Соблазнитель
Шрифт:
– Вам она нравится? Попробуйте с ней сами, я ничего не могу поделать. Может, вы ее научите уму-разуму, вправите ей мозги в пустой башке. Она нас ненавидит, вы понимаете? Знаете, какое у этой стервы самое любимое развлечение? У нее есть красивая подружка, они подцепляют каких-нибудь мужиков, ведут их в ресторан, наедятся, выпьют и сбегают через черный ход. И им не так важно выпить и поесть на халяву, они находят удовольствие в том, что снова обманули мужчин, выставили их дураками. У нее, моей Клары, денег полно, потому что ее бывший муж, флотский офицер, платит огромные алименты и на нее, и на их ребенка. Речь идет о своего рода извращении и ненависти к нам, мужчинам. Для нее самое большое удовольствие – возбудить мужчину до крайности и с этим его оставить. Она как-то раз
Эвен еще раз посмотрел на картину.
– Не видно, что у нее был ребенок, – заметил я.
– Я немного подтянул ей груди и разгладил живот. Но вообще-то она красива. Что, неужели вы собираетесь уже уходить? Нет, останьтесь, с вами приятно беседовать. Вечером устроим какое-нибудь party [59] , я знаю парочку хорошеньких девочек. Эта Клара тоже придет сюда после обеда, я закончу картину. А вы можете попробовать свои силы.
– Я не чудотворец, – пожал плечами Эвен.
59
Вечеринка (англ.).
Но он решил остаться. Девушка была классная. Мужчины любят усложнять то, что по сути очень просто.
Богумил продолжал рассказывать:
– Она воспитывалась в доме, где не было отца, потому что он их с матерью бросил и уехал на другой конец Польши. От матери Клара без конца слышала жалобы на мужчин, что они подлые типы, одни обманщики. Конечно, она ей не верила, да и кто поверит матери, от которой ушел мужчина. Ей было шестнадцать лет, когда она забеременела от какого-то парнишки – ее ровесника. Мать отвела девочку к врачу на аборт. Через год она вышла замуж за морского офицера, который тоже начал с того, что заделал ей ребенка. Родилась девочка, но когда ей исполнилось два года, неожиданно пришла повестка из вендиспансера на обследование и ее, и ребенка, потому что муж где-то там заразился от портовой проститутки. Клара развелась, вылечилась. И теперь нас ненавидит. Ей вспомнились неприятные поучения, которыми пичкала ее мать и которые подтвердила жизнь. Хотите услышать еще что-нибудь?
– Нет, – сказал Эвен, – это уже почти целая книга, а я не литератор. Скомпоновано все прекрасно. Как на ваших картинах. Видна архитектура дерева, но материала я не чувствую. В настоящем дереве текут соки, снизу вверх, что-то там несут, что-то забирают; одним словом, существует целая биология дерева. Все кубики из вашего рассказа можно разбросать и снова совершенно иначе сложить. Если, к примеру, я вам скажу, что она родилась лесбиянкой, то как это все сложится? Она пыталась бороться со своими склонностями и отдалась парнишке, который ее оплодотворил, и плод пришлось удалить. Хотела освободиться от ворчливой матери и быстренько вышла замуж, поскольку это был единственный путь к самостоятельности. С мужем девушка не испытывала удовольствия, он это чувствовал, отсюда его визиты к проституткам, где он и заразился. Тогда ваша Клара нашла повод, чтобы от него избавиться. И вообще избавиться от мужчин. Сейчас, как вы сказали, у нее очень красивая подружка…
– Вы так думаете? – опечалился Богумил.
– Я так не думаю. Просто я хотел доказать, что из этих кубиков можно складывать различные фигуры в зависимости от того, в чем хотят убедить или что вообще знают о человеке. Можно исходить из комплекса отца, которого ей так не хватало в детстве. Все хотели быть любовниками и никто отцом.
– Понимаю.
– Можно исходить из комплекса матери – в период детства и сексуального созревания идентифицировать себя с властной и стремившейся
всем руководить матерью; то есть она хочет беспрерывно владеть мужчинами, а постоянно попадает на сильные личности, таким, возможно, был ее муж или вы. Добиться ее может только человек слабый, безвольный.– Понимаю.
– Вы о ней, дружище, ничего не знаете. Может быть, в ранней молодости она болела какой-нибудь заразной болезнью, а может, занималась спортом, и какой-то идиот тренер, дал ей стероиды, как это случилось с молодыми пловчихами в одной стране. И вот наступила гипертрофия клитора.
– Вы жуткая свинья, господин Эвен.
– Потому что из одних и тех же кубиков строю различные истории? Ведь вы можете себе выбрать ту, которая сопутствует вашему представлению о мире. Если бы вы были писателем, то выбрали бы сюжет в зависимости от читательского спроса. Это могла бы быть история психологическая, социологическая, психоаналитическая и даже гинекологическая. Правда в подобных случаях не имеет никакого значения. Возможно, любая из этих историй правдива.
– Вы должны мне сказать правду, господин Эвен, – настаивал Богумил Р. Он уже слишком много выпил, но продолжал подливать себе водки. – Вы должны с ней познакомиться и сказать мне правду. Потому что я готов на этой девушке жениться.
Эвен постучал себя пальцем по лбу.
– На этот раз вы сами начинаете переставлять кубики, дружище. Снова сочиняете какую-то историю.
– Я должен ее иметь, понимаете. Я должен иметь эту девушку, даже если бы мне пришлось жениться, – повторял он без конца, до полного отупения. – Она сейчас сюда придет позировать. Вы ее расспросите и скажете мне все как есть, а не одну из ваших версий.
– Это вряд ли удастся сделать, – сказал Эвен и налил Богумилу водки.
А потом пришла Клара. В плохо скроенном платьице, заштопанных колготках. С вызывающим макияжем на лице она выглядела много хуже, совсем иначе, чем на картине. Взглянув на пустую бутылку, на покрасневшие глаза Богумила, девушка пренебрежительно сказала:
– И так с самого утра? А ночью, похоже, были шлюхи, как водится у Богумила.
– Ты не права, – неожиданно Богумил протрезвел, – коллега приехал из деревни, чтобы договориться о своем участии в выставке. Он у меня сидит часа три.
– Вы тоже художник? – спросила Клара, подав Эвену руку, которая показалась ему негнущейся, словно деревянной.
– Да. Только не самый удачливый.
– Это видно. На вас одежда бедная, – презрительно ответила девушка. – Позировать сегодня не буду, Богумил. Не собираюсь раздеваться при этом господине. Нечего устраивать здесь какой-то порносеанс.
– Конечно, конечно, – покорно согласился Богумил. – Может, выпьешь? У меня есть сардины и водка.
– Мне все равно.
Богумил как-то съежился, куда-то пропала его самоуверенность. Его руки стали непослушными, возможно, под влиянием водки, а возможно, на него подействовал ее приход. У него постоянно что-то падало – то открывалка для консервов, то нож, которым он резал хлеб.
– Эвен восхищался моей картиной, Клара. Вернее, тобой на этой картине, – рассказывал он.
– А мне не интересно, – заявила девушка.
Богумил разлил водку по рюмкам.
– Я не буду пить, – вдруг сказала она.
Пришлось пить вдвоем. Хотя выпил только Богумил, потому что Эвен свою рюмку отставил.
– Черт подери, ведь я приехал на машине, – объяснил он. – Мне же, идиоту, надо возвращаться.
– Никуда ты, дорогой, не поедешь, – нежно обнял его Богумил, – останешься у меня на ночь, пока не протрезвеешь. Будем пить до утра, пока не станем трезвыми как стеклышко.
– И позовете девок, – сказала Клара. – Это Богумил умеет делать.
– Да, да, позовем девок, много девок! – кричал Богумил. – Ты тоже девка.
– Девка, девка, – засмеялась она и немного отпила из своей рюмки, – но тебе не дам. Другим дам, а тебе нет.
Богумил снова выпил.
– Я тебе расскажу всю правду о ней, Эвен, – пьяно бормотал художник. – Она верит в прекрасную большую любовь. Дурочка. Не знает, что именно я и люблю ее прекрасной большой любовью. И женюсь, ей-богу, женюсь на ней. А может быть, и нет.