Собрание сочинений в 2-х томах. Том 1

Мать замолчала, услыша сей ответ, который был более остроумен, нежели основателен, ибо знаю и то, что в лотерею часто столь много выигрывают, сколь много проигрывают.

БАСНЬ 221. НАДЕЖНОЕ СРЕДСТВО ПОЛУЧИТЬ ЖЕЛАЕМОЕ

При дворе львовом визирское место было не занято. Многие звери старались получить оное. Лисица одна, хотя и имела к тому великое желание, притворилась, будто великое к тому имеет она омерзение, и для тою спряталась в пещеру, разглася, что она оттуда ранее не возвратится, пока который-нибудь зверь произведен не будет. Но сим самым вымыслом получила она то, чего бы никогда получить не могла, ибо лев думал, что честность лисицы чрез то явно открылась, и для того велел он ей указом выйти из пещеры и быть визирем.

БАСНЬ 222. ГОСУДАРЬ ИЗВИНЯЕТ СВОЕГО ГРАДОДЕРЖАТЕЛЯ

Государь приказал быть к себе двум своим градодержателям и привезть с собою все бумаги и доказательства того, что должность свою исправляли они порядочно. Первый, получа приказание, должен был отправиться немедленно, а другому дано три дни сроку. По прибытии их обоих нашлось, что первый забыл с собою взять бумаги и доказательства, а другой все повеленное привез с собою. Главный министр разгневался на первого и обвинял его нерачением в присутствии государя, который сам оправдал его.

— Невозможно требовать от них равной исправности, — говорил он, — ибо одному ведено выехать немедленно, а другому дано три дни сроку.

Баснь обвиняет тех, кто внезапную смерть почитает наказанием; ибо в сем случае приписывают они богу некоторое пристрастие, не помышляя о том, что бог, яко праведный судия, конечно, от того потребует более, кто больше времени имел на покаяние. Никто сомневаться не может в том, что божеский суд совсем инаков, нежели человеческий.

БАСНЬ 223. ДВА КОРАБЕЛЬЩИКА

Два корабельщика, каждый с кораблем своим, отправлены были вместе. Один пришел к пристани ранее другого. Сие приписано было проворству одного, а не рачению другого. Но по исследовании дела нашлось, что первому послужило слепое счастие, а другому препятствовала буря, чего ради первый отпущен был, а другому поручили большой корабль.

БАСНЬ 224. ЖАЛОБА ЯСТРЕБА

Между различными узаконениями зверей и птиц определено было ястреба вдесятеро более наказывать, нежели журавля, если найдутся они в одинаком преступлении. Ястреб жаловался на сие определение, говоря, что за равное преступление равное и наказание быть должно. Но орел ответствовал ему так:

— Когда наказанием отвращаются твари от всякого злодейства, а ежедневные опыты научают, что умеренное наказание у некоторых народов столь же много действует, как и жесточайшее, то должно также для мытья ястребовой головы употребить более щелоку, нежели на мытье головы журавлевой.

Баснь научает учреждать наказание по свойству каждого народа.

БАСНЬ 225. КРЕСТЬЯНСКАЯ ЛОШАДЬ И МАНЕЖНАЯ

Крестьянская лошадь шла мимо манежной, которая на улице делала такие скачки и движения, что народ остановился и смотрел на нее с удивлением. Крестьянская лошадь, не имея времени на нее смотреть, шла своей дорогой, а возвращаясь, увидела манежную в превеликом поте.

— Ты еще не дале? — спросила она манежной. — Я еще успею много сработать, пока ты будешь в другой улице.

Баснь надлежит до тех, которые в непрестанном движении и со всем тем ничего не делают.

ТОРГ СЕМИ МУЗ {*}

Из Кригеровых слов. 13

Юпитер определил быть всеобщему собранию богов. Он объявил им, что любезнее ему всех животных люди, и для того предприял он сделать их вообще благополучными. Все на то были согласны и поручили о том стараться Аполлону. Таким образом, послал он семь Муз и удержал у себя только двух, чтоб одному не остаться. Каждая из них имела на спине короб, в которых были средства к человеческому благополучию. Первая носила разум, другая добродетель, третья здоровье, четвертая долгую жизнь, пятая мысленные увеселения, шестая честь, а последняя имела короб, наполненный золотом. Они сошли все вместе с Парнаса и отправились в город, когда в оном был день торговый. Там было великое множество народа, а особливо превосходило более число молодых людей, которые окружили Муз, когда стали они продавать свои товары.

«Я продаю разум, — говорила первая, — покупайте его. Я вижу, что в оном есть у вас недостаток; когда будете вы иметь его, то не будет вам нужды покупать более у сестер моих. Я уверяю, что разум — товар очень редкий». Тогда сделался в народе великий смех. Видно, что она девка веселая, говорили они тогда; жаль только того, что она не моложе. Муза, не продав там своего товару, пошла по улицам и объявляла еще, что продает разум. Всякий смотрел на нее из окошка и, глядя на короб, смеялся. Она, приметив, что сей труд ее бесполезен, предприяла идти с товаром по домам, и, пришед в первый дом, поставила она короб с товаром своим на пол, чтоб отдохнуть несколько. По несчастию, бранилась тогда госпожа дому с своим мужем и, зляся на него, била всех своих слуг и служанок. Она, увидев Музу, спросила ее сурово, зачем она пришла? «Сударыня, — говорила ей Муза, — не изволите ль купить у меня разуму? Покупайте теперь его, он вам вперед пригодится: может быть, больше я в дом ваш не буду, а товар вам, поверьте, очень надобен; вы довольно имеете в себе достойного любии, и только недостает вам разума». — «Что за черт! — закричала госпожа. — Разве я дура?» — «Не прогневайтесь, сударыня, — отвечала ей Муза, — я от глупости вас избавить теперь хочу: вы видите, что продаю я разум». После сих слов госпожа, рассердясь жестоко, подняла руку, чтоб ударить Музу, и она бы отправила ее добрым порядком, когда бы Муза не убралась скорее из дому. Лишь только она оттуда вышла, то бежал за нею таможенный сборщик и кричал ей: «Что у тебя в коробе? Отдай за это пошлину». — «Я продаю разум», — говорила Муза. «Разум! — вскричал сборщик. — Что это за чудо! Я, мне кажется, сборщиком лет с тридцать, да не видывал сего отроду. Изрядно, друг мой, — продолжал он, — я короб твой запечатаю; мне надобно знать, не заповедный ли это товар?» Он сказал о том судьям, которые определили выгнать Музу из города, для того что разуму в нем довольно и граждане не имеют в том нималой нужды, да и непристойно за такой товар платить деньги. Таким образом выгнана была Муза из города и запрещено было ей являться туда по смерть.

Другая Муза, которая продавала добродетель, кричала также по всем улицам, но не нашла купцов, для того что все почли ее за дуру. Наконец сказал ей один разумный старик: «Любезная Муза! Товары твои здесь не в моде; сказывают, что они очень стары, а наши дамы смеются уже тем уборам, которые носили их бабушки. Ты лучше сделаешь, ежели перестанешь напрасно трудиться. Моды переменяются часто. Добрый человек в старину был титул почтенный, а ныне значит то: дурак». По счастию, имела Муза тогда с собою терпение, помощию которого получила она силу отнести назад свои сокровища.

Третья Муза, которая продавала здоровье, хотя и имела несколько купцов, однако были все почти такие, которые столь повреждены были беспорядочною жизнью, что помочь им никаким образом невозможно было. По несчастию, случился тут ученый доктор, которого больные увидя, оставили Музу и пошли все к нему, говоря: «Пойдем лучше искать помощи у него; мы знаем, сколь много вылечивает он от болезней своими рецептами, а эта дура советует нам пить колодезную воду». Таким образом, принуждена была Муза затворить свой короб; а из всего народа не больше было двух человек, которые выздоровели от ее лекарств, для того что никто не хотел хранить правил, которые она предписывала.

Четвертая Муза объявляла, что продаст долгую жизнь. Лишь только она выговорила сии слова, то вдруг все, и больные и здоровые, окружили Музу. Богатые отдавали за сие половину своего имения и нарочно, чтоб не раскупили у нее прочие столь полезного товару, приставили они десятских отгонять палками простой народ. «Любезная Муза! — говорил тогда восьмидесятилетний старик. — Я, слава богу, имею шестьсот тысяч рублей денег, которые нажил я, сказать правду, и потом и трудами; мне хотя очень трудно беречь их в безопасности, однако умереть не хочется, да мне и досадно, что по смерти моей будут они промотаны детьми моими. Что бы ты взяла с меня, — продолжал он, — когда бы мне еще прожить можно было лет десятков восемь?» — «Я возьму с вас, — говорила Муза,— тысяч восемьдесят». — «Как! Восемьдесят тысяч! — отвечал старик. — Это шутка тебе кажется? Разве восемь тысяч, то бы несколько было еще сносно; вить надобно жить, да было бы чем прожить». — «Государь мой! — ответствовала Муза. — Знайте, что деньги, кои получаю я за товар сей, назначены для употребления людей разумных и добродетельных, которые обедняли, и ведайте, что бедным я ни в чем отказать не могу». — «Пускай то будет, — говорил старик, — а что много, то много; изволь, быть так; я прибавлю еще сто рублей, итого будет восемь тысяч сто рублей серебряною монетою». — «Изрядно, — отвечала Муза, — я готова вам служить, да мне надобно еще сказать и то, что вам кроме сего должно купить у сестр моих разуму, добродетели и здоровья, а без них товар мой будет или совсем недействителен, или сделает вам жестокую печаль и будет большим еще бременем». — «Да где твои сестры?» — спросил старик. «Вы должны их искать,— отвечала она. — Я чаю, не вышли они еще из города. Капиталисты выходили по их сыскную, послали искать их по деревням, однако нигде найти не могли».

Пятая Муза, которая продавала забавы, окружена была таким образом от людей обоего пола, что не было уже сил ее стоять. Она упала и разбила короб. Люди напали с таким жаром на забавы, что разорвали их по клочкам, и никому не досталась совершенная забава; кто получил малую часть оных, тот тужил о том, для чего она не вся, и завидовал тому, который имел то, чего недоставало у него. Со всем тем, никто не хотел уступить другому. Муза не пеняла тогда за их чрезмерную жадность к забавам, для того что чрез сие они их стали лишенны, хотя она и даром им уступить их хотела.