Сны Персефоны
Шрифт:
Она снова ощутила это — тёмное отчаяние, что давило на плечи, гнуло спину, оседало горечью на губах.
Персефона отстранилась, заглянула в бездну чёрных глаз, грустно улыбнулась и тихо произнесла:
— Так нужно — ты знаешь. Я должна. Ради нашего мира, ради нашего сына.
И без того тонкие губы мужа сжались в узкую линию, а руки — в кулаки. Весь его вид словно говорил: почему ради спасения мира жертвовать должен снова я?
Но сказал он совсем другое:
— Иди,
Она попятилась — хотела до последнего держать зрительный контакт. Круг Перерождений, уже призванный Пеаном, мерцал за её спиной, кидая на окружающее зеленоватые отблески. И в этих бликах Аид выглядел почему-то хрупким, одиноким и нереальным.
Шаг… Ещё шаг…
А вот и граница круга.
Ещё шаг — и зелёная световая завеса скрыла от неё метнувшегося к Кругу мужа, поглотила его отчаянное «нет».
А потом её саму затрясло, будто внутри неё поселилась сотня сбрендивших титанов.
Реальность затряслась и рассыпалась на осколки.
С неё разлетелась и Персефона.
Её игра закончилась. Начиналась новая игра, для нового существа, в которое она перерождалась сейчас…
Вначале был туман.
Изменчивый, туман с картинками, туман-кривляка. Он клубился, свивался в спирали и постепенно густел. Потом креп, уплотнялся, превращаясь в полотно — в ткань Мироздания.
Взмахнули ножницы — Ананка взялась за рукоделье.
Чик-чик, шурх-шурх — получилась фигура, нечёткая, с рваными краями. Ананка полюбовалась — выходит неплохо. Вырезала ещё одну. Теперь можно взять у мойр нити и сшить обе части. Набить, обрезать хвостики, подправить. Вот уже и видны очертания тонкой девичьей фигурки. Ананка черпнула меди у осени и зелени у весны — создала волосы и глаза. Девушка получилась красивой, но уж слишком лёгкой, беспечной. Такая только и способна бегать по лугам, собирая цветы и вознося гимны солнцу. Но Ананка уже внесла в свой свиток её судьбу — быть той Царицей Подземного мира, а значит, ровней царю и Владыке. Нужно добавить немного металла, немного стремительности, каплю упрямства и унцию тьмы. Отлично, можно отпускать.
Эта — дойдёт до цели, пробьётся, как росток через толщу земли, прорастёт, окрепнет и будет давать плоды…
Ананка тихо рассмеялась и исчезла.
…девушка брела в темноте.
Почему-то идти было важно — вперёд, не останавливаясь. Там ждало нечто важное — она не знала ему названия, но непременно должна была дойти. Она знала — там обретёт имя, суть, предназначение.
Она упрямо шла, не обращая внимания на усталость, на стёртые в кровь ноги…
Потом… потом… когда дойдёт… отдохнёт… её будут носить на руках…
Шаг… ещё шаг… ещё маленький шажок…
Как тяжело, но надо идти.
И вот тьма истончилась, пошла дырами, в которые ринулся свет.
Такой яркий, всё ярче и ярче.
Девушка инстинктивно вскинула руку, закрываясь от него. И вдруг поняла — она видит свои пальцы!
Она добралась! Осталось совсем чуть-чуть!
Со светом пришло и имя: Кора…
Нежным шелестом сорвалось оно с материнских уст.
И девушка рванула вперёд, на зов.
Женщина с тяжёлыми золотистыми косами выступила ей навстречу — величественная, строгая, но не для неё. Для неё — сияющая, лучащаяся любовью…
— Кора, девочка моя! Как же долго ты шла ко мне в этот раз!
Они шагнули друг к другу, обнялись…
И вдруг женщина пошла зыбью, завибрировала и исчезла…
Тогда Кора услышала другой голос и другое имя:
— Персефона, Весна моя, иди сюда.
Говорил мужчина, и в его тоне нежность переплеталась с властностью.
Девушка оглянулась.
Он стоял поодаль, ветер играл чёрными, как мрак Эреба, одеждами. Черны были так же его волосы и его глаза.
Лишь на миг ей стало страшно, но затем она отбросила сомнения — пошла к нему, и оказалась в крепких надёжных объятиях.
Уже не девушка — жена, царица…
Но и мужчина, что казался таким надёжным, вдруг растворился. Ей осталось лишь хватать воздух в том месте, где он только что стоял.
— Мама! Мамочка! — позвали её вновь.
Появился худенький мальчик, с темными волосами, в которых прятались смешные рожки.
Сын! Её драгоценное дитя! Плод невозможной и неправильной любви.
Она рванулась к нему, обняла, прижала к себе.
Такого родного, милого, ненаглядного…
Но и мальчишка — канул в небытиё.
Осталась только Она — тёмная, уродливая, злая. Разрушительница. Смотрела, скалилась, показывая острые зубы, выставляла когти, отточенные, как ножи.
— Ну что, глупая, ты не приняла мою силу. Теперь я разорву тебя в клочья.
Кора-Персефона — дочь, жена, царица, мать — лишь усмехнулась:
— Ты не сможешь, ты слишком слаба!
— Да что ты говоришь, негодная! — взметнулись чёрные лозы с огромными шипами. Ядовитыми змеями кинулись вперед.
Кора-Персефона приняла их голыми руками, и те рассыпались в прах…
Разрушительница завыла, забесновалась.
— Как! Как ты смогла!