Собор Святой Марии

— Кем ты себя возомнил? — язвительно спросила она.

— Я — инквизитор Святого престола, — ответил Жоан. — И в твоем случае мне не нужно никакого признания.

Элионор молча повернулась, удивленная холодным тоном Жоана, и увидела в его руках лампу с маслом.

— Что?..

Не дав баронессе договорить, он бросил в нее лампу. Масло впиталось в ее роскошное платье, и оно сразу же загорелось.

Элионор завопила от страха и боли. За считанные секунды она превратилась в пылающий факел. Старый Пэрэ, поспешивший на помощь своей госпоже, стал звать остальных рабов. Жоан увидел, как он начал срывать гобелен, чтобы набросить его на Элионор. Ударом руки монах отбросил раба, но в дверях салона уже толпились другие слуги, таращившиеся на охваченную огнем баронессу.

Кто-то сказал, чтобы принесли воды.

Жоан посмотрел на Элионор: та упала на колени, пытаясь сбить пламя.

— Прости меня Господи, — пробормотал он и пошел за другой лампой.

Взяв ее, Жоан подошел к баронессе. Подол его одежды загорелся.

— Покайся! — крикнул он, прежде чем пламя охватило его самого.

Он бросил лампу в Элионор и опустился на колени рядом с ней. Ковер, на котором они стояли, вспыхнул в одно мгновение. Загорелись и некоторые предметы мебели.

Когда рабы принесли воду, они могли лить ее, только стоя в дверях салона. Потом, закрывая лицо, они убежали от густого дыма.

60

15 августа 1384 года

Празднование Успения Святой Девы

Церковь Святой Марии у Моря Барселона

Прошло шестнадцать лет.

Стоя на площади Святой Марии, Арнау поднял глаза к небу. Звон церковных колоколов наполнял всю Барселону. Слушая эту необыкновенную музыку, он чувствовал, как по его телу бегают мурашки. Арнау видел, как поднимали все четыре колокола; он даже хотел подойти и тянуть канаты вместе с молодыми, чтобы поднять их на самый верх храма. Теперь они украшали его церковь: Ассумпта (Вознесшаяся), самый большой колокол, восемьсот семьдесят пять килограммов; Конвентуаль (Монашеский), средний, шестьсот пятьдесят; Андреа, двести, и Ведада (Запретная), самый маленький, сто килограммов.

В тот день открывали церковь Святой Марии, его церковь, и колокола, казалось, звонили по-особенному, не так, как всегда… Или, может быть, он их слышал по-своему? Арнау посмотрел на восьмигранные башни, обрамлявшие главный фасад с двух сторон: высокие, стройные и легкие, состоящие из трех частей, каждая из которых становилась тем тоньше, чем выше она устремлялась к небу. Благодаря готическим окнам, они были открыты всем четырем ветрам и, окруженные балюстрадами на каждом уровне, заканчивались горизонтальными террасами. Во время строительства церкви Арнау не раз говорили, что башни будут простыми, без шпилей и капителей, естественными, как море, чью покровительницу они защищали. Но теперь, когда Арнау любовался ими, они казались внушительными и фантастическими, как… море.

Люди, нарядные, взволнованные, собирались в церкви; другие, как Арнау, оставались снаружи, созерцая ее красоту и слушая музыку колоколов. Правой рукой Арнау прижал к себе Мар, а слева стоял, разделяя радость отца, тринадцатилетний мальчик с родинкой над правым глазом.

Под звон колоколов в сопровождении своей семьи Арнау вошел в церковь Святой Марии у Моря. Люди, толпившиеся у входа, расступались, давая им дорогу. Это была церковь Арнау Эстаньола. Будучи юным бастайшем, он носил сюда на плечах первые камни; став менялой и морским консулом, он делал на ее строительство существенные пожертвования, но и потом, занявшись морским страхованием, продолжал заботиться о храме. Однако Святая Мария не избежала катастроф. 28 февраля 1373 года землетрясение, которое произошло в Барселоне, разрушило колокольню. Арнау был первым, кто дал деньги на ее восстановление.

— Мне нужны деньги, — сказал он тогда Гилльему.

— Они твои, — ответил ему мавр, зная о несчастье и о том, что в это же самое утро к Арнау приходил член совета строительных работ церкви Святой Марии.

Поскольку удача снова улыбнулась им, Арнау, по совету Гилльема, решил заняться морским страхованием.

