Соблазны бытия

«Не будет папочка гордиться своей доченькой», – подумала Элспет, беря в руки маленький сверток. Красное личико, сморщенное в яростной гримасе, сверлящие глаза, недовольно шевелящиеся пальцы. Кейр хотел сына. Он был уверен, что у них родится сын. Но так ли это важно? У них родилась чудесная дочка.

– Давай назовем ее Сесилией, – сказала мужу Элспет.

Он был так рад благополучному завершению родов, растянувшихся на тридцать шесть часов, что даже не спорил. Обрадованный, облегченно вздыхающий, он и не вспоминал, что хотел сына.

– Девчонки – они гораздо забавнее, – только и сказал Кейр, беря дочь на руки и целуя ее успокоившееся личико. – Посмотри на свою бабушку.

Счастье не помешало Элспет почувствовать волну раздражения. Ну почему он не сказал: «Посмотри на себя»?

* * *

Даже Венеция была не в силах помочь Адели. Нони находилась в отчаянии. Состояние матери тревожило и Лукаса, а на страдающую малышку Клио невозможно было смотреть без грусти. Адель превратилась в слезливую, отрешенную женщину, одолеваемую ужасной бессонницей. Врач прописал ей снотворное, но Адель отказывалась глотать таблетки, говоря, что от них становится тупой и еще более подавленной.

– Я совершенно не понимаю, почему он не захотел возвращаться к нам, – без конца твердила она. – Ведь я же объяснила ему: Лукас будет учиться в университете. Неужели у него есть и другие причины?

Венеция подозревала о существовании этих причин, однако все же встретилась с Джорди и попросила о помощи.

– Мне очень жаль, Венеция, но я не знаю, как и чем помочь Адели. Лукас все равно будет часто приезжать домой. Опять вылезут старые проблемы. Я совершенно уверен в этом. Честное слово, я не вижу ни малейшей возможности…

– Джорди, но неужели тебе трудно хотя бы попытаться? Адель воспрянула бы духом.

– Вряд ли ты сумеешь меня понять, – сказал он. – Наш разъезд – это улица с односторонним движением. Выбор Адели был таким. Она отказалась рассматривать другие варианты. И всем было невдомек, как больно ранил меня ее выбор. Никто этого не понял.

– Почему же? Я видела, что тебе очень тяжело. Но…

– Вот что, у меня есть встречное предложение. Пусть Адель на несколько недель переедет ко мне. Вместе с Клио. А Лукас пусть поживет самостоятельно. Он уже достаточно взрослый парень. Это был бы разумный шаг.

Предложение Джорди Адель отмела чуть ли не с ходу:

– Я так не могу. Ломать жизнь Клио и мою собственную? А как быть с няней? Клио к ней привыкла. Да и Лукаса оставить без присмотра я тоже не могу. У него на носу выпускные экзамены. Наконец, как я брошу свое ателье и работу?

– Послушай, Делл, ты же сейчас практически не работаешь, – терпеливо увещевала сестру Венеция.

– Нет, работаю. Я работаю. Уж если хочешь знать мое мнение, предложение Джорди кажется мне просто издевательским. И по Лукасу оно ударит. Это внесет разлад в жизнь нашей семьи. Я не согласна.

Венеция пересказала этот разговор Джорди. Писатель вздохнул:

– Я и не ждал, что она согласится. Знаешь, Венеция, иногда я думаю, что Адель любит вовсе не меня, а этого парня.

* * *

Нони испытывала чудовищное напряжение. Она чувствовала себя ответственной за обстановку в семье, однако не могла придумать никаких конструктивных решений. Она пробовала говорить с Лукасом, но брат заявил, что не прочь пожить в доме один. То же он сказал и матери. Адель отказывалась тревожить его подобными разговорами, особенно накануне экзаменов.

– Думаешь, это из-за меня Джорди не возвращается? – спросил у Нони Лукас. – Ничего подобного. Он просто не хочет сюда возвращаться. Джорди нравится быть свободным. Он знал, что мама не согласится жить у него. Умно он все это обставил. Но все равно этот Джорди – самовлюбленная свинья, и нашей маме без него намного лучше.

Нони не стала с ним спорить. Она и сама начинала чувствовать, что брат прав. Нони уже не восхищалась Джорди, как прежде. Слишком многое указывало на его эгоизм и полное равнодушие к страданиям Адели.

Нони часами выслушивала мать, утешала ее как могла. Иногда пыталась пробудить в Адели прежнюю страсть к работе и говорила, что без блестящей, волнующей атмосферы своей новой карьеры она бы сошла с ума.

А мир, в котором теперь вращалась Нони, действительно был волнующим и полным элегантности и блеска.

Она удивлялась, как быстро и незаметно стала «новым лицом пятидесятых». Так ее окрестил журнал «Татлер». Теперь Нони интересовались многочисленные фотографы, журналы и рекламные агентства. Сама же она работала в модельном агентстве Энн Найт, выбранного с помощью Лоры Проктор-Рейд. Владелица агентства отличалась проницательностью и умела чувствовать самые выгодные предложения, отвергая множество других.

– Разумеется, больше всего платят в рекламе, – говорила Энн Найт, умная женщина с крутым характером, сама имевшая внешность и фигуру модели. Свои бесподобные черные волосы она собирала в тугой пучок, всегда носила безупречно сшитые платья и костюмы, подчеркивающие ее длинные красивые ноги, и обожала ярко-красный блестящий лак для ногтей. – Но мы должны с величайшей осторожностью относиться к тому, что нам предлагают. Большие рекламные кампании, контракт с косметической фирмой – это великолепно. Однако твои снимки не должны мозолить глаза. Недопустимо, чтобы тебя видели везде и всюду. Я вовсе не хочу, чтобы твое лицо появлялось на рекламе чулок.

– Или нижнего белья, – подхватила Нони.

Ее ужасало предложение, поступившее утром. Фирма «Мэйденформ», производящая бюстгальтеры, предлагала за их рекламу несколько тысяч фунтов.

– Ни в коем случае, – заверила ее Энн Найт. – Это мы оставим моделям, специализирующимся на нижнем белье. – Она говорила об этих девушках так, словно они лишь немногим отличались от проституток. – Вы, Нони, должны рекламировать нарядную, изысканную одежду, а не одежду на каждый день. Утром мне звонили из «Вуменс оун», хотели пригласить вас на фотосессию. Я им ответила, что вы вряд ли согласитесь, но, пожалуй, после разговора с вами я им сама позвоню. Репутация высокомерной и несговорчивой модели вам тоже ни к чему. Нам нужна одна успешная рекламная кампания, а потом, думаю, вас можно будет показать и в Америке.

– В Америке? – удивилась Нони.

– Да. Вами заинтересовался Ирвинг Пенн, а Роланд Клейн прислал мне телеграмму и попросил ваши фотографии.

– Как здорово! – прошептала изумленная Нони.

Она училась быстро и уже многое умела. Теперь Нони могла сама наложить косметику на лицо, изменив свой облик с дневного на вечерний. Она виртуозно приклеивала накладные ресницы и делала себе нужную прическу. У нее собрался целый походный гардероб из нижнего белья, туфель, чулок, поясов и украшений, который она повсюду таскала с собой в увесистом кожаном чемодане. Гардероб предназначался в основном для рекламных съемок, а не для фотосессий. Там редакторы отделов моды и их ассистенты экипировали ее полностью. Однако и на фотосессиях она нередко надевала свои туфли, поскольку они лучше гармонировали с одеждой, и меняла на свой слишком свободный или тесный пояс.