Сны о Республике (сборник) (художник Анна Куликова)

Родственники не сразу, но обратили внимание на мои постоянные отлучки. Однажды вечером мама и тётя Бель с пристрастием поинтересовались, где я всё время пропадаю. Я пробовал уйти от ответа, да где там! Никакие доводы, что ничего дурного я не делаю, и что это не мой секрет, не помогли. Пришлось сказать правду:

— На самом деле, я помогаю Падме. Во дворце.

— Надо же! — ехидно умилилась тётя.

— Ничего более правдоподобного не мог придумать? — подхватила мама. — В общем, завтра из школы – домой! Проверю.

Конечно, я тут же рассказал обо всём Падме, по комлинку.

— Ах, вот как? — нахмурилась она. — Ладно же. Завтра сбежишь с последнего урока и придёшь пораньше.

— А мама?

— Мамам, обеим, будет не до тебя. Прилетит посол Мириала, и они приглашены на вручение верительных грамот, хотя пока об этом и не знают, — кузина лукаво подмигнула. — Устроим им театр!

Церемония вручения верительных грамот не особенно длинная, во всяком случае – для самой королевы. Послы и гости прибывают в зал заблаговременно, первые – через главные двери зала, вторые – через боковую, и ждут назначенного времени. Королева выходит к ним с противоположной стороны, принимает грамоты, затем дипломатов угощают традиционным бокалом вина. Всё так и произошло, после чего к моим родителям, дяде Руви и тёте Джобель подошла одна из фрейлин и писклявым голоском сообщила, что их желает видеть Её Величество. Было очень весело наблюдать, как в малой приёмной мнимая фрейлина сняла с головы капюшон и оказалась самой Падме. А королева спросила голосом, хорошо знакомым всем присутствующим:

— Ну, как, сестра, я нормально справился?

— Идеально, — похвалила Падме, пока остальные родственники пытались подобрать с пола отвалившиеся челюсти.

В общем, снимать королевскую "сбрую" в тот раз мне помогли мама и тётя. Затем был банкет, где Падме выступала в роли самой себя, а я – одной из фрейлин. Я очень старался, и этот импровизированный экзамен сдал на "отлично". Больше мне никто из родных не запрещал ходить во дворец к кузине, при условии, что учиться я буду не хуже, чем раньше. Фрейлины вскоре окончательно записали меня в младшие подружки и лишь время от времени спохватывались, что я, вообще-то, парень. Пару раз, когда официальные визиты королевы совпадали с моими каникулами, Падме брала с собой и меня. Так продолжалось два с лишним года. До тех пор, пока я не перерос сестрицу и её фрейлин настолько, что замаскировать это за счёт разницы в каблуках стало трудно. Помню, как жутко я тогда злился на свой организм – не мог подождать расти ещё годик! Но, оказывается, у Падме на этот счёт существовал собственный план действий. Однажды она пригласила к себе губернатора, руководителя дворцового протокола и начальника охраны и раскрыла перед ними моё инкогнито. Выждав, пока все трое придут в себя, кузина очень вежливо попросила их помочь. Губернатор Библ и руководитель протокола Дантай выразительно, я бы даже сказал, нецензурно, посмотрели на капитана Панаку – куда ж ты смотрел, хаттов ты сторож… Затем Библ тяжело вздохнул и сказал, что, с учётом моей осведомлённости в дворцовых делах и необходимости Её Величеству заниматься моим воспитанием, не видит причин запрещать мне доступ во дворец. Чопорная Азура Дантай воздела глаза к потолку, тем не менее, тоже не стала спорить. Впрочем, позволять мне находиться во дворце без "надлежащего контроля" она не собиралась. Это выяснилось с первых же дней, как я начал приходить к Падме, не маскируясь под фрейлину. Госпожа Дантай была со мной очень вежлива, почти ласкова… и постоянно делала замечания. Дескать, я веду себя "неподобающим образом", когда запросто общаюсь с фрейлинами, или отвлекаю кузину от дел. Похоже, то, что за прошедшие два года я ни разу не прокололся, она считала не моей заслугой, а… не знаю, случайностью, что ли. Или результатом постоянной опеки других фрейлин. Ну, я-то её уже достаточно изучил и при каждом удобном случае старался показать, как хорошо знаю обычаи и протокол. В конце концов, "старуха", как звала эту солидную, но совсем не старую, на мой взгляд, женщину ехидная Эритаэ, всё же вынуждена была признать, что никому-то я не мешаю. И оставила меня в покое.

По окончании королевского правления Падме как-то очень быстро была назначена сенатским представителем при Хорасе Вансиле, а затем, мы и глазом моргнуть не успели – избрана Сенатором на его место. Жила она, в основном, на Корусанте, на Набу прилетала редко, и я опять виделся с ней, в основном, через проектор комлинка. Кузина постоянно повторяла мне: учись, учись, учись. А я что делал? В старшей школе, если хочешь потом получить нормальное образование, особенно бездельничать некогда. Конечно, я скучал. И обижался, когда Падме вместо того, чтобы поговорить просто, присылала мне какие-то тесты, задания, просила решить. Глубокий стратегический замысел сестры я понял только в выпускном классе, когда однажды, решив очередную кипу задач, услышал от Падме, что это, вообще-то, предварительные испытания Корусантского университета, и я их только что успешно сдал.

