Сны о Республике (сборник) (художник Анна Куликова)

Слёзы вновь покатились из её глаз.

— Но ведь напали. Нашли, — сказал я. — И всё позади. Ты снова дома.

— Угу, — кивнула она. И, неожиданно шагнув вперёд, уткнулась лицом мне в плечо. Пальцы её вцепились в рукава моей куртки так, словно я был единственной опорой в её жизни. Мне ничего не оставалось, как обнять её.

— Ну, вот, совсем другое дело. А то ведёте себя, как посторонние! — услышали мы. Осока стояла в дверях, прислонившись к комингсу, и улыбалась.

Рийо отодвинулась от меня, вернее, только обозначила движение, не убирая рук. Посмотрела на подругу, произнесла тихо:

— Надеюсь, ты не сердишься?

— С чего бы? Разве нам с тобой плохо было вместе?

Панторанка покачала головой, заливаясь густым лиловым румянцем. Ничего себе, новость, изумлённо подумал я. А Осока шагнула к нам ближе, коснувшись меня плечом, погладила Рийо по руке и продолжала:

— Так неужели мы будем ссориться из-за парня, которому обе нравимся? Верно ведь, Алекс?

— Ну… Верно, конечно, — протянул я. — Вы у меня обе просто замечательные.

— Видишь? — подхватила Осока. А у меня появилось стойкое ощущение, что мою судьбу решают без моего участия. В который уже раз, кстати. И я решил вставить свои пять копеек:

— Дамы, а вы уже решили между собой, кто будет топить печь, мести горницу, кто ходить за стадом, а кто работать в ого…

Дынц! Кулаки обеих с завидной синхронностью впечатались в меня с двух сторон: Осокин – в бок под рёбра, Рийо – в живот.

— Уй, — простонал я, хотя больно почти не было. — Всё. Понял. Пилить будете вдвоём.

— Пилить?? — воскликнула Осока. — Интересно, это когда я тебя пилила? Я и не умею. Хотя, если будешь брюзжать, могу научиться.

— Не самое полезное из умений, на мой взгляд, — улыбнулась Рийо.

— Тебе полегче?

— Значительно.

— Вот и славно. Только, давай, делами ты сегодня больше заниматься не будешь?

— Я и не собираюсь. Кстати, мы уже за светом?

— Пока нет, — ответила за Осоку Падме. На этот раз она не стала рисовать себя в воздухе рядом с нами, а заглянула в закуток через дверь. — Я задержала прыжок. Алекс, тебе звонили из дома, там какая-то повестка пришла.

— Судебная? — удивился я.

— Нет, из военкомата.

Я удивился ещё больше. Священный долг Родине я, признаюсь честно, отдавал в весьма щадящем режиме: три года на военной кафедре и два раза по месяцу на учебных сборах. После чего искренне полагал, что меня оставят в покое. Военную специальность мою нельзя было назвать остродефицитной, так как спутников у нас запускали от года к году всё меньше, наземные пункты управления закрывались один за другим… Может быть, после смены президента и "в консерватории" что-то начало меняться? Родители, во всяком случае, говорили, что политический курс за последний год заметно смещается, вызывая всё большее неудовольствие у зарубежных "заклятых друзей". В такой ситуации усилить боеготовность всех стратегических сил – ракетные войска, ПВО, космос – вполне логичный шаг. А может, и хуже – действительно, что-то затевается. Кавказ ведь никуда не делся, Ближний Восток тоже, да мало ли, из-за чего могут сцепиться мировые державы? Подумав обо всём этом, я потёр подбородок и сказал:

— Надо, пожалуй, выяснить, что к чему.

— Обязательно, — поддержала Осока. — Возможно, даже слетать туда, чтобы не выглядеть дезертиром.

— И это тоже, — кивнул я. — Падме, набери, пожалуйста, ко мне домой. Посмотрим, что за повестка, и что в ней написано.

