Собирательный образ

Мужчина долго молчал. Потом щелчком выбросил окурок в реку, и собеседники проводили его глазами. Рассыпая искры, окурок полетел вниз и с тихим шипением упал в воду.

– Почти без всплеска, - заметил мужчина.

– Угу, - согласился полицейский.

– Большинство из нас тоже уходит тихо.
– Мужчина помолчал, повернулся и взглянул на полицейского.
– Меня зовут Эдвард Райт, - представился он. Не думаю, что я прыгнул бы в воду. Во всяком случае, не сегодня.

– Глупо играть с судьбой.

– Наверное.

– Но именно этим вы сейчас и занимаетесь. Стоите на мосту и раздумываете, прыгать или нет. Все, кто увлекался такими размышлениями, рано или поздно отправлялись вниз. Нервы сдавали. И ещё задолго до соприкосновения с водой выяснялось, что они, по сути дела, и не хотели этого. А ничего уже не поделаешь, слишком поздно. Не надо упорствовать, раз за разом искушая судьбу. Она этого не прощает.

– Полагаю, вы правы.

– Вы к врачам обращались?

– Бывало.

– Говорят, это помогает.

– Только они сами так и говорят.

– Кофе хотите?

Мужчина открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Он закурил новую сигарету и выдул большое облако дыма, которое тотчас унесло ветром. Проводив его глазами, мужчина сказал:

– Теперь все будет хорошо.

– Вы уверены?

– Поеду домой, вздремну немного. Последнее время мне не спится. С тех пор, как умерла жена. Она была моей единственной отрадой. И вот её нет.

Полицейский положил руку ему на плечо.

– Вы справитесь, мистер Райт. Надо держаться, вот и вся премудрость. Рано или поздно полегчает. Сейчас вам, небось, кажется, что жизнь кончилась, и как прежде уже не будет, но ведь...

– Я понимаю. Ладно, поеду домой. Извините, если добавил вам треволнений. Постараюсь расслабиться, и все будет хорошо.

Глядя вслед машине, полицейский гадал, правильно ли он поступил, отпустив Райта. В конце концов он решил, что забирать этого человека не имело смысла. Если тащить в участок каждого, кто норовит свести счеты с жизнью, с ума сойти можно. А этот Райт даже не пытался покончить с собой. Он просто думал о самоубийстве. Не посадишь же всех, у кого появляются такие мысли: нар не хватит.

Полицейский достал из кармана блокнот и карандаш и записал: "Эдвард Райт". А чтобы не забыть, что это за имя, нацарапал рядом: "Густые брови. Похоронил жену. Раздумывал, не прыгнуть ли с моста".

Психиатр поглаживал остренькую бородку и разглядывал лежавшего на кушетке пациента. Бородка и кушетка, как он не раз говорил жене, очень важны. Благодаря этим зримым символам пациенты видят в нем скорее функцию, чем личность, и это облегчает общение. Жена ненавидела его бородку и подозревала, что кушетка служила ему для облегчения общения совсем другого свойства. Да, верно, думал психиатр, пару раз мы с моей толстой белобрысой секретаршей забирались на эту кушетку вместе. Очень памятные события, мысленно признал он и смежил веки, с наслаждением вспоминая, как приятно было им с Ханной изучать дивно-бредового Краффта-Эбинга. Страницу за страницей.

Психиатр неохотно отогнал эти думы и заставил себя сосредоточиться на пациенте.

– ...жизнь утратила всякий смысл, - долдонил тот.
– Я буквально заставляю себя существовать, день за днем...

– Все мы живем одним днем, - ввернул психиатр.

– Но разве каждый новый день непременно должен быть тяжким испытанием?

– Нет.

– Вчера я был на грани самоубийства. Нет, позавчера. Чуть не прыгнул с моста через Морисси.

– Ага! Дальше?

– Мимо шел полицейский. Впрочем, я бы все равно не прыгнул.

– Почему?

– Не знаю.

Извечная пьеса шла по наезженной колее. Нескончаемая беседа врача и больного. Иногда врачу удавалось провести целый час, вообще ни о чем не думая, отвечая привычными штампами и не слыша ни единого слова из монолога страждущего. Интересно, а приношу ли я пользу этим людям?
– размышлял психиатр.
– Хоть какую-то? Может, им просто хочется выговориться, и они довольствуются иллюзией слушателя? Может, моя профессия - не более чем интеллектуальное мошенничество? Будь я священником, усомнившимся в своей вере, пошел бы к ближайшему епископу, но у психиатров нет епископов. В психиатрии одно плохо: не существует четкой иерархии. Разве можно выстроить так же хоть одну абсолютистскую религию?

А потом ему пришлось выслушать повествование о сне. Почти все пациенты увлеченно скармливали психиатру свои сновидения, и это всегда раздражало его. Порой ему казалось, что все это - грандиозный розыгрыш, и на самом деле никаких сновидений не существует. С чисто научным любопытством слушал он изложение сна, изредка поглядывая на часы, жалея, что пятьдесят минут, отпущенные пациенту, ещё не истекли. Насколько он понимал, сон этого парня свидетельствовал об утрате жизнелюбия и возникновении подспудной жажды смерти, желания покончить с собой, слабо подавляемого страхом и воспитанием. Интересно, долго ли он сможет противиться стремлению наложить на себя руки? Он ходит сюда уже три недели, но, если что и меняется, то только к худшему.

И вот, очередной сон. Психиатр смежил веки и перестал слушать пациента. Еще пять минут, - сказал он себе. Еще пять минут, и этот болван уберется. А тогда, возможно, удастся подбить толстую белобрысую Ханну на дальнейшее экспериментирование. Накануне психиатр вычитал у Штекеля нечто весьма сладострастное.

Врач пытливо разглядывал мужчину. Густые брови, глубоко посаженные глаза, искаженные страхом и отчаянием черты.

– Мне надо сделать промывание желудка, доктор. Вы можете провести процедуру прямо тут, или придется ехать в больницу?

– А что с вами стряслось?

– Пилюли...

– Какие пилюли? И сколько?

Мужчина перечислил врачу, что входит в состав принятых им пилюль, и сообщил, что проглотил двадцать штук.

– Смертельная доза - десять, - просветил его врач.
– Давно это было?

– Полчаса назад. Нет, даже меньше. Минут двадцать.

– А потом вы решили не совершать этой вопиющей глупости, так? Насколько я понимаю, вы так и не уснули. Двадцать минут? Почему раньше не пришли?

– Пытался вызвать рвоту...

– И не смогли? Что ж, попробуем вас прокачать, - решил врач.

Процедура оказалась весьма неприятной, а результаты анализа содержимого желудка - и подавно. К счастью, сказал врач, успели вовремя. Лекарство ещё не всосалось в кровь, разве что совсем чуть-чуть.

– Жить будете, - заявил врач на прощание.

– Спасибо, доктор.

– Не стоит благодарности. Как вы понимаете, мне придется сообщить об этом.

– Лучше не надо. Я... я стою на учете у психиатра. По сути дела, я наглотался этой дряни скорее по недосмотру, чем по какой-то иной причине.