Сны над Байкалом (сборник)

От дома до моря сто километров!.. Между тем прибой бился у меня в ушах, как гигантское сердце.

И — наверно, одно к другому — перед глазами стало возникать море. Приляжешь даже не задремать какой сон при часовом перерыве? — прикроешь глаза появляется море. Как-то странно появляется, будто я смотрю на него сверху, плыву над берегом. Прибой набрасывается на скалы, камни блестят влажные, а я плыву — лечу, и навстречу мне ветер. Картина была до того реальной, что я — впервые это привиделось днем — не раскрывал глаз: не упустить бы море, вскинул руку ощупать стену. Дома я, стена рядом. Значит, мне снилось. Сон, однако, двойной: я дома, и я над морем, ощупываю стену веранды и лечу над водой… Мыслил я очень отчетливо и раздвоение ощутил с испугом: сон наяву привлекал и тревожил одновременно.

Вечером пришло то же; волны, прибой. Бывал я на Черном море. На сочинских пляжах. Но море, которое видел теперь, было другим.

Так стало повторяться из ночи в ночь. Иногда картина менялась: уходил берег, внизу были волны, впереди линия горизонта. Гул прибоя стихал, слышался шелест пены на гребнях волн.

Опять менялось: горизонт валился наискосок, в глаза ударяло солнце. Я сжимал веки, а когда поднимал их, видел перед собой корабль…

Вставал с постели, этим, наверно, будил птиц, они шевелились в клетке. Иногда подавали голос, это толчком отдавалось у меня в сердце. В глаза наплывало море, хотелось к нему.

Утром шел на работу. И на следующий день на работу — все двигалось чередом. Однако тоска по морю оставалась в душе, зрела, становилась частью меня самого. Тоска и тревога. Отчего же тревога? Отчего мечта по несбыточному рвет меня на куски? С поля, с вечернего совещания при директоре меня гнало домой. Но и здесь спокойствия не было. Море хотелось видеть.

И от того, что хотелось, видел берег, волны. Корабль. Рыбу, мелькавшую перед глазами. Крик чайки близко над ухом. Проснувшись, я пытался понять: кричала чайка во сне или в клетке?

Подолгу разговаривал с птицами.

— Папа, что это ты? — заметил младший сын Борька.

Я поднимал его к птицам:

— Хотел бы такие крылья?

— Хотел бы. — Мальчик тянулся к клетке.

Я отстранял его. Никому не разрешал беспокоить птиц.

— Выпусти их, — просил Борька.

— Выпущу.

Борька спрашивал:

— Где их дом, далеко?

— Приходи перед сном, расскажу.

Вечером Борис забрался в кровать раньше меня.

— Набегался? — Я прилег рядом с ним.

— Вижу сон, — ответил мальчишка.

— Ты же не спишь, — засмеялся я.

— Все равно вижу.

— Что видишь?

— Море.

— Море?

— Синее бурное море.

В полусвете, падавшем из окна, я заметил, что мальчишка лежит, сомкнув веки, и на лице его такое выражение, будто он хочет что-то поймать.

— Почему у тебя такое лицо? — спросил я.

— Не мешай!.. — прошептал Борис.

— Чему? — так же шепотом спросил я.

— Ловить рыбу.

Я молча глядел на сына.

— Поймал! — заорал вдруг Борька, сцепив пальцы. Открыл глаза, поглядел на руки:

— Куда она делась?

— Кто?

— Рыба!

Я опять засмеялся, а Борька сказал:

— Море уходит из глаз. — И прибавил: — Хочу туда!

Что-то убедительное — не фантазия — было в словах мальчишки. Я попросил:

— Расскажи по порядку.

— Лежу, — заговорил Борька, — жду тебя. Ты долго не приходил, у меня начали закрываться глаза. Я сначала боролся, раскрывал их даже пальцами, а потом мне показалось, что я слышу шум. Прислушался и забыл, что надо раскрывать глаза. И тут я увидел море. Близко — летел над ним. Волны шумели. Было все как в кино. Белые гребешки, брызги. Да я… папа, я и сейчас вижу море. Подожди, — Борька закрыл глаза ладонями. — Так лучше, — сказал он. — Море опять пришло. Такое же…

По мере того как Борька рассказывал, перед моими глазами тоже возникло море.

— Брызги так и летят!

Брызги летели.

— Но тогда я увидел рыбу, кинулся к ней, — продолжал Борька.

В воде светлыми лезвиями скользили рыбы.

— Вот они!

Рыбы шли косяком.

— Ой сколько! Счас!.. — Борис поднял руки, растопырил пальцы. — Счас, папа…

Море метнулось нам обоим в глаза. Мелькнула рыба. Борис выкинул руки вперед.

— Промахнулся!.. — жалобно сказал он. И тут же воскликнул: — Пароход!

По волнам рядом проходил пароход. Большие белые буквы блестели на освещенном борту.

— Что написано? Что написано?.. — шептал Борька.

— «Охотск».

— Так ты видишь?

— Вижу.

Борька повернулся ко мне, я тоже раскрыл глаза.

— «Охотск», — сказал Борька. — Бо-ольшой!

В клетке, растревоженные нами, беспокоились птицы. Больше море не появлялось, хотя Борис опять закрыл ладонями глаза и ждал продолжения сна. Сон его не удивил нисколько. Удивил пароход. Меня тоже удивил пароход. Но больше — как можно, чтобы двум неепящим людям приснился одинаковый сон?..

Борис тоже опомнился.

— Почему, — спросил он, — нам обоим приснился «Охотск»? Ты видел, пап, там матросы и капитан. Какой большой! — опять воскликнул малыш. — Так и режет воду, и режет! Кино!.. А если, пап, пароход этот на самом деле? И матросы и капитан? А в каком это море, в нашем или в заграничном?

Я молчал. Меня волновали те же вопросы, что и мальчишку.

— В каком? — допытывался Борис.

Минуту он помолчал.

— Что ты еще заметил на пароходе? — спросил. — А рыба? Совсем живая! Я схватил ее, папа, а в руках ничего!

Борька вертел растопыренными пальцами у глаз.

— Живой сон какой-то, — закончил малыш. — Всe в нем живое… Я к тебе еще приду завтра, ладно? Может, еще увидим…

Я отослал мальчишку спать. Но сам не мог заснуть до утра.

Сон, если это сон, не давал мне покоя. Мало того, что он приснился нам обоим, сыну и мне. Такие сны приходили ко мне все лето. В чем здесь причина?

Борька стал приходить каждый вечер. Всякий раз мы видели море. Стали жить им и бредить. Наступал день — ждали вечера. День тянулся, тянулся…

Незаметно для себя я стал задерживаться дома, на работе мне было невмоготу. Борис перестал гонять на реке, вертелся рядом.

— Пап, а как это? — спрашивал. — Что будет еще?

Дом был заполнен ожиданием, разговорами:

— Вот бы увидеть кита, пап?

Жена наконец заметила:

— Что вы все шепчетесь? И ты, старый, — ко мне, отлынивать от работы начал. Думаешь, я не вижу?..

Не видела она главного. И не хотела видеть. Старшего сына не было — в турпоходе. Какое бы впечатление произвели на него наши сны? А если бы и он тоже?.. Но об этом нельзя помыслить!