Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

В круг снова вышел Никита Семенович. Вежливо и почтительно он сказал:

— Ежели, ваша милость, вы не выпустите Луку Лукича, мы его сами выпустим.

— Ты понимаешь, что говоришь?

— Понимаю, господин земский. Я говорю, чтобы вы Луку Лукича сей момент выпустили, не то мы замок собьем и выведем Луку на вольную волюшку. Но мы просим вас: выпустите Луку Лукича, человека, то есть, белее самого белого снегу и чище голубых небес. Молим: выпустите без скандала.

— Пшел, проспись, скотина! — рассвирепел Улусов. — Не то я тебя самого под замок!

— Меня вы, ваша милость, не запрете.

— Запру!

— Ан нет!

— Эй, там… Ареф! — крикнул Улусов, едва владея собой.

— Ареф дрыхнет, — Никита Семенович рассмеялся. — А ежели и сунется, я из него яичницу сделаю. Так что вы перед народом один на один, господин земский. Народ вас добром и с почтением просит: выпустите Луку Лукича.

— Нет!

— Ладно, — сказал Никита Семенович. — Тогда мы вас спросим насчет земли. Спросим, отцы?

— Спросим!.. — заревела толпа, почувствовав, что Улусов в ее власти и бессилен противодействовать ей.

— Господин земский, зачем вы отсудили у нас эту землю, если вам царь даст ее в Сибири, сколько вашей душеньке угодно?

— Молчать!

— Почему молчать? Закон у вас в кармане.

— Стой, Микита. Я его спрошу, — вмешался Петр. — Господин земский, ладно, пес с ней, с Сибирью, не о том речь. Землю вы у нас оттягали. Кому вы ее отдаете?

— Я с тобой, паршивец, не желаю разговаривать. А ну, посторонись. Эй, кучер, сюда!

Улусов хотел выйти из толпы, Никита Семенович опередил его. Он подбежал к лошадям, сгреб кучера в охапку, снял с козел, дал ему пинка, потом быстро выпряг лошадей, гаркнул — лошади шарахнулись в разные стороны. Ошалевший кучер побежал за ними.

— Никуда вы, господин земский, не уедете, пока не поговорите с народом.

Улусов онемел от такой дерзости.

К нему подошел Андрей Андреевич.

— Господин земский, — миролюбиво заговорил он, — народ мы простой, ежели и сказали лишнее — простите. Мы жили в мире с твоим батюшкой, почему ты не хочешь с нами в ладу жить? Почему не желаешь нам сдать в ренду землю? Ты знаешь: нам без нее полный разор.

— Земля моя, что хочу, то с ней и делаю. А вам ее не хочу отдавать, потому что вы дерзки и непочтительны.

— Чем же Иван Павлович почтительнее нас? Деньги его вам больше пришлись по нраву? Дает он вам больше?

— Да! Все?

— А какие такие долги вы с нас требуете?

— Семь тысяч восемьсот рублей. И я их получу, будьте уверены!

— Вы слышали? Почитай, восемь тысяч долгов!

Народ снова разбушевался. Теперь кричали все, и уж ничего нельзя было разобрать в вопле и шуме.

— Стой, помолчите! — выкрикнул Петр.

Кнут Никиты Семеновича звонко щелкнул над головами.

— Старики, давайте лавочника спросим… Слушай, Иван Павлович, ты берешь в аренду улусовскую землю? — Фрол уперся в лавочника глазами.

Толпа затихла.

— Беру, братцы, — покаянно пробормотал Иван Павлович.

— Ты что — против мира пошел? — допрашивал его Фрол.

— Братцы!

— Побить бы его, — предложил кто-то, впрочем, довольно мирно.

— Зачем его бить? — Петр подошел к крыльцу. — Где договор? А ну, подавай, рыбье мясо.

Иван Павлович извлек из кармана поддевки договор, к которому он хотел приложить волостную печать.

— Слушай, Иван Павлович, — Петр в упор смотрел на дрожащего лавочника. — Меня и всю нашу породу ты знаешь. Ежели сейчас же эту бумагу не изорвешь, я тебя спалю, хотя бы шагать мне по Владимирской в кандалах, понял?

— Братцы… — жалобно заныл лавочник.

— Рви договор, отец! — визгливо закричал Николай. — Рви, или я откажусь от тебя.

Иван Павлович разорвал бумагу.

— Господин земский, — сказал после того Петр. — Иван Павлович перед всем миром от ренды отказался. Добром тебя просим: отдай нам землю. Мы тебе ту же цену, что и лавочник, заплатим.

— Не отдам! — выкрикнул в ярости Улусов. — Да я вас!..

— Ежели вы, господин земский, с нами что-нибудь сделаете, — предупредил его Сергей, — поберегитесь!..

— Верно, — поддержал Сергея Никита Семенович. — Спалим вас, ваша милость, к чертовой матери!

Никита Модестович ударил ямщика. Никита Семенович схватился за щеку и осмотрелся. Рядом с ним стоял, опираясь на посох, староста.

— Дай палку! — хрипло выдавил Никита Семенович. — Дай я его…

— Не дам, дурачок, повесят! — Данила Наумович вырвал из рук Никиты Семеновича посох.

— А-а-а!.. — взвыл тот. — Братцы, вы видали, что он со мной сделал?

— Долой земского! Долой царя!.. — раздались крики сзади.

Никита Семенович схватил Улусова, отнес в тарантас, усадил на козлы.

— Я тебя, господин земский, от народного гнева спасу, — сказал он, взялся за оглобли и рысью побежал к луже, таща за собой тарантас с седоком.

Улусов от страха и позора оцепенел. Он покорно, как кукла, сидел на козлах. Никита Семенович, шагая по колено в грязи, затащил тарантас на середину лужи и оставил его там.

Толпа ревела, свистала, гоготала.

Данила Наумович, вскрикнув: «Да ведь утопнет казенный человек, братцы!» — полез в лужу спасать Улусова. За ним побежали нахаловские богатеи. Их никто не остановил, — внимание всех было приковано к тому, что делалось в это время около волостного правления.

3

Выбравшийся из лужи ямщик выбивал стекла из окон. Ему помогали Петр, Листрат, Сергей, Николай и Фрол.

Перебив стекла, Никита Семенович влез через окно в правление, отпер дверь, выбросил на улицу Арефа и позвал тех, кто толпился на крыльце.