Каталония, где не было законов, которые существовали в Генуе, Венеции или Пизе, стала раем для тех, кто занялся этой деятельностью. Но только такие осторожные коммерсанты, как Арнау и Гилльем, смогли выжить и остаться на плаву. Финансовая система графства рушилась, а вместе с ней и состояния людей, жаждущих получить быстрый заработок. Среди них были те, кто страховал груз, безбожно завышая его стоимость, но при этом не имел о нем достаточной информации. Ушли из этого бизнеса ловкачи, которые страховали корабль и товары даже после того, как уже было известно, что корсары захватили корабль, но они распускали слухи, что все это ложь. Арнау и Гилльем тщательно выбирали корабли, но еще тщательнее просчитывали возможность риска, и вскоре, благодаря страхованиям, сумели восстановить широкую сеть своих партнеров, с которыми они работали раньше, когда еще были менялами.

26 декабря 1379 года Арнау уже не мог спросить у Гилльема, можно ли ему взять деньги на церковь Святой Марии. Мавр умер за год до этого, внезапно. Арнау застал его сидящим на стуле в саду; как всегда, мавр смотрел в сторону Мекки, куда он обращал свои молитвы, стараясь сохранить тайну, которую, однако, знали все. Арнау поговорил с членами мавританской общины, и ночью они сделали все, что полагается, с телом Гилльема.

В ту ночь 26 декабря 1379 года ужасный пожар опустошил церковь Святой Марии. Огонь превратил в пепел ризницу, хоры, органы, алтари и все то, что к этому времени было построено внутри не из камня. Но и сам камень пострадал от воздействия пожара, хотя его уже обтесали. Ключевой камень с изображением короля Альфонса Благословенного, отца Церемонного, — Педро IV сам оплатил эту часть работ — был полностью разрушен.

Король пришел в ярость, узнав о том, что память о его царственном предке уничтожена, и потребовал восстановить камень. Но достаточно ли было средств у жителей квартала Рибера для оплаты нового ключевого камня, чтобы удовлетворить пожелания монарха? Все усилия и деньги горожан были направлены на восстановление ризницы, хоров, органов и алтарей. Конная фигура короля Альфонса была изобретательно изготовлена из гипса, а затем, окрашенная позолотой, приклеена к ключевому камню.

3 ноября 1383 года был установлен последний ключевой камень на центральном нефе, самый близкий к главному входу. На нем красовался герб совета строительных работ в честь всех безымянных граждан, благодаря которым была построена церковь.

Арнау посмотрел на этот камень. Мар и Бернат, улыбаясь, шли с ним к главному алтарю. С тех пор как ключевой камень был поднят на леса, ожидая, пока нервюры арок дойдут до него, Арнау не раз повторял одни и те же слова, адресуя их своему сыну Бернату:

— Это — наше знамя.

Мальчик посмотрел вверх.

— Отец, — сказал он, — это — герб народа. Такие люди, как ты, имеют свои собственные гербы, высеченные на арках и на камнях, на часовнях и на…

Арнау поднял руку, пытаясь остановить сына, но мальчик продолжал:

— А у тебя нет даже кресла на хорах!

— Это — церковь народа, сынок. Многие люди отдали за нее свою жизнь, а их имен нет нигде.

Воспоминания перенесли Арнау к тому времени, когда он, еще несмышленый мальчишка, носил камни от королевской каменоломни до церкви Святой Марии.

— Твой отец, — вмешалась Мар, — обтесал эти камни собственным телом. Лучшего чествования быть не может.

Бернат повернулся к отцу, широко раскрыв глаза.

— Как и многие другие, сынок, — сказал Арнау, — как и многие другие.

Август на Средиземном море, август в Барселоне… Солнце сверкало с таким великолепием, которое трудно было найти в любом другом месте мира. Прежде чем проникнуть в церковь Святой Марии, чтобы поиграть цветом на камне, солнечные лучи, отраженные в море, попадали в город, напитавшись там каким-то несравненным блеском. Внутри церкви цветное отражение лучей, пробившихся сквозь стекла окон, смешивалось с мерцанием тысячи свечей, зажженных и расставленных между главным алтарем и боковыми часовнями церкви Святой Марии. Запах ладана наполнял собой все вокруг, а музыка органа, благодаря прекрасной акустике, звучала в необыкновенной гармонии со светом, струившимся сквозь стрельчатые окна и цветные витражи.