голос был ему смутно знаком.
– Это квартира Зориных?
В душу закралось предчувствие чего-то недоброго. Тревожно кольнуло под сердцем и даже витавший в голове легкий хмель моментально развеялся, будто и не было его вовсе.
– Это я. Кто говорит?
– Мария Сергевна, ваша соседка по даче…
Мария Сергевна… Олег напряг память, вспомнил бойкую старушенцию с углового участка. Баба Маша, что ли?
– Тебе еще не звонили, сынок?
– Н-нет, - под сердцем кольнуло сильнее, - не звонили.
– Ой, Олеженька, ой, беда!…
Точно плотину прорвало на том конце телефонной линии, бабкин тон, разом потеряв всякую деловитость, сорвался в причитания. К горлу подступил тяжелый ком. БЕДА!
– Чт-то случилось-то?
– Ой, случилось, сынок! Ой, как и сказать-то не знаю!…
* * *
Был
ли Башкирцев в тот день действительно пьян или этот факт полностью лежал на совести соседки, Олег потом так и не узнал. Артем Петрович, случалось, грешил этим делом, хотя и не сказать, чтобы слишком часто. Впрочем, загнать "шестерку" на ровной и почти всегда пустой дороге под мчащийся навстречу грузовик мог, пожалуй, только пьяный или слепой.Никаких деталей или подробностей Баба Маша, при всем ее желании, поведать не могла, ибо сама пересказывала все с чужих слов. Не было даже ясно кто именно пострадал и насколько серьезно. Когда Олег положил телефонную трубку единственной мыслью в его голове было: "Может у бабки "крыша съехала" на старости лет? Может и не было ничего? Может…"
Второй телефонный звонок разрушил надежду как карточный домик. Официально-соболезнующим тоном какой-то милицейский чин выложил сухо и кратко, точно отчитался перед Олегом о проделанной работе: авария произошла на участке проселочной дороги между поселком Павшино и железнодорожной станцией Залеская; мужчина, водитель легкового автомобиля ВАЗ 2109, отделался синяками и парой легких переломов; женщина пострадала намного серьезнее и от полученных травм скончалась еще до приезда "скорой". Вот и все…
Олег положил трубку и уставился перед собой невидящим взглядом. В ушах шумело. Подошел Колька, о чем-то спросил, озабоченно глядя на бледного, как полотно, друга. Олег не отвечал, он даже не услышал вопроса. Фарязев взял его за плечи, несильно тряхнул, приводя в чувство.
– Что, Олег?! Что случилось?!
С кухни прибежал Серега, уставился на них круглыми испуганными глазами. Олег поднял голову, улыбнулся странно и беспомощно, будто хотел обратить происходящее в шутку.
– Мама… - выдавил он непослушным языком.
– Она… они… на машине…
Лицо его вдруг скривилось, скомканная улыбка превратилась в гримасу боли, глаза влажно заблестели.
– Черт!
– сказал Серега, потом добавил еще пару слов, которых от интеллигентного, в общем-то, парня услышать можно было нечасто.
– Олег, - Колька замялся, - Олежа… Ты, это… если надо чего, только скажи… я всегда готов… Понимаешь?
– Спасибо, - Олег мотнул головой.
– Извините, ребята, мне теперь нужно одному… Я позвоню… Коль… Серый… Извините, ребята… Мне теперь одному… нужно…
* * *
Близкой родни у матери было немного - Олег дозвонился только ее двоюродному брату в Ростов, и тот взялся собрать других родственников. Башкирцев не давал о себе знать и Олегу пришлось заниматься скорбными приготовлениями самому. Сколько времени все это заняло он потом даже вспомнить не мог - жил будто во сне, двигался "на автомате", едва осознавая что говорит и что делает. Бегал по "инстанциям", договаривался, оформлял… Три дня? Неделю? Месяц?… Казалось, это продолжается вечность и не кончится уже никогда. На сами похороны приехали двоюродные и троюродные тетки и дядья, пришли подруги, сотрудники по работе, просто соседи - всего человек тридцать пять собралось. Посидели, помянули… разошлись… Кто-то из родственников по доброте душевной предложил Олегу пожить у него, пока все образуется. Когда парень отказался, родственник молча кивнул, скрывая облегчение.