Собрание сочинений: В 2 т. Т.1: Стихотворения

* * *

Таракан Тараканий Великий, властелин пауков илемуровШел войной на лангуста Лангуста, властелинамокриц и мандрилов.Над рядами кротов или крабов сто вампировтопорщились хмуроРассветало. Был снег на равнинах. И сердце томи лось.Тараканий, шевеля усами, осуждал теорию квантов.Лангуст, шевеля усами, поучал, что важней –квакванты.О, как трудно дышать! Сколопендры в темнеющем небе.Густо падает снег. Чье-то сердце лежит на сугробе.Уже уносило в жерло расширяющейся вселенной,В черной пустоте кружило Таракана, Тамерлана,Лангуста, Ксеркса.В конусе небытия Тарантул вращался, пленный.Два огненных дикобраза вертелись, грызясь из-засердца.Только мы отдыхали одни в отвратительном царствеЭринний.И на сомкнутых веках твоих были пепел, и слезы,и – иней.

* * *

Ну и ну, ну и дела, как сажа бела, трала-лала.А ночь светла, а коза ушла, эх, бутылочка пожилочкам по-те-кла.Ушла коза от козла. Ушла. Куда? В Усть-сы-сольск.Не в Усть-сы-сольск, так в Соль-выче-годск.Ау, моя коза. Чепуха хандра. Ха-ха, ха-ха.Эх, гали-мать-я.А ну и луна же. Во всю луна. Хандрит она, чтоона одна?Сто грамм забытья. Двести грамм забытья.Хотите вина, мадам Луна?Там Близнецы. Там Козерог. С козой, без козы?Там Водолей.Налей, налей, бокалы полней, козу вините всмерти моей.Ну и тишина. Нальем Близнецам.Нынче здесь, а завтра — тамтам.

* * *

Мертвый вялый туман,кокон печали и скуки,серый огромный кокон,где стынет личинка рассвета,куколка полдня.Что делать, если душамолчала так долго,что на губах ее сплелпаук паутину?Что делать, если сердце молчитмертвой трихиной?

* * *

На остров Цитеру. Выпьем в пути.Ну что? Цикута в бокале?И горький миндаль. Миндаль? ПочтиЦианистый калий.Да нет уж, — хватит яда в крови:Ее не раз отравлялиОстатки надежд, крупицы любви,Сухие кристаллы печали.А в печени камень. Осадки душиВ таком, ха-ха, минерале.А где самородок счастья? Ши-ши.В Австралии. На Урале.«Житейское море» катит куски —Янтарь? Едва ли, едва ли.Обломки желаний, сгустки тоски.Мелочь. Детали.

* * *

Дни мои, бедная горсточка риса…Быстро клюет их серая птица.Мелкий стеклярус кустов барбарисаК позднему утру весь испарится.Осень. Валяется блеклая сливаВ грязных остатках бывшего ливня.Как ей в грязи тускловатой тоскливо!Если б могла — она бы завыла.Ну а солдатом (а пули-то низко)В луже валяться? Страшно и слизко.В черном болоте, как черная крыса…Дни мои, бедная горсточка риса.

* * *

А ты размениваешься на мелочь,На пустяки, по пустякам,И головней дымится тусклый светоч,Который мог светить векам.Ну что же: невезенье, омерзенье,И муха бьется об окно,Опять попытка самосохраненья,Хотя, казалось бы, — смешно.О, позабудь житейский хамский хайИ стань сама свободой и покоем.Ты мелкая? Не льешься через край?Но — расцвети, белей, благоухай,Душа, не будь лакеем, будь левкоем.

* * *

Consume my heart away; sick with desire

And fastened to a dying animal

It knows not what it is.

William Butler Yeats

Сожги мне сердце: утомленное желаньем,

Оно к животному, которое умрет,

Прикреплено; оно себя не знает.

