Собирай меня по осколкам

Во-первых, похоже камера на куртке повредилась. Да, мы таки замутили прямую трансляцию на мой ноут, чтобы вещь доки сохранились. Но черт! Там же мало материала, хватит ли его вообще, чтобы Генрих поверил. Да, Илюха постарается убедить, он в этом деле мастак, но всегда есть процент неудачи.

Во-вторых, я не думал, что мне на голову напялят мешок, затолкают в какой-то бобик и привезут, черт знает куда. Нет, этот момент мы тоже предвидели, к счастью… Но это не отменяет того факта, что меня дубасят.

– Ну что, мальчик, как отправлять тебя будем? – напирал мужик, потирая руки. Я перевернулся на спину, тяжело дыша. Господи, тело ломит, словно по мне проехал трактор. Твою ж! И отвечать нельзя, это вдвойне бесит.

– Эй, - крутой дядя присел возле, а мне вдруг сделалось смешно. – Чего улыбаешься, придурок?

– Какой ты жалкий все-таки, - произнес я с хрипом. Надеюсь, мне не сломали ребра.

– Я? – усмехнулся от моей дерзости мужик.

– Эти тоже, - пытался смеяться, но было больно. – Всех купил за грязные бабки. Эй вы, псы! – крикнул. Обычно в такие минуты во мне просыпается второе дыхание. Обычно я становлюсь слишком борзым. Видимо сейчас был пик. – Вам как, норм вонючими бабками пользоваться? Трах*ете на них таких же конченых баб?

Ответ я не услышал. Какой товарищ разбежался и со всей дури зарядил мне куда-то в область живота.

– Твою… - прошипел от дикой боли. Согнулся в позу эмбриона, ощущая металлический вкус во рту. Перед глазами все плыло, старые раны ныли. Кажется, роль побитой шавки я примерял впервые.

– Ну что? Передашь своей хозяйке документы? – склонился мужик надо мной. Противный запах пот и пойла забивал все пространство вокруг. Меня, итак, тошнило, а еще и он. Я постарался чуть приподняться, но тщетно. Силы активно покидали тело. Видать бойкот объявили.

– Эй, малой, куда делась твоя дерзость? – засмеялся некий товарищ. И меня снова ударили. Кажется, не один раз, и не два. В какой-то момент я перестал отдавать отчет тому, что происходит. Боль померкла. Разлилась по телу. Говорят, стенические эмоции, связанные с агрессивной мотивацией, сопровождаются повышением порога боли. Кажется, мой предел стал значительно выше. Забавно.

А потом я услышал голос мамы.

– Тимур! Ты же упадешь, - точно, я ведь тогда реально упал. Мне было шесть. Очередной подвиг, которым может похвастаться ребенок – забраться на высокий склон. И свалится оттуда. Странно, почему сейчас слышу ее голос.

И еще один… голос Маши.

– Остановись, Тимур! Не было у меня никого, можешь смеяться и разнести это всему универу. Только один самодовольный придурок.

Черт! Я и правда, придурок. Столько наговорил ей. А если это был наш последний разговор? Она запомнит только мои оскорбления. Так и не узнает, что я люблю ее. Все эти годы любил. Засыпал с мыслями о ней, просыпался.

Ловил губами воздух, ненавидел, желал.

Какая она красивая все-таки. И улыбка у нее потрясающая. И голос. А как она смеется? А ругается? Так только Маша умеет.

– Ты никогда не думал, что ветер может любить одну березу? Он может облететь тысячи городов и стран. Встретить самые красивые в мире цветы и деревья. Но такой березы, как в его родных краях, никогда не увидеть.
– Точно! Мы тогда ехали в машине, и она пыталась меня убедить в том, что однажды станет моей единственной, незаменимой половинкой.

Черт! Неужели я сдохну здесь? Неужели ее голос и улыбка – это последнее, что пытается пропихнуть мне мозг.

Эй, ненормальная… Мы, правда, больше не увидимся?

Я открыл глаза. Бороться из последних сил – единственное, что есть у человека, которого пытаются скинуть с обрыва. Ради того разговора, которого у нас не состоялось, я должен, мать твою, выжить на этом гребаном складе. В конце концов, не хиляк же я.

Тимур Авдеев никогда не проигрывает. Болевая чувствительность представляет собой важнейший параметр, определяющий основные свойства личности человека. И, черт возьми, если я продолжаю адекватно мыслить, значит не все потеряно.

Из последних сил, попытался хоть немного приподняться. Тело плохо слушалось, но стиснув зубы, сделав глубокий вдох, я сумел опереться на локоть. Думал, получилось… но у мужика в перчатках были свои убеждения на мой счет.

Удар. Сильный, мощный, точный – ровно в цель.

Мир померк… Мысли разлетелись на тысячу осколков в голове.

И темнота… Бесконечная, кромешная.

Глава 27 - Маша

Осознание, что делать пришло не сразу. Да и не знала я, куда бежать, кому звонить, где вообще искать этого дурака? Он даже адрес не оставил, а по видео ничего не понятно, кроме того, что Тима бьют, что ему очень больно. Сперва я пыталась как-то восстановить картинку, хотя сложно назвать это действие «пыталась». Тупо кликала мышкой, трясущимися пальцами. Сердце лихорадочно колотило в груди, а грубы дрожали.

Я чувствовала, как истерика подкатывает, как глаза заполняются слезами. Но еще больше меня убивала беспомощность. Сидеть здесь, смотреть в монитор и не знать, чем помочь. Нужно ведь бежать, спасать его. А я не знаю… просто не знаю.

Руки сами потянулись к телефону и тут до меня дошло – мы же даже номерами не обменялись. Такая вроде бы банальная обыденная вещь. Почему не спросила его номер. Злость накатила еще больше, я психнула и кинула мобильный в сторону кухонных шкафчиков. По щекам покатились слезы.

– Дурак! Дурак, - шипела, убиваясь отчаянием. И меня будто услышал Всевышний: на экране мигнул значок телеграма. Я кликнула по нему, мало ли. Сейчас любая ниточка может стать зацепкой. И не зря кликнула.

Сообщение было от какого-то Ильи.

«Мы едем, держись, Тим».

Плохо соображая, что делаю, я начала искать в программе номер этого парня. А когда нашла, принялась названивать. Ответили мне не сразу, с попытки пятой. За это время я извилась, прокляла всех и все на свете. Но вполне вероятно, абонент не стал бы отвечать, если бы не написала от лица Тима в чате: «возьми трубку».

– Отвечай, куда поехал этот дурак! – в сердцах закричала я, не сдерживая эмоций. Они шли из души, от тех самых осколков, по которым хожу третий год подряд.

– Успокойся, слушай…

– Не успокоюсь! – вопила. – Его там бьют. Моего Тимура там бьют. Проклятый дурак! Я сама убью его! Где он? Отвечай! – кажется, это была неконтролируемая истерика. Меня заносило на поворотах, прямиком в обрыв. В ушах стоял звон, по щекам катились слезы, губы дрожали, а в сердце творился ураган. Можно ли любить и ненавидеть одновременно? Именно это я чувствовала. Границы тонкого льда, когда еще один шаг, и ты окажешься под водой. Но мне уже было плевать на все. Лишь бы спасти его. Лишь бы выжил. Если бы сказали, к какой иконе бежать молиться, я бы побежала. Только вот никто ничего не говорил, и куда бежать не знала.