Сны о Республике (сборник) (художник Анна Куликова)
Шрифт:
— Капрал! Вы опять? — раздался от входа сердитый голос Дорме, главной помощницы сенатора Амидалы. Её приближения не уловил никто из нас, каким-то образом эта женщина умела ходить абсолютно беззвучно, даже на высоченных каблуках.
— Добрый вечер, Дорме, — улыбнулась Рийо, привстав.
— О, Сенатор… — стушевалась та. — Извините, я не знала, что Вы здесь.
Дорме хотела удалиться, но я догнал её и предложил:
— Не уходи, посиди с нами. Падме ты сейчас точно не понадобишься, гарантирую. Так стоит ли торчать в приёмной?
— Сенатор меня не отпускала, — возразила девушка.
— Правильно,
Помощница слегка смутилась, тем не менее, было заметно, что она польщена. Несмотря на то, что Дорме в детстве училась музыке, своё пение она упорно считала любительским, хотя все хором заявляли, что голос у неё великолепный, и на любой планете, где популярны менестрели, она легко могла бы сделать карьеру. Я уж не говорю о владении инструментом. Кветарра, вроде бы, штука несложная, а и на ней некоторые исполняют мелодии настолько замысловатые, на синтезаторе не всякий повторит. Дорме была именно из тех, кто это умеет. Не то, что я, например: никогда и нигде не учился, знал только то, что пацаны в школе показывали, трень да брень, и вся музыка.
— Хорошо, посижу с вами, — согласилась Дорме. — Только за кветаррой схожу.
Романсами в тот вечер дело не ограничилось. Вейз Тентат, послушав немного, спросил Дорме, не знает ли она другие, военные песни. Оказалось, что некоторые – знала. А пару тех, которые были ей неизвестны, Вейз предложил подобрать "на месте". Его нисколько не смущало, что слух и голос у него, как у любого, кому в детстве вампа на ухо наступил. Тем интереснее было слушать потом те же мотивы в виртуозном исполнении Дорме.
— Эх, слышали бы это ребята из моей четвёрки, — вздохнул Тентат. — Годрик Латума, Квен Ипорри, Ледран Анч…
— Мы можем отправить им запись, — предложила Дорме.
— Латума совершенно оглох после того абордажа, — печально ответил капрал. — А туда, где теперь Ипорри и Анч, письма не дойдут.
— Прости, я не знала.
— Пустое. У десанта ведь как: невредимым вернулся – удача, а всё остальное – судьба.
Рийо встряхнула особым образом левую руку, и индикатор её комлинка высветил точное время.
— О, — сказала она. — Думаю, мне пора. Осока, тебя подвезти?
— Да я сама доберусь, — отмахнулась та. — Тебе ведь в другую сторону.
— То есть, поедешь на "магнитке"? — Рийо нахмурилась. — В такое время? Как видно, тебе неймётся подраться. День без потасовки – зря потраченное время?
— Ну, что ты сразу так? — Осока покосилась на меня и с неудовольствием добавила: — Далеко не всякая поездка на "магнитке" поздно вечером кончается дракой. Только если кого-то грабят или насилуют…
— А это происходит ежедневно.
— Уговорила. Но, чур, не прямо в ангар. Высадишь меня на краю площади.
— Другое дело! Алекс, а тебя подвезти?
— О, нет, вот Алекса, как раз, не надо, — ответила за меня Осока.
— Я живу здесь рядом, — объяснил я.
— В этом квартале? — уточнила Рийо.
— Нет, прямо на этом этаже, — улыбнулась Осока.
— Падме выделила для меня неиспользуемое помещение, — сказал я.
— Можно посмотреть? — попросила панторанка.
— Да, прошу, проходите.
Колоннада центрального прохода начиналась глухими проёмами
с тяжёлыми портьерами в них. В следующем проёме слева находилась дверь, правый – опять-таки скрывался за портьерой. Посетители не знали, что точно такая же дверь есть и здесь.— На той стороне всё симметрично, — пояснила подруге Осока, — так что, можешь догадаться о планировке.
— А я там не бывала, — пожала плечами Рийо.
— В кабинете сенатора Амидалы не бывала?
— Нет. Мы как-то всегда видимся наверху.
— Тогда смотри. Эта комната, где у Алекса стол и рехен, соответствует приёмной. Дальше – кривой тамбур и спальня. Прямо под спальней Падме. На той стороне в такой же ротонде расположен официальный кабинет.
— Неплохо, — улыбнулась Рийо. — Довольно просторные личные апартаменты. А куда ведёт вот эта дверь?
— А вот, — я коснулся пульта. — Здесь шкафы для одежды и санузел, тоже как у Падме. А эта лестница – выход. Спускается на этаж ниже, в коридор к запасному турболифту.
— Он расположен в трубе под верандой, туда есть выходы из каждой квартиры любого этажа, — подсказала Осока.
— Так у Сенатора в кабинете тоже есть такой чёрный ход? — спросила Рийо.
— Да. И она просит об этом не распространяться.
— Ну, разумеется, — кивнула панторанка. — Посторонним об этом знать незачем.
Ни Дорме, ни Тентата на веранде уже не было. Зато у "тарелки" внешней части, той, что и опиралась на трубу запасного лифта, упомянутого Осокой, висел спидер представительства Панторы, и водитель выжидательно смотрел на нас.
— Забирайся, — велела Рийо Осоке.
— Пока, Алекс, — сказала та и нырнула внутрь.
— До свидания, Алекс, — улыбнулась Рийо. — До скорого, надеюсь.
— Ну, конечно. В любое время, когда будешь свободна, — совершенно искренне ответил я. Права была Осока, с Рийо очень приятно общаться, и, в отличие от Баррисс, я вовсе не возражал против дружеских отношений с ней. Возможно, получилось бы и что-то большее… если бы мне не нравилась другая. Другая… Провожая взглядам спидер, исчезающий в мириадах ночных огней Корусанта, я вздохнул. И поплёлся в свои "личные апартаменты" спать.
На следующий день, приехав из университета, я по индикатору на панели домофона обнаружил, что Падме дома, и пошёл её искать. Далеко идти не пришлось, она сидела на кольцевом диване веранды и работала. Вернее, пыталась. Увидев выражение глаз кузины, я с ходу спросил:
— Опять посрались?
— Грубый ты, — вздохнула Падме, видно было, что на полноценную выволочку сил у неё нет.
— Зато точный. Извини, не политик, реверансам не обучен. Из-за чего на этот раз?
— Он меня не понимает, он… И так ему говорю, и эдак, а он своё гнёт, будто не слышит!
— Странно это. Почему мне ты объясняешь, и я понимаю?
— Ты брат.
— А он м… — увидев, как сверкнули глаза кузины, я прикусил язык: про "мужа" на открытой всем ветрам – и любой прослушке – веранде упоминать было опрометчиво. Вывернулся: — м…ежду прочим, твой парень.
— Ну, вот не получается! — она взмахнула руками так, что несколько листов флимсипласта спланировали на полированный мрамор пола. — Что мне делать, братишка?
— Не знаю, — вздохнул я, собирая рассыпанное. — Если уж ты ничего придумать не можешь, что я-то? Я его и не знаю почти.