Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Собрание сочинений в 10 томах. Том 2: Третий глаз Шивы
Шрифт:

— И у меня это долго не проходило.

— Но все же потом прошло?

— Прошло. Потому что все проходит в конце концов, как это было написано на перстне царя Давида. Но мне было жаль, когда оно прошло. Да и сейчас жаль тоже. Видимо, мы оба тогда сильно ошиблись, хотя виноват во всем только я один.

— Нет, Володенька, это не так. Все случилось так, как должно было случиться. И не надо переживать задним числом. Я же сказала тебе, что почти влюбилась в тебя. Это все и решило. Не будь этого маленького «почти», я бы сама бросилась тебе на шею. Потом, когда мы встретились в самолете, я ведь даже не сразу тебя узнала. А когда узнала, то с удивлением обнаружила,

что совершенно ничего не почувствовала. Понимаешь? Было только минутное помрачение, которое скоро прошло. Ничего более. И ты это тоже знал, иначе бы не затаился так надолго. Разве я не права?

— Может быть, и права, — проворчал Люсин и сунул в рот незажженную сигарету. — Не надо, — покачал он головой, когда она подвинула ему спички. — Просто я оставил дома свой мундштучок, свою соску-пустышку… А вообще-то хорошо, что мы с тобой поговорили.

— Очень хорошо. Теперь мы сможем видеться без боязни.

— Без боязни?

— Конечно. С нами уже ничего не может случиться.

— Допустим.

— И мы можем теперь дружить.

— Тебе это нужно?

— До сегодняшнего дня я и не думала об этом, но сейчас вижу, что да, нужно. Во всяком случае, я бы хотела.

— Спасибо тебе за прямоту и спасибо за то, что ты сейчас сказала.

— И это все?

— Честно говоря, не знаю.

— Ия рада, что ты оказался таким, как я думала… Зачем ты пришел в наш дом?

— Я тебе все сказал, Мария. Ты все знаешь.

— Все ли? Почему Марк так нервничает?

— Но ты же сама…

— Нет-нет! — нетерпеливо остановила его она. — Я о другом. Он тревожится не только из-за служебных неурядиц. Мне кажется, он нервничает именно из-за тебя. Ты его в чем-то подозреваешь?

— Я веду розыск, Мария, и этим все сказано. Мне очень жаль, что это доставляет беспокойство ему и тебе, но ничего не поделаешь. Правда?

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Я ответил, Мария.

— Значит, он зря так волнуется?

— Не знаю. — Люсин бросил сигарету в пепельницу. — Ему виднее. Почему ты не спросишь у него?

— Я спрашивала.

— И что же?

— Он только рассмеялся в ответ.

— Вот видишь?

— Конечно, вижу. Это был принужденный смех. Ему совсем не так весело, Люсин. Он чем-то очень обеспокоен.

— Ты не забыла, что я все-таки работник милиции? — Он попытался пошутить, но шутка не удалась. — Твои слова могут невольно натолкнуть меня на подозрение. Уж не собираешься ли ты свидетельствовать против собственного мужа?

— Конечно же, нет. — Она даже не улыбнулась в ответ. — Просто я очень волнуюсь и делюсь с тобой своими заботами. Не со следователем — с тобой.

— Ты ставишь меня в трудное положение, Мария. Все же я пришел к вам именно по делу. Меньше всего я ожидал увидеть здесь тебя. Поверь мне.

— Я понимаю.

— Вот видишь!

— Но одно к другому ведь не имеет отношения? Если, конечно, у тебя ничего нет против Марка.

— По-моему, ты правильно понимаешь ситуацию.

— Значит, все-таки что-то есть?

— А это уж запрещенный прием. Скажем так, Мария: служебная этика не позволяет мне ответить на твой вопрос. Ни отрицательно, ни положительно. Наши личные взаимоотношения никак не должны мешать работе. Извини меня, но это так.

— Я понимаю.

— Да, Мария, пожалуйста, пойми это. Я не становлюсь в позу, не разыгрываю принципиальность. Но я, как говорится, при исполнении. Строго говоря, мне не следовало бы даже пить этот коньяк. Будь я сейчас моложе лет на пять, то вообще бы попросил перебросить меня на другой объект. Но я знаю,

что это было бы неправильно. В корне ошибочно. Наша с тобой дружба не может ничему помешать. И если только ты веришь, что у меня нет и не может быть иной цели, кроме раскрытия истины…

— Но это же само собой разумеется!

— Вот и ладно, Мария. Будем верить друг другу. Все, что можно, я и сам скажу.

— Я тебе очень верю. Но верь и ты мне, моему чувству, моей интуиции.

— О чем ты?

— Я знаю, что Марк неспокоен. Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что это как-то связано со смертью Аркадия Викторовича. Но Марк честный человек, Володя, честный и чистый.

— Ну, Мария…

— Да-да! Я знаю, что говорю! По-моему, он очень боится, что его могут в чем-то таком обвинить. Под влиянием страха Марк способен наделать глупостей. Поэтому мне важно, чтобы ты понял… Одним словом, не надо его подозревать… Ты понимаешь меня?

— Послушай, Мария, — Люсин промокнул платком внезапно вспотевший лоб, — я не спрашиваю тебя, что ты знаешь, больше того — мне бы даже не хотелось выслушивать твои признания. Если ты хочешь сказать мне что-то, я готов тебя выслушать. Готов, но не более! Причем совершенно официально. Но если тебе нечего сказать, то предоставь мне самому делать выводы. Клянусь тебе, что никакой предвзятости по отношению к твоему мужу у меня нет. Меньше всего я хочу обвинить его в чем бы то ни было. Именно его, Мария, потому что он твой муж. И вообще обвинять не моя функция. Мне должно только беспристрастно во всем разобраться, не более.

— Но успокоить его ты можешь? Сделать так, чтобы он не боялся за себя?

— Научи, как. Ты хочешь, чтобы я открыл ему все материалы? Но это должностное преступление, Мария. Грубая ошибка в лучшем случае.

— Ничего такого не надо. Просто скажи ему, что ни в чем плохом его не подозреваешь.

— И он поверит?

— Скажи это мне, и я сумею успокоить его. Мне он поверит.

— Ты хочешь, чтобы я сделал это сейчас? Немедленно?

— Чем скорее, тем лучше.

— Дай мне время, Мария. Сейчас тело Аркадия Викторовича подвергается судебно-медицинской экспертизе. Давай дождемся ее результата. Хорошо? Может быть, тогда я смогу сказать что-то определенное.

— Я очень благодарна тебе, Володя.

— За что?

— За твое обещание. Но больше всего за то, что ты действительно не спешишь обвинять. Теперь я это поняла.

Двойным колокольным переливом проиграл свою нехитрую мелодию электрический звонок.

— Марк! — Мария торопливо загасила сигарету и пошла к дверям.

Люсин взял коробочку с баргузинским соболем на желтой этикетке и нашел спичку, отмеченную огненным пятнышком.

Ее помада, частица ее…

Бросив спичку обратно в коробок, он положил его на место, рядом с розовой причудливой раковиной Карибского моря.

— А вот и я! — сказал Сударевский, довольно потирая руки. — Прошу простить, что заставил ждать, но мы договорились, кажется, в семь? — Он посмотрел на часы: — Я опоздал всего лишь на пять минут, что, конечно, не может служить оправданием.

— Ну что вы, Марк Модестович! — Люсин встал. — Это мне следует просить извинения. Я пришел слишком рано.

— Ради бога! — запротестовал Сударевский.

— Вы меня неправильно поняли! — смеясь, перебил его Люсин. — Время пролетело незаметно, и было бы грешно сетовать на судьбу. Оказалось, что мы с вашей женой давние приятели! Каково? — Он пожал Сударевскому руку и ободряюще подмигнул Марии. — Мир тесен! Хоть это и банально, но он действительно тесен, и это хорошо.

Поделиться с друзьями: