Соавторы

В этот вечер Глафира Митрофановна гостей не ждала, Глебушка уехал на какое-то празднование, вроде он говорил, что издательство отмечает свое десятилетие, и вернуться должен был часов в девять, не раньше. Ужин готовить не велел, сказал, что там будет фуршет и вернется он не голодным. Старая Глафира подумывала, не пойти ли ей домой: квартира прибрана, ужинать Глебушка не будет, продукты для завтрашнего дня куплены, чего ей тут дожидаться? Правда, по телевизору в восемь часов должен был начаться старый фильм, который она в молодости страсть как любила, особенно артист Столяров ей нравился, а дома у нее телевизор хоть и есть, но плохонький, старенький, по нему и не видать толком ничего. И, поразмышляв немного, Глафира Митрофановна решила остаться. А чего? Посмотрит кино, вспомнит молодость, а Глебушка придет - она его чаем напоит, какой бы ни был сытый, а от хорошего чая он сроду не отказывался, особенно ежели с его любимыми плюшками с заварным кремом.

Приняв решение, она устроилась в каминной зале, как с давних еще времен привыкла именовать двадцатиметровую комнату с отделанным изразцовой плиткой камином. Здесь стоял самый большой телевизор, потому как Глебушка любит в холодное время смотреть кино, сидя в кресле подле разожженного камина. Так-то у него и в кабинете телевизор есть, и в столовой, и даже на кухне, но те все поменьше, попроще, а здесь экран огромный, все самые мелкие детальки разобрать можно.

Глафира наслаждалась фильмом, одновременно вспоминая, как впервые видела его в кинотеатре и как потом взахлеб пересказывала хозяйке своей, Земфире Эльхановне, Земе-покойнице, Глебушкиной матери, а та улыбалась тихонько, кивала и обещала в следующий выходной непременно отпустить Глашу в кино, чтобы она еще раз посмотрела понравившуюся картину. Батюшки, как же давно это было-то! Не то что сама Зема жива была, а и муж ее, профессор Богданов, и Глаше-то было лет семнадцать-восемнадцать, а теперь ей уж восемьдесят три…

Артист Столяров как раз должен был, победив всех злопыхателей и интриганов, прижать к сердцу свою возлюбленную, когда вернулся Глебушка. Своим ключом дверь открыл, звонить не стал, наверное, думал, что домработница давно домой отправилась. Да, видать, не один пришел, больно много шуму возникло в прихожей.

–  Глаша, ты не ушла еще? Вот хорошо! Сделай-ка нам чаю с чем там у нас есть.

Глафира подхватилась, кнопку на пульте нажала, телевизор выключила, выскочила в прихожую. Рядом с Глебушкой стояли Катерина и Васенька. Чего это они? Вторник сегодня, не их день. Не иначе что-то случилось.

–  Сейчас подам, - засуетилась она.
– Глебушка, в столовую подавать или в каминную залу?

–  Глафира Митрофановна, давайте как проще, - сказала Катерина. Она выглядела усталой и какой-то измученной, и Глафире, несмотря на стойкую неприязнь, стало даже жалко ее.
– Мы буквально на пятнадцать минут зашли, только чайку выпьем и поедем.

–  А чего ж всего на пятнадцать?
– удивилась старуха.
– Посидите, чайку попейте, у меня плюшки с кремом свежие. Там, на фуршете-то вашем, поди, и не накормили толком, голодные пришли. А то давайте я быстренько поесть сготовлю, а, Глебушка?

–  Не надо, Глаша, - недовольно поморщился Богданов.
– Чаю дай нам - и довольно.

–  А что, Глеб Борисович, после таких-то переживаний и поесть не грех, - весело заявил Василий.
– Баба Глаша, у вас есть что-нибудь посущественней плюшек?

–  Каких таких переживаний?
– насторожилась Глафира.

Вот так она и знала, что беда случилась! Не случайно они все втроем заявились.

