Сны Персефоны

— Радуйся, Зигия,[3] — робко начала Афродита, подходя к ней.

Вообще, они с Герой друг друга не то чтобы не любили, но вежливо недолюбливали. Но Гера все же понимала, при этом, что богине Браков сложно обойтись без помощи богини Любви. И даже в личных отношениях с Зевсом пользовалась услугами Афродиты. Та же, в свою очередь, всегда могла рассчитывать на помощь и поддержку Владычицы. Ссориться им было нельзя. Приходилось держать нейтралитет.

— Радуйся, Киприда, — отозвалась Гера, и в голосе её звучали грусть и усталость.

— Почему мы здесь? — начала Афродита без обиняков.

Гера пожала плечом. На молочно-белой коже красовался едва заметный длинный шрам — бичевание кнутом из драконьей кожи не проходит бесследно даже для богини.

Афродита сглотнула и отвела взгляд. Ей не хотелось вспоминать те события, потому что невольно накатывала жалость. А жалости — простой, бабьей, слезливой — Гера не терпела. Ей полагалось величественное сочувствие. Но сочувствовать, особенно — величественно, Афродита не собиралась.

Гера же, продолжая смотреть в пространство, устало проговорила:

— Я не знаю, тебе лучше спросить об этом у Зевса с Посейдоном. Вон они, — царица Олимпа кивнула в сторону большого зала, откуда доносились мужские голоса, спорящие на высоких тонах, — грызутся за сферы влияния. Если они у нас теперь будут, эти сферы…

— И всё-таки, — настаивала Афродита, — ты знаешь больше, чем мы все! Скажи!

— Да что тут говорить, — зло выпалила Гера, — кажется, тирания Зевса надоела людям, — она злорадно прищурилась: ничего, мол, будет и на моей улице праздник! — смертные призывают новых богов. Вернее, бога. Они зовут его Единым.

— Единым? — недоумённо произнесла Афродита. — И как же он справится со всем, что мы делим между собой? Разве возможно вместить в себя сразу столько сутей?

Она мотнула головой, чтобы отогнать видение, в котором Единый пожирал их всех, как Крон — своих детей.

— Люди помогут ему своими молитвами. Он станет очень сильным.

— И поэтому мы убежали? — Афродита не понимала: с этим Единым разве нельзя сражаться? И не таких повергали, когда вставали вместе, спиной к спине. И титанов, и гигантов, и Тифона.

Гера хмыкнула, но скорее печально и как-то обречённо.

— Наверное, мы бежим от себя. Потому что понимаем: нам нечего противопоставить ему.

Продолжать Гера не стала, развернулась, зябко передёрнув плечами, хотя воздух вокруг был по-настоящему раскалённым, и пошла в сторону большого зала, где всё ещё кипел спор царственных братьев. Оставив Афродиту таращиться в свою ровную спину и хлопать глазами.

Что ж, с Герой не вышло. Значит, будем допрашивать мужа.

Тут оказалось проще: достаточно было, услышав тяжелую поступь колченогого бога, соблазнительно прилечь на ложе, чуть оголив стройную ножку, томно похлопать ресницами, позволить бретельке сползти чуть больше дозволенного и вот уже…

Гефест, шумно дыша, опустился на колени у ложа. В глазах горел чистый огонь восхищения и того желания, которое возносит, а не унижает женщину, показывая ей: для меня — ты единственная, других не существует.

Он осторожно взял в руки изящную маленькую ступню и прижался губами к точеной щиколотке, а потом — начал целовать каждый пальчик, нежно всасывая один за другим по очереди…

Афродита прикрыла глаза, наслаждаясь изысканной лаской. Мало кто на Олимпе мог вообще представить, насколько нежным и при этом чувственным умеет быть, казалось бы неотесанный и грубый на вид Гефест.

Она поднялась, села, запустила пальчики в его густую тёмную шевелюру, нашла губы и поцеловала сама.

Главное, чтобы не взбесился от радости.

Но нет, отстранился. Смотрит насторожено. Не поверил.

— Что случилось, Дит? — спросил между тем взволновано. Сел рядом, из-за чего кровать жалобно скрипнула.

— Мне страшно, Гефест, — она прижалась к нему, склонила голову на грудь, вся сжалась. Её тут же сгребли в охапку, закрывая от бед и напастей. — Почему мы убежали? Что происходит? Ты обещал рассказать.

Чуть больше слёз в голос, можно и глазками поблестеть. Вот, всегда действовало, и теперь тоже — её целуют, баюкают, бережно кутают в одеяло.

— Не переживай, Дит, это — мужские игры. Не для такой нежной девочки, как ты. Отдыхай, развлекайся, найди друзей.

Она прохныкала и потёрлась щёчкой о волосы у него на груди, топорщившиеся из-под сбившегося хитона.

Но Гефест свёл густые брови к переносице и сжал губы в тонкую линию. Он умел быть грозным, и Афродита не стала испытывать терпение Ананки. Просто увлекла мужа на ложе любви. И Гефест доказал ей, что то был правильный выбор.

Утром, разомлевшая от тех нежностей, что ей наговорил Гефест, уходя куда-то по важным делам, и его горячих поцелуев — самая красивая! самая желанная! самая лучшая! — Афродита, улыбаясь сияющей пустоте в голове, бродила по окрестностям владений египетских богов.

Спустившись к ручью, чтобы освежить лицо — ну и жарко же здесь! как бы ни испортилась её безупречная кожа! — она не сразу заметила старика, сидящего у самой воды на камне. Он невинно болтал босыми ногами с узловатыми пальцами, чуть задевая прозрачные струи.

Лишь когда Афродита совершила омовение, и тонкая одежда, намокнув, обрисовала изящные совершенные формы, незнакомец позволил себе привлечь её внимание, закашлявшись.

Афродита вздрогнула и отпрыгнула, инстинктивно прикрыв руками облепленную мокрой тканью грудь.

Старец хохотнул, хрипло и как-то каркающее.

— Что ты, девонька! Меня ль бояться? Прелесть твоя, конечно, велика, но ласкать столь юную особу я могу разве что взором.