Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность

Через час, сидя за чаем, Лев рассказывал матери Жени тут же выдуманную им историю о том, как он работал на Урале, как соскучился по Верхнереченску, и расписывал происшествия, якобы случившиеся с ним по дороге.

2

Вечером Лев с Женей пошли на открытие театра. Пришли они туда за час до начала спектакля. Женя нашла Льву уголок, откуда он мог наблюдать последние приготовления к премьере, сам оставаясь незамеченным.

Когда Женя пошла за кулисы, Лев попросил ее не говорить ребятам о его приезде. Затем он вынул книжку и принялся читать. По театру носились люди в спецовках, актеры, плотники, бутафоры. Режиссер — молодой, взъерошенный парень, весь измазанный красками и мелом, — летал по лестницам.

Новый режиссер, приглашенный в театр по рекомендации Зеленецкого, был одним из основателей «неотеацентра».

«Неотеацентр», состоявший к тому времени уже из четырех членов, объявил беспощадную борьбу «правой деспотии на театре» и в качестве одного из опорных пунктов своей деятельности избрал Верхнереченск, где в лице Зеленецкого нашел горячего приверженца. Постановка «Короля Лира» в «Зеленом круге», по замыслам «неотеацентра», должна была означать начало войны «новаторов с архаистами». Режиссер был поэтому в страшном возбуждении, бегал по театру, кого-то разыскивал, с кем-то ругался, клялся повеситься, застрелиться, броситься в воду, убить какого-то Прошкина, свернуть башку Компанейцу, выдергать ноги у Джонни, сыпал проклятия, но тут же над чем-то хохотал.

Он наскочил на Льва, сквозь огромные очки в роговой оправе осмотрел его с ног до головы и сказал:

— Почему вы не принесли флейту?

Лев смутился.

— Я муж Камневой.

— Ах, му-уж? — протянул режиссер, сделав удивленное лицо. Потом подсел к Льву. — А я вас о флейте… Фу, ты, дьявол! Вероятно, я подохну сегодня. Гм, странно, я не знал, что у Жени есть муж. Курите? — Он протянул Льву папиросу.

— Спасибо, — сказал Лев. — Ну, как у вас дела?

— Ради господа, только не о делах! Только не о театре! О чем угодно, только не о здешнем кавардаке. Прошкин пьян, Макеев, вы знаете его, ну, Джонни, хамит. Компанеец обещает меня застрелить. Но все это пустяки, все это искупится нашей победой. Скажу, не хвалясь, — спектакль чудесный. Ах, простите, я и забыл познакомиться. Максим Турбаев — режиссер.

Режиссер снял очки, протер их и снова водрузил на место.

— Впрочем, к дьяволу театр, надоел! Днем театр, вечером театр, ночью театр! Вы давно в Верхнереченске? Я уверен, что вы понимаете искусство. Знаете, есть такие люди — нутром его чувствуют. Но мало, совсем мало таких! Разве Сергей Сергеевич? Он меня понимает. Все остальные — профаны, невежды. По секрету, я задумал один спектакль. О-о! Увы, это тайна. Тайна даже для близких. Но скажу, не хвалясь, это должно произвести переворот на театре. Вторую революцию. В городском театре не были? Пошлятина, боже, какая пошлятина! Отвратительный мхатовский натурализм, ползучий, понимаете ли, натурализм. Ох, уж эти натуралисты, реалисты, Станиславские, Вахтанговы… Это же реакционеры! Да, да! И даже скажу больше — это контрреволюционеры! Вы знаете, что они сделали? Это совершенно точная информация. Они недавно съехались на тайную конференцию и решили уничтожить «неотеацентр»! Да, да, это факт! У них же есть свой трест. И вы знаете, кто во главе этого треста? Нет, вы не угадаете! Ну, хорошо, я скажу, я вам верю. Во главе этого треста… Качалов! Но мы сплачиваемся, мы растем, мы боремся. Вы знаете, что я задумал? Я вам сейчас скажу…

Турбаев стал уже входить в раж, но его окликнули со сцены.

— Простите, я сию минутку! — сказал режиссер и исчез.

Театр начал наполняться. Это был официальный просмотр, и в театр по специальным пригласительным билетам пришел цвет Верхнереченска.

