Собака Xiv века

– Не хожу я по кино, - Карл Иванович аккуратно уложил на тарелке нарезанные бутерброды и пододвинул Клаве.
– А чем занимаюсь - и сам толком не пойму. Я ведь вовсе не профессор, если честно...

– А колбасу режешь по-профессорски, - усмехнулась Клава.

– Как это?

– Тонкими ломтями. Таких десять надо друг на друга сложить, чтоб вкус почувствовать.

В окне неожиданно появилась Луна - неестественно большая, словно непомерно раздутый воздушный шар.

– Где это мы?
– Карл Иванович подошёл к окну, за которым в бледном лунном свете виднелся пустырь с высоким деревом, деревенский просёлок, размытый дождём и покосившаяся башня бывшего транспортёра.

– Каждую ночь сюда переносит, - вздохнула Клава.
– Странное место, а где оно находится - не знаю. Ты где спать будешь? У меня в подсобке только одна кровать.

5.

При взаимной симпатии места на двоих хватает на любой кровати.

6.

В двери магазина настойчиво колотили.

– Клавка, твою мать!
– орали с улицы.
– Открывай! Колосники горят!

Карл Иванович с трудом разлепил глаза и некоторое время не мог понять, где он.

– Да пошли они все, - сонно сказал кто-то рядом, и только тогда Серёдкин окончательно проснулся. Сел на кровати, раздавив пару подпростынников и тем самым разбудил хозяйку.

– Пора?
– протирая глаза, справилась она.

– Пора, - ответил Карл Иванович.
– Не знаю, смогу ли я зайти к тебе в ближайшие пару дней...

– Клавка!
– продолжали орать на улице.
– Я щас окна побью, ежели не откроешь!

– Я и не надеялась, - тусклым голосом сказала хозяйка.
– Всё равно спасибо тебе.

– Ты погоди прощаться... Если уж алкаши магазин находят, то и я как-нибудь найду. В крайнем случае уйду в запой, - пошутил Серёдкин, застёгивая рубашку.

– Ты вот что: возьми талоны на водку в ящике. Тебе через Братолюбовку идти - лучшей валюты там не бывает.

Гражданин, рвущийся в магазин, был обут в калоши на босу ногу. На его неестественно худых плечах болталась замызганная майка с репринтом группы "Металлика", а на мир он смотрел сквозь разбитые стекла очков.

– Не ори!
– открыв дверь, Карл Иванович протянул пьянчужке стакан.
– На тебе за счёт заведения.

Трясущимися руками тот взял водку и жадно выпил, после чего уставился куда-то за спину Серёдкина и произнёс дрогнувшим голосом:

– Чёрт на четвереньках!

– Собака это, а не чёрт.

– Соба-а-ака, - недоверчиво протянул пьянчужка.

Водка начала действовать, и он стал понемногу приходить в себя.

– Чего так тихо?
– задал вопрос Карл Иванович.
– Мне сказали, к открытию целая толпа набежит.

– Дык Сергеевскую перекрыли, - сообщил мужичонка.
– У переходного моста пещерный медведь объявился, а из водонапорной башни каких-то татар монгольских выселяют.

– А ты как добрался?

Мужичок хитро улыбнулся.

– За счет заведения нальёшь?

– Четушку выдам.

– Две! Хошь к реке пройти, паря? Знаю я путь из подвала в коллектор - я тута десять лет краны да унитазы ставил.

– Торговаться не стану, - повеселел Карл Иванович.
– Две так две.

Клава так и не вышла. Она лежала на кровати и по-бабьи ревела, закрывшись в подсобке. Карл Иванович потоптался у дверей, повздыхал, поругался, написал длинную записку и оставил её в ящике вместо талонов. Собака четырнадцатого века тайком сожрала остатки колбасы и хлеба, а затем напрудила большую лужу прямо у прилавка. Пришлось Серёдкину ещё и за ней прибираться.

Братолюбовкой с иронией называли трущобы у самой реки. Из города сюда смывало сюда мелкое ворье, и злачные притоны шумели здесь по ночам, не давая спать никому в округе. Слепленные из чего придётся домики лепились друг к другу, а по кривым улочкам, напоминавшим лабиринты, фланировала местная голь и подзаборная шпана. Полиция в Братолюбовку не совалась. Здесь даже подпольный интернет-провайдер работал, несмотря на то, что предыдущая городская власть (свергнутая полгода назад) запретила его во всем городе и массово изъяла у населения компьютеры, смартфоны и другую цифровую технику.

Ведомый пьянчужкой по коллектору, Карл Иванович только теперь оценил предусмотрительность своего проводника, надевшего калоши. Когда они выбрались на поверхность, туфли Серёдкина полностью промокли. С этой стороны хорошо было видно водонапорную башню, над которой, словно над осаждённой крепостью, развивался дым. Татаро-монголы оказывали упорное сопротивление военной полиции.

– Дальше сам!
– заявил пьянчужка и, приняв бутылки, исчез в лабиринтах Братолюбовки.

Неприятное чувство охватило Карла Ивановича. Он поёжился, чувствуя посторонний взгляд, но кроме бабки на завалинке у покосившегося забора никого поблизости не обнаружил. Кури унюхала необычную рыжую траву и радостно принялась жевать её. Затем она долго упиралась, не желая идти по проулку, спускавшемуся к реке. Потом громко лаяла на забор, за которым люди в шкурах - то ли бомжи, то ли неандертальцы - жарили на костре мясо. Чувство слежки не покидало волонтёра: он то и дело оглядывался, но всё без толку. Между тем, чем ближе была река, тем больше петлял проулок, становясь всё уже и уже. Две машины вряд ли бы разъехались тут, не зацепив друг друга. Поэтому, когда двое аборигенов, сидевших на корточках, поднялись при виде человека с собакой, путь к реке оказался полностью отрезанным. Из-под накинутых капюшонов не было видно лиц, зато хорошо видны были руки в наколках.

– Гляди, кто к нам пожаловал!
– сплёвывая на землю шелуху, ёрнически произнёс один.
– Гость дорогой.

– В гости без подарка не ходят, - подхватил другой.

Несмотря на заурядную внешность, Карл Иванович в переделках бывал не раз. Поэтому просто не дал спектаклю разыграться, достав из сумки пистолет.

– Ну давай, подходи за подарочком, - намеренно огрубляя голос, пригласил он.

Кури, почувствовав его настроение, оскалила зубы и зарычала.