Пустынный ветер

5 ДБЯ. Короткая зарисовка, воспоминания о третьем эпизоде и кое-что ещё. Посвящение: You shouldn't resurrect Maul, Dave. Now blame yourself...

Климат на этой планете весьма далёк от того, что большинство разумных существ Галактики сочли бы комфортным для проживания. Жарко здесь бывает даже во время года, называемое обычно зимой. Лишь на закате температура начинает снижаться, и к утру пустыня, бывает, замерзает до звонкого похрустывания под ногами. Летом же прохлады не приносит и вечер, к пеклу добавляются пыльные бури – когда на час, а когда и на несколько суток. Во время этого буйства песка воздух даже в помещениях наполняется мелкой, подолгу висящей в воздухе пылью. Затем она медленно оседает, делая все предметы в комнате желтовато-седыми от покрывающего их налёта. Спасают от этой пыли, разве что, герметичные переборки. Или правильно устроенный вход в жилище, остающийся с подветренной стороны при любом из господствующих ветров. Именно так был сделан дверной проём в маленьком домике, выстроенном в скалах на юго-западном краю Дюнного Моря. Его владелец и единственный обитатель тоже страдал от вечной жары и пыли, но никогда не жаловался. Может, оттого, что жаловаться было, в сущности, некому, кроме пустынных попрыгунчиков, пробегающих мимо на водопой. А может, оттого, что его слишком хорошо научили "стойко переносить тяготы и лишения". Вот он и переносил, сезон за сезоном, год за годом. Что, в сущности, ему надо для жизни? Еда имеется, хоть и не слишком много – вон, бегает в скальных каньонах на четырёх конечностях, выискивая растительность и грибы. В подвале дома установлен небольшой генератор, дающий энергию. Около задней стены кухни возвышается преобразователь, чтобы конденсировать воду из атмосферы. Парадоксально, но сухой, вроде бы, воздух планеты из-за высоких температур несёт довольно много влаги, и её можно добыть при охлаждении. Так делают здесь все разумные существа, кто при помощи технологий, а кто – примитивных куполообразных сооружений, на одном из древних языков именуемых сардоба… Раз в стандартный год человека встречал в условленной кантине хмурый техник Службы, похожий на контрабандиста. Выслушивал пароль, кивал и произносил короткую фразу, мол "машина исправна, вот новые шифры". Техники всякий раз бывали разные, но выражение лиц у них было одинаково угрюмое. Сколько уже было таких встреч? Одиннадцать? Да, именно так, одиннадцать из четырнадцати, ещё три состоялись на других планетах, куда отшельник прилетал по неотложным делам. Его и этому обучили очень хорошо: когда просят твоей помощи, не отказывай, ведь кто, если не ты?

Наверное, он мог бы остаться на одной из тех, более благоустроенных планет, и никто бы его не осудил, в том числе, его старый учитель, давно ушедший в Силу. Но отшельник всякий раз возвращался в этот неуютный мир, продолжая тихую и размеренную жизнь затворника. Окрестные жители считали его чудаком, сумасшедшим, кое-кто за глаза называл колдуном. На вид он выглядел гораздо старше своего возраста – сказывались и бесконечные скитания по Галактике в юные годы, и война, и всё, что произошло после неё. А ведь не так давно ему исполнился всего пятьдесят один, меньше половины срока жизни, отпущенного статистикой "среднему" человеку… Изредка он выбирался в какой-нибудь из местных городков, чтобы хоть немного побыть в обществе других разумных. Бродил по рынку, покупал самое необходимое, перед тем сбыв кому-нибудь из перекупщиков свои нехитрые поделки. Он делал их долгими жаркими днями в мастерской своей хижины из камня, кожи, кости, корневищ пустынных кустарников – всего, что попадалось под руку. Кроме одного, дерева джапор, прикоснуться к которому ножом до сих пор не мог себя заставить. Перед тем, как вернуться обратно в скалы, отшельник заходил в одну из кантин, где, пропустив пару дрынков, подолгу слушал местные сплетни. В доме отшельника имелся вещательный приёмник Голонета, но включался он крайне редко. Человек предпочитал просмотру имперских, да и "независимых" новостей длительные медитации, в ходе которых Сила разворачивала перед ним картины действительно важных событий настоящего и возможного будущего. То почти чёткие, то смазанные и неясные настолько, что трудно было понять, о чём именно говорит – или предупреждает – посредством них Сила. Впрочем, и они могли быть полезны, в определённом смысле слова. Во всяком случае, давали пищу для размышлений.