Сейчас, глядя на просторное платье с капюшоном и переходом от густо-оранжевого цвета вверху к почти золотистому у подола, в котором Падме изображала собственную фрейлину, я сразу вспомнил нашу первую официальную церемонию. Сабе в роли королевы, Эритаэ и Яна слева от неё, Падме и я – справа, Саче – возле входных дверей. Тогда мне было немного страшновато, э, да что там, я отчаянно дрейфил и незаметно сжимал под широким рукавом надёжную руку сестры.

— Вот не думал, что ты его сюда привезёшь, — сказал я. — Зачем оно тебе?

— Просто как память. Я его ещё во время блокады носила.

— Ах, так это другое, самое первое? В котором ты с Анакином познакомилась?

— Не совсем. То есть, Анакин меня в нём видел, конечно, но, когда мы первый раз пришли в мастерскую Уотто, на мне был другой костюм. А в этом платье я познакомилась с другим мужчиной.

— Ну-ка, ну-ка, — заинтригованный, я даже привстал.

— С Джа Джа Бинксом, — засмеялась она.

— Ох. Я-то думал… — я снова откинулся на кровати.

— А-а, согласись, я тебя всё-таки подловила! — донельзя довольная Падме снова сложила оранжевое платье и убрала в шкаф. — Так. Знаю, что мне надеть.

— Твоему Величеству помочь? — с готовностью предложил я.

— Валяйся пока, сама справлюсь.

Наряд, выбранный Падме, был достаточно простым и, в то же время, эффектным. Бледно-сиреневая блуза с широкими рукавами, такого же цвета тоненькие облегающие брючки, а поверх этого – свинцового цвета куртка без рукавов, но с капюшоном, и длинная юбка нараспашку. Волосы Падме заплела в простую косу, позвала меня:

— Закрути, пожалуйста, в спираль вот здесь. Нет, повыше.

Делать кузине сложные причёски мне не доводилось, а с таким элементарным заданием я справился аккуратно и быстро: уложил косу, закрепил её шпильками. Придирчиво оглядев себя в зеркале, Падме кивнула: всё нормально.

— Сам-то ты так вот в этом и пойдёшь? — спросила она.

— Нет, конечно. Пока ты красишься, пойду, переоденусь.

— Можно подумать, мне столько краситься!

— Так и мне не столько одеваться.

— Нахал, — во второй раз за этот вечер сказала Падме.

Из моей квартиры мы спустились ещё на один этаж, в тесный глухой коридорчик, освещённый резким чуть зеленоватым светом диодных ламп. Сюда выходили три двери – моя, с лестницы кабинета сенатора и из апартаментов этого этажа. На предыдущих, нижних этажах в этом конце только одна дверь, поэтому и коридор такой узкий. Коридор переходил в площадку с дверьми турболифта и чёрного хода из двух более скромных квартир, расположенных, соответственно, в левом и правом крыле большой башни здания. Как и в апартаментах, в каждой из квартир был доступ к двум турболифтам на наружных торцах башни, поэтому внутренним пользовались редко. Вот и теперь кабина так и стояла на верхнем этаже с той самой минуты, как я поднялся на ней после лекций. Стенки её были непрозрачными, за исключением полосы напротив двери: смотреть в глухой пермакритовой трубе особенно не на что. Такова плата за прочность и надёжность этого лифта, в отличие от открытых основных. Впрочем, и здесь строители ухитрились сделать нечто оригинальное. Против транспаристиловой секции кабины во всю высоту шахты была выполнена голографическая картина, потрясающая по глубине перспективы. По мере спуска кабина словно бы приближалась к планете с орбиты. У середины башни картина затуманивалась, изображая облака, а ниже другая голограмма показывала панораму города, каким он был во время строительства здания – без соседних башен и хаотичной застройки внизу.

Едва мы вышли из подъезда, к Падме, путаясь в полах длинного пальто из синтетического материала, кинулся круглолицый, наполовину лысый мужчина средних лет. Он не выглядел опасным, и всё же, я сделал шаг вперёд, готовый загородить кузину собой. Мужчина это заметил, сбавил темп и остановился в нескольких шагах.

— Сенатор Амидала, какое счастье! — воздев руки к небесам, словно узрел спустившуюся оттуда богиню, запричитал он. — Я-то надеялся встретить кого-нибудь из Ваших помощниц, а тут Вы… Прошу, уделите мне буквально пару минут.

— Сударь, — Падме строго посмотрела на него. — Сенаторы, конечно, служат народу, но нельзя же лишать нас сна и отдыха? Приходите в Сенат, и я с радостью выслушаю Ваш вопрос, не на ходу, а в подобающей обстановке.

— Увы, мне сказали, что у меня недостаточный приоритет…

— Стоп. Какой сектор, какая планета?

Мужчина назвал.

— А к своему Сенатору обращались? — спросила Падме.

— Да. Он не желает в это встревать. Между тем, вопрос-то общегалактический. Работодатели не хотят платить за увечья.

— Мы как раз сейчас рассматриваем этот закон и близки к финалу. Не волнуйтесь, он будет принят в течение двух недель.

Мужчина помотал головой:

— Нет. Дело не в увеличении выплат, а в том, что они вообще не платят. Нашли способ.

— Рассказывайте, — королевским тоном велела Падме. — Только в двух словах.

— Да-да, я кратко, а фактические материалы вот здесь, на кристалле.

И мужчина, действительно, кратко и доходчиво поведал, что в последнее время по Республике прокатилась волна судебных дел, как из копировальной машины. Работник получает травму, фирма подаёт на него в суд за халатность, судья признаёт его виновным, а работодатель тут же вносит прошение не наказывать работника, поскольку он и так пострадал. Бедняга уходит довольный тем уже, что его не заставили выплачивать "ущерб", и об оплате лечения не заикается.