Лев прошелся по театру. Здание было маленькое, тесное, раньше здесь помещалась читальня. Зал едва вмещал триста человек, на сцене было трудно повернуться, но актеры и режиссура чрезвычайно ценили свою маленькую «хибарку», как они ласково называли театр.

После второго звонка Лев, заняв свое место в углу, увидел, как в зал прошел Опанас.

Лев усмехнулся. «Вот этот обрадуется!» — подумал он.

Вслед за Опанасом появился лысый человек с бульдожьей физиономией — Зеленецкий. Последними сели на директорские места Андрей, Лена и Джонни.

Занавес, дрогнув, пошел вверх. Начался спектакль.

Лев хорошо знал «Короля Лира», однако то, что он увидел на сцене, имело лишь самое отдаленное сходство со знаменитой трагедией.

Турбаев разделал под орех произведение «этого, — как он говорил, — слезоточивого старикашки».

Первое, что увидел Лев, был знаменитый круглый зеленый помост, давший название театру. Огромный круг, сбитый из досок и подвешенный на веревках к потолку, служил площадкой, где развертывалось все действие. Позади круга художник повесил разрисованный им задник. На голубом фоне были нагромождены какие-то кубики, темно-зеленые пятна, чье-то лицо в маске, две скрещенные шпаги, контуры замка…

Наверху, под самыми колосниками, висел узкий деревянный мостик. С мостика на круг спускалась веревочная лестница. Больше никаких декораций не было. На виду у зрителей рабочие выносили на сцену стулья, столы, убирали их, подавали актерам бутафорию. Актеры, одетые в странные бархатные плащи, двигались очень мало, монологи и диалоги произносили, обращаясь к публике. Даже в трагических местах актеры жестикулировали скупо, словно руки их были связаны.

Мрачный свет, пятнами падающий на сцену, какие-то раскрашенные, куклы, неведомо зачем выскакивающие из больших сундуков, поставленных на авансцене, — все это действовало на нервы. Публика, впервые видевшая подобное зрелище, была ошарашена уже в начале спектакля. Меж тем оркестр неистовствовал, скрежетал, ухал и бухал, актеры говорили загробными голосами. Зрители были напуганы, потрясены, и, когда под дикие завывания труб и бой барабанов занавес опустился, театр задрожал от аплодисментов.

Во время антракта бледный, трепещущий Турбаев разговаривал с Зеленецким. Тот, видимо, расточал ему комплименты. Турбаев улыбался, распуская добрые, бесформенные губы.

Женя разыскала Льва.

— Ну, как? — спросила она. — Видишь, вон тот, в очках, — это Турбаев, режиссер. Говорят, что он гений!

— Уже знаком. Башка у него действительно умная, но дураку досталась.

Начался второй акт. В противоположность первому, он был построен на движении. Люди появлялись на мостике, карабкались по лестнице наверх, свет был мягче, музыка играла что-то очень боевое, актеры кувыркались на круге, и даже сам король Лир сделал курбет. Льву спектакль надоел, и последние акты он сидел скучая. Впрочем, скучала вся публика. Лишь Зеленецкий бурно выражал свой восторг.

Выходя из зала, Лев нарочно столкнулся лицом к лицу с Опанасом. Тот побледнел и отшатнулся.

— Ты? — только и мог сказать он.

Лев крепко пожал руку Опанаса, словно забыл последний свой разговор с ним, заявил, что чертовски рад снова его видеть, рад, что вернулся в Верхнереченск, справлялся о делах, о здоровье, напросился прийти к Николе, приглашал его к Жене, подмигивая, намекая на выпивку.

Опанас растерялся, размяк, благодарил Льва — перед ним был добрый, простецкий человек. Женя насилу оторвала их друг от друга.

По дороге Женю и Льва нагнал Зеленецкий. Женя познакомила его со Львом, но он, увлеченный разговором, фамилии Льва не расслышал.

— Ну, — спросил он Женю и Льва, — каково?

Лев промычал что-то неопределенное.

— Талантище! Сила! Предрекаю великую будущность, — выкрикивал Сергей Сергеевич. — Совершенно исключительный человек.

Рассуждения Зеленецкого были прерваны Леной, которая догнала их. Лена холодно поздоровалась со Львом, как бы нисколько не удивившись его появлению.