И всё бы ничего, если бы время от времени с Дюнного моря не начинал дуть ш'рав – обжигающе-горячий и очень сухой ветер, не сопровождаемый тучами песка и пыли. Его ровный, словно из плавильной печи, жар слишком сильно напоминал отшельнику совсем другой жар – раскалённой лавы Мустафара. Наставники с детства учили будущего джедая одному мудрому правилу: "Не сожалей о прошлом, смотри в будущее". И Оби-Ван Кеноби, рыцарь и Магистр разгромленного ныне Ордена, поступал именно так. Не сожалел, но делал выводы. И помнил каждую деталь, каждую мелочь, ведь без памяти нет разума, это тоже истина, не требующая доказательств. Чувствуя на лице горячее дуновение ш'рава, Оби-Ван вспоминал. Не только Мустафар, но и Корусант. Башню сенатских апартаментов, круглую площадку балкона пентхауса, освещённую лучами нового дня, Дня Империи, как называли его теперь.

— Когда ты в последний раз его видела?

— Вчера видела.

— А ты знаешь, где он сейчас?

— Н-нет…

— Падме! Мне нужна твоя помощь. Он в большой опасности.

— Из-за сита? — она резко оборачивается, смотрит ему в глаза.

— Из-за себя, — отвечает он, успев проглотить другую, едва не вырвавшуюся фразу "он сам теперь сит". Берёт её за плечо, произносит мягче, обтекаемее: — Падме, Анакин обратился к Тёмной Стороне…

— Неправда! — вспыхивает она. — Как Вы можете так говорить?!

— Я видел… голограмму охранной системы. Он там… убил юнлингов, — он машинально прикрывает рот пальцами, снова не сказав всего. Объёмное изображение, записанное с камер наблюдения, всё ещё крутится у него перед глазами, словно зависший рекламный ролик фильма ужасов. Фраза "Уничтожьте всех до единого, никто не должен уйти", брошенная клон-коммандеру Аппо у входа в Храм. Меч, разрубающий юнлинга, стремительный каскад ударов короткой схватки с падаваном. Её хорошо учили, эту девочку, она выстояла против мастера больше десяти секунд! А тот, нанеся смертельный удар, в ярости рубанул несколько раз уже лежащее бездыханное тело. И трупы, сотни трупов, виденные магистрами в залах, коридорах и на лестницах Храма. В основном, ученики, так как большинство взрослых джедаев находились на фронте, и техники, со своими игрушечными гражданскими бластерами бессильные против профессиональных воинов в броне.

— Это не Анакин! Это не он… — первую фразу она почти выкрикивает, вторую – почти шепчет, уже понимая, что всё правда.

— Он угодил в сети обмана, как и все мы. Всё, что произошло – дело рук канцлера, в том числе, и война. Палпатин – владыка сит, которого мы искали. После гибели графа Дуку Анакин стал его новым учеником.

Она держалась хорошо, очень хорошо, сказывались многолетние привычки публичной персоны… до этого самого момента. И она порывисто отворачивается, чтобы он не видел замешательства на её лице, чтобы успеть сморгнуть подкатывающие слёзы. А когда вновь смотрит в его сторону, взгляд её блуждает, неспособный сконцентрироваться в одной точке: