Соавторы
Шрифт:
– Что случилось?
– в ужасе выпалила она, едва переступив порог.
– А что?
– Да ты на себя не похож. Тебя в министерство, что ли" вызывали? Нагоняй получил от руководства?
– Нет, мы с Иркой заявление ходили подавать. Вот костюмчик прикупил… Жених все-таки… Не знаю, Аська, я как-то растерялся… - невнятно пояснял Коротков, нервно теребя галстук, от ношения которого он отвык много лет назад.
– Может, зря я все это затеял, а?
– Ну почему же зря, Юрочка?
– Настя обняла его, поцеловала в щеку.
– Я тебя поздравляю, и Ирке твоей позвоню сегодня, поздравлю ее. Вы молодцы, вы все делаете правильно. Вы же любите друг друга, Иришка с уважением и пониманием относится к твоей работе,
Почему же зря? Ничего не зря. Все правильно. Или ты боишься, что тебе будет с ней плохо?
– Да нет, Аська, мне с ней отлично… пока, - осторожно добавил он.
– А вот ей каково со мной будет?
Пока Лялька невестой была, ее тоже все устраивало, а когда поженились, так через год и началось. У меня все время такое впечатление, что я Ире вместо свежей рыбы тухлое мясо подсовываю. То есть она думает, что я свеженький такой, вкусненький карпик, - Юра сделал плавный жест ладонью, показывая движение рыбьего хвоста, - а я на самом деле - тухлое мясо больного козла.
И я все время ей объясняю, что я - старая тухлятина и что никакого обеда она из меня не сварит, а она говорит, что я ничего не понимаю в кулинарии.
– Ну, тут она, положим, права, - рассмеялась Настя, выкладывая из папки документы на стол, - в кулинарии ты и в самом деле мало что понимаешь. Юра, она уже была замужем, причем не за кем-нибудь, а за следователем, если ты не забыл. То есть для нее совершенно не новость муж в погонах, с ненормированным рабочим днем, без большой зарплаты и без гарантированных выходных и отпусков, но зато с ночными звонками, срочными вызовами, постоянной нервотрепкой и плохим настроением. Когда Лялька выходила за тебя замуж, она ничего этого не знала, а Ира это уже проходила. И если она соглашается стать твоей женой, то делает это с открытыми глазами.
Коротков беспомощно посмотрел на нее, отчаянно дернул галстук, ссутулился и как-то жалобно мяукнул:
– Аська, я старый… Ей тридцать три года, у нее все впереди, и жизнь, и карьера, а я? Мне почти пятьдесят.
Зачем я ей?
– Дурак ты, - беззлобно сказала Настя.
– Дурак, - с готовностью согласился Юра.
– Я вот утром костюм этот надел, галстук повязал, смотрю на себя в зеркало и думаю: дурак ты, Коротков, куда ты лезешь в женихи со своей сомнительной зарплатой и невнятным социальным статусом? Ты же не уважаемый всеми работник правоохранительной системы, а мент поганый, скрытый "оборотень в погонах", на нас ведь люди теперь именно так и смотрят, особенно если ты на Петровке работаешь. Гордиться тебе нечем, предложить молодой жене тоже нечего, содержать ты ее не можешь, так куда тебя несет в этом костюмчике да при галстучке?
Надо было сперва бросить к чертовой матери розыск, устроиться в охранную структуру или в службу безопасности в приличную фирму, начать хорошо зарабатывать, приодеться, купить квартиру, сменить мой копеечный драндулет на что-нибудь пристойное, а уж потом делать предложения молодым красивым актрисам. Правильно ты, Аська, говоришь, дурак я. И Ирка глупышка, потому что согласилась.
– Можно подумать, вам жить не на что, - возразила она.
– Ира - известная актриса, она много снимается, у нее гонорары хорошие, так что с голоду не помрете.
– Я не альфонс, чтобы на ее гонорары жить, - набычился Короткой.
– Правильно, - согласилась Настя, - ты не альфонс, ты просто дурак, да еще с патриархальными замашками. Какая разница, кто в семье больше зарабатывает? Что от этого меняется? Ты что, претендуешь на то, чтобы быть главой семьи, всех содержать и на этом основании принимать все решения? Артист Баталов в роли Гоши, да?
– Да на фиг мне это надо, -
Юра испуганно замахал руками, - я этих решений на работе так напринимаюсь, что дома уже хочу покоя и безответственности. Пусть меня никто не трогает и ничего от меня не требует.Пусть только дадут миску горячей похлебки, чистую постель и душевное тепло. И еще хорошо бы, чтобы меня любили. И чтобы не орали по пять раз в день. А больше мне ничего не нужно.
– Ну так ты все это и получишь. Чего ты дергаешься, Юрик? Ты, кстати, не забывай о том, что Ира любит тебя - сыщика, и совершенно неизвестно, будет ли она так же к тебе относиться, если ты станешь работать в охранной структуре или в службе безопасности. Так что, если надумаешь менять работу, ты сильно рискуешь.
– Да ну тебя, - Коротков наконец улыбнулся, напряжение ушло, и глаза снова стали такими, какими Настя привыкла их видеть, - вечно ты меня запугиваешь. С чем пришла?
– Три плана, два отчета. Прочитай, поставь визу, и я пойду к себе, Чеботаев должен вот-вот подойти. Втравил ты меня…
– Это ты про убийство беременной жены предпринимателя?
Юра быстро просматривал подготовленные Настей документы и не увидел, что она молча кивнула.
– И что там не так?
– Все так, Юрик, и не так одновременно. Если там все просто, как казалось и продолжает казаться, то совершенно непонятно, с какой радости мы это дело держим на контроле. Округ прекрасно справился бы и без нас. А если там есть скрытые моменты, то опять же совершенно непонятно, как мы вдвоем с Чеботаевым сможем с ними справиться. И даже не вдвоем, а он один, а я так, на подхвате: вроде немножко умные советы даю, немножко делаю что-то за него, и при этом у меня есть основное место службы, где я тоже должна в полную силу работать. Сложные преступления так не раскрывают, Юра, ты сам знаешь. А простые не держат на контроле.
В общем, не нравится мне все это.
– Ася, мы с тобой погоны носим именно для того, чтобы начальство имело право не спрашивать нас, нравится нам или нет, - он по-прежнему не поднимал головы от бумаг.
– Вот этот пункт плана мне не нравится.
Коротков поставил на полях галочку карандашом и протянул Насте план. Она фыркнула и расхохоталась.
– Не нравится? А как же погоны?
– съехидничала Настя.
– А я начальство, - тут же отпарировал он.
– Имею право. Вот посмотри…
Он принялся вслух обсуждать план работы по раскрытию одного из убийств, и уже через пару минут для Насти стало очевидным, что Юра абсолютно прав, а сама она написала явную глупость. Господи, и о чем она думала, когда составляла документ? Ведь ясно же, совершенно ясно, что делать то, что она написала, бессмысленно, это ни к чему не приведет, время и силы будут потрачены впустую, и вообще этот пункт плана не работает ни на одну из выдвинутых версий. Что же это с ней?
Стареет, глупеет, теряет нюх, совершает ошибки? Или утрачивает интерес к работе, теряет азарт и тоже совершает ошибки, но уже не от глупости, а от скуки? Но какова бы ни была причина, результат один: она работает хуже, чем раньше, и лучше работать она уже не сумеет. Период подъема закончился, начался спад, и с этим уже ничего не поделаешь.
– Эй, - Коротков встревоженно уставился на нее.
– Ты чего, ревешь, что ли?
Она помотала головой, судорожно сглатывая слезы.
– Ну как же нет, когда да. Из-за чего? Из-за того, что я в твоем плане один пункт поправил?
– Раньше ты никогда меня не поправлял, - срывающимся голосом выдавила Настя.
– А теперь… Сначала экзамен, теперь вот это… Прямо на глазах глупею, да?
– Ну, мать, ты даешь! Я от возмущения чуть дар речи не потерял!
Юра с досадой швырнул на стол карандаш, захлопнул дверцу открытого сейфа, которая мешала ему встать, и подошел к Насте, которая, опустив голову, пальцами вытирала льющиеся по щекам слезы.