Уильям Батлер Йейтс

Живу, увы, в страдательном залоге.(«Бессмертья, может быть, залог»?)Не жизнь — смесь тревоги и – изжогиТуманный яд, холодный «смог».Да, да, сегодня красная погода,Да, презеленая, отстань.Делишки и делишечки, простуда,Больная, сломанная тень.Но — русские авоси да небоси,Всё — ничегошеньки, пройдет.Сереет небо, холодеет осень.А скоро — иней, скоро – лед.…Кто смотрит? Искупитель? Искуситель?Неясный нимб… Да нет – луна…И не о чем, и незачем, простите…«Луна — бледна». «Весна – красна».

* * *

…um das herz wolbt sich ein singender himmel

doch seinen liedern durfen wir nicht glauben…

Hans Arp

…над сердцем купол певучего неба,

но песням небесным лучше не верить.

Ганс Арп

Загуляй ты выпей полдиковинки,Целовать кидайся целовальничка,Надивись на дивные штуковинки,На девиц-красавиц балаганчика!Барабанщики там и бубенчики,А на лбу серебряные венчики.Суматошливо-то, скоморошливо,Без горючих слез, пляша-играючи,И ни будущего, и ни прошлого,О голубушки мои, не знаю чьи,Было давеча, стало нонече.Пляшут ангелы, скинув онучи!О, немножечко хоть, Боже наш, немножечко –Ах, да что же, мужичку уже неможется.Хоть машинка заливается натужная,Да слезинка наливается жемчужная:Где ж ты, нежная царица Шемаханская?Эх ты жизнь, как говорится, арестантская!

* * *

Да, расчудесно, распрекрасно, распрелестно,Разудивительно, развосхитительно,Разобаятельно, разобольстительно,Не говори, что разочаровательно.Но как же с тем, что по ветру развеяно,Разломано, разбито, разбазарено,Разорено, на мелочи разменяно,Разгромлено, растоптано, раздавлено?Да, как же с тем, кого под корень резали,С тем, у кого расстреляны родители,Кого растерли, под орех разделали,Раздели и разули, разобидели?

* * *

Помню изгородь, помню жимолость,На крыльце серебристую изморозь,А на окнах — морозную живопись.Это память плющом цепляется,А стена — завалилась, заляпанаЧерной известью, шлаком, слякотью.…Поплыли дымки — гуси-лебеди,И домашний очаг — бомбой вдребезги:Ну, друг Иов, живи — в страхе-трепете.Дым не хуже был, чем у Авеля…О дыхание дымного ангелаТам, где армия жгла и грабила!

БОЙ БЫКОВ

…бросаясь за вертлявым пикадором…

Николай Асеев

По сумрачно-желтой арене бессмысленно скачет –Ну что, обреченный, израненный, черный, священный?О, взлеты пурпурных плащей над твоей незадачейИ свет золотого камзола (и точность движений).О, смерть в розовато-сиреневых ярких чулкахИ яркие синие туфли — и точность их шага,За желтой изнанкой плащей – золоченый рукав.И вот уже кончено, бедный, — последняя шпага.Так жалко упал на пятнистую охру земли.Как лилии, стрелы росли из кровавого бока.За хвост привязали и стремительно поволокли –Поспешно, позорно, — позорно, поспешно, жестоко.А впрочем, к чему красноречие? Двадцать минутТобой занимались, тебе оказали внимание.Зачем обижаться? Другие и хуже умрут.А я – поживу. До последнего, брат, издыхания.

* * *

Была вечеринка в аду. И с бутылочкой ромаСклонялся Иуда к чертенку с лицом херувима.И Каин скучал подле черной диавольской кухни.«Святому Георгию» пели драконы «Эй, ухнем»,И демоны выли «Те Деум» средь гама и дыма.И серые тени змеились у лодки Харона,И теням туманным показывал фокусы Хронос,И чья-то душа, разжиревшая черная такса,В зеркальной стене отражаясь, прилипла к паркету.И мы танцевали на темных волнах Флегетона,И черный оркестр погружался в мерцание Стикса,Огромные люстры летели в застывшую Лету.Все, кажется, ждали Христа. Нет, конечно, не ждали.