–  Да все в порядке, Глаша, не слушай его, Василий пошутил, - попытался отмахнуться Глеб Борисович, но не таков Васенька, чтобы ему рот затыкать:

–  Вы представляете, баба Глаша, пока мы тусовались в клубе и поздравляли наше родное издательство, кто-то разбил два стекла в машине нашего мэтра.

–  Батюшки!

– ахнула Глафира Митрофановна.
– Украли чего?

–  Да нет, там красть нечего было. Но в такой холод как без стекол ездить? Геннадий погнал машину в сервис, стекла вставлять, а наша безотказная Кэт любезно согласилась подвезти Глеба Борисовича, а заодно и меня, безлошадного.

–  Господи, да как же это, - забормотала Глафира.
– Как же стекла-то побили? А Генька ваш куда смотрел?

–  Геннадий отпросился у меня, - пояснил Глеб Борисович, - у его дочки скоро день рождения, и он попросил разрешения оставить машину на стоянке и пойти в магазин за подарком. Вернулся - а два стекла выбиты. Кто это сделал - неизвестно, никто ничего не видел.

–  А милицию-то, милицию-то вызывали?

–  Да бог с тобой, Глаша, какая милиция?
– недовольно покачал головой Глеб Борисович.
– Что толку от этой милиции? Что она может? Только время зря потратим. Ну что чай? Почему не несешь?

–  А вот это вы напрасно, Глеб Борисович, - встрял Василий.
– Я вам и тогда говорил, и сейчас повторяю: милицию надо было вызвать. Машина у вас застрахована, ущерб должны возместить, но нужна бумажка из милиции. А так за свой счет будете стекла вставлять.

–  Я уже объяснял тебе, Василий: я терпеть не могу милицию, там все тупые и наглые взяточники, а не взяточники - так алкоголики, я не имею ни малейшего желания с ними связываться. Лучше я заплачу свои деньги, но сберегу время и нервы.

Глеб Борисович начал сердиться, да так явственно, что Глаша почла за благо побыстрей убраться из каминной залы в кухню, где и захлопотала, заваривая чай и нарезая хлеб для бутербродов - подкормить ненаглядного Васечку. Вот хоть и молодой он совсем, может, даже и глупый, а правильно говорит: надо было милицию вызывать, она разберется. Глафира Митрофановна была свято убеждена в том, что милицию надо вызывать вообще по любому поводу, на то она и милиция, чтобы людям волнений и беспокойства не было. А вот Глебушка милицию не жалует. А зря, между прочим. И насчет супа надо было обратиться, а уж когда стекла в машине побили - тем более. Чего ж из своего кармана платить, когда страховка есть? Зачем тогда было машину страховать, если не пользоваться?

Она молча подала чай, бутерброды и плюшки и остановилась в сторонке, послушать хотела. И пусть Глебушка считает, что побитые стекла - это ерунда, а ей сердце подсказывает, что неспроста это. Тем более суп прокис…

–  Послушайте, Глеб Борисович, а вам не приходило в голову, что это была акция возмездия со стороны поборников чистоты рядов в большой литературе?
– спросил Василий, усиленно двигая челюстями и пережевывая бутерброд с сырокопченой колбасой.
– Вы обратили внимание, что на нашем сайте появились некие личности, упрекающие вас в том, что вы предали большую литературу и ударились в коммерческий проект, чтобы хапнуть побольше денежек?

–  Впервые слышу, - презрительно отозвался Богданов.
– У меня нет компьютера, ты прекрасно это знаешь, и я не имею пагубной привычки часами торчать в Интернете.

–  А вы, безмолвная Катарина?
– обратился он к Катерине.
– Что-то вы сегодня помалкиваете, где ваша обычная разговорчивость? Вы на сайт заходите?

–  Да, - коротко ответила она.

–  Ну и что вы думаете о моем предположении?

–  Думаю, что это полный бред.

–  О! Никакой другой оценки результатов моего умственного труда я от вас и не ожидал. Все, что я говорю, вы называете бредом. Иногда, для разнообразия, полным бредом или бредятиной. Вы в самом деле уверены, что вы самая умная и знаете все лучше всех?