Собрание сочинений (Том 2)
Шрифт:
Нюта вскрикнула и потеряла сознание.
Филин глянул на девочку и, чуть разжав когти, переступил с лапы на лапу.
ЦАРЕВИЧ РОМКА
Ромка не сразу догадался, где Нюта. Лишь потом, отойдя от Мити, он вдруг вспомнил последний свой разговор с девочкой, тот, в котором Нюта заговорила про волшебную палочку.
"В лес, ушла в лес", - как шилом кольнуло Ромку.
– Бог ты мой!
– всплеснула руками Вириха.
– Недоглядела. Дитё, несмышлёныш.
– Она отставила подойник. (Старуха доила коров.) Её сухие, жилистые руки как плети повисли вдоль тощего тела.
–
– Там болота и трясины. Леший, леший её уволок.
Давно в Ромашках не творилось такого. Весть о пропаже девочки неслась от избы к избе. И удивительно: никто не ругался. Дурного никто не сказал про Нюту. А говорили совсем иное.
– Дитятко. Она же для Мити. Для добрых дел.
Чуть ли не половина Ромашек тут же отправилась в лес. Ещё раньше, не заходя в деревню, прямо с графской усадьбы, не выбирая дороги, полем побежала в лес и старуха Вириха.
– Ох, ох, - вздыхала она.
– Не сберегла. Неужели и эту господь отымет?
Ромка нёсся вместе со всеми.
– Оно бы огню прихватить!
– выкрикнул кто-то.
Тогда Ромка вернулся назад. Однако вскоре, люди ещё не дошли до леса, он появился снова. Верхом на коне. На любимом Арапчике, с горящим факелом, как с мечом, в руках.
Он пришпорил Арапчика и, словно в воду, нырнул в темноту.
Сколько пролежала в забытьи Нюта? Час, два, а может, всего минуту. Только вдруг показалось Нюте, что кто-то её тормошит за плечи.
– Нюта, Нюта, - слышит Нюта знакомый голос.
Приоткрыла она глаза. Смотрит: лошадиная морда, догорающая головня, чей-то чуб и густые брови.
"Так это же Ромка!" - мелькнуло у Нюты, и снова закрылись глаза.
Когда Нюта полностью пришла в себя, она уже была на спине у Арапчика. Нюта видит Ромку, чувствует тёплую холку лошади. Девочка полулежит. Ноги её свисают. Правое плечо упирается в Ромкину грудь. В руках мёртвой хваткой зажата волшебная палочка.
Арапчик идёт шагом. Откуда-то сверху свисают еловые ветви. Растворяясь в ночном небе, над головой у Нюты бесконечной чередой проплывают листья. И сквозь них, то исчезая, то вновь появляясь, всё с тем же любопытством смотрит на Нюту звезда, та самая, а рядом с ней и её подружка.
И Нюте кажется, что Арапчик вовсе не конь, а сказочный Серый волк. И Ромка не Ромка, а красавец Иван-царевич. И конь ступает не по земле, а бесшумно скользит по лесу. И плывут они в дальние дали, минуя ветры и грозы.
Нюте спокойно. Нюте на редкость радостно.
– Ты царевич?
– спросила Нюта.
Ромка не понял и только повёл плечами.
ВОСТОЧНЫЙ ФРОНТ
Вскоре Нюта и Ромка снова пошли на берег Луги. Только не купались они теперь. Было ветрено. Низко ползли облака. Вода казалась стальной по цвету и била рябью в холодный берег.
Сидели вначале молча. Нюта вспоминала город и речку свою Миасс. Всё казалось далёким-далёким. Словно и вовсе не было. Ни того страшного дня и офицерских криков над кручей Миасса. Ни погребов, в которых сидела Нюта. Ни долгого и сложного пути в Петроград.
И то, что было после, тоже как-то забылось. Не то чтобы совсем. Нет. Нюта помнит
и Вирова, и комиссара Лепёшкина, и Наливайку, и Зигу, и товарища Ли. Помнит "Гавриил" и Кронштадт. Но всё это как-то расплылось в сознании Нюты.Ясно осталось одно - добрая память о людях. И о балтийцах, и о тех, кто укрыл её от расправы в Миассе, и о тех, кто принял её, как свою, в Ромашках.
Потом Нюта вспомнила про волшебную палочку. Палочка оказалась простой клюкой, забытой в лесу у берёзы каким-то дедом. Хоть и посмеялся тогда кое-кто над Нютой, хоть и было обидно Нюте, что найденная палочка всего-то клюка, однако по-прежнему верилось Нюте, что всё же есть на свете волшебная палочка. И добрый волшебник на свете есть.
Почему-то она опять стала думать о Вирове, о комиссаре Лепёшкине, о старухе Вирихе и о многих других.
Сидели молча. И вдруг Ромка придвинулся к Нюте, стал серьёзный-серьёзный, наклонился и тихо сказал:
– Уезжаю я, Нюта. Буду бить белых. Ухожу на колчаковский фронт.
Нюта опешила, посмотрела на Ромку.
– Так это ого-го как далеко!
– Я быстро, - ответил Ромка.
– Я на коне.
"Фантазёр", - подумала Нюта.
Однако утром, когда Нюта проснулась и глянула в окно, около ворот на привычном месте она не увидела Ромку.
Ночью, забрав Арапчика, Ромка исчез.
Зря Ромка бежал на Восточный фронт. Через три дня белые сами явились в Ромашки.
Глава четвёртая
"ПРОСТИ МЕНЯ, РОМКА"
НАЧАЛОСЬ
Летом 1919 года белые начали неожиданное наступление на Петроград. На помощь Колчаку и Деникину шёл генерал Юденич. Те двигались с востока и с юга. Юденич ударил с запада.
В первые же дни белые достигли реки Луги, заняли Ямбург. Один из отрядов вступил в Ромашки.
– Ну, прячь свою красоту, - кивнув на Нютин морской наряд, сказала старуха Вирова.
– Нынче от тельняшки и бескозырки до могилы один шажок.
Жизнь в Ромашках как бы остановилась. Все притихли. Забились в избы. Ждали большой беды.
Однако белые пробыли в Ромашках всего одну ночь. Ничего дурного они пока не сделали. Пострадал лишь один отец Капитолий. И то по своей же глупости.
Произошло это так. Утром перед отправкой в дальнейший путь белые организовали церковный молебен.
Отец Капитолий, выпив для храбрости, важно явился в храм, развёл кадило, прокашлял голос и басом запел:
– Во славу храброму русскому воинству, несущему защиту от исчадия ада - большевиков, во славу святой России да дарует вам господь силы во веки веков, аминь.
Всё шло хорошо.
Но вот батюшка увлёкся, забылся и крикнул своё "братишки".
Солдаты переглянулись. Офицеры насторожились.
– Богу, братишки, помолимся. Богу помолимся, - продолжал с увлечением батюшка.
То ли лишнюю чарку утром принял отец Капитолий, то ли просто забылся, только кончил батюшка совсем неожиданно:
– Помолимся, братишки, помолимся. Советской власти помолимся. Да сохранит её господь во веки веков!
От напряжения ворот поповской рясы расползся, и все увидели на груди отца Капитолия морскую тельняшку.