Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 3. Князь Велизарий.

Церковь Святой Ирины была сожжена дотла во время Победных Мятежей, но потом Юстиниан приказал ее восстановить. Там было прибежище для преступников, которые император не смел нарушить. Поэтому Иоанн Каппадохиец потерял от конфискации все свои поместья и, как ни странно, ему было приказано стать священником!

Иоанн Каппадохия стал священником против собственной воли, потому что законом ему было запрещено занимать какой-либо гражданский пост. Но как ни странно, старое предсказание исполнилось — дворцовые гвардейцы надели на него одежды Августа — одежды священника, который только что умер, и его имя было Август. Во дворце немало веселились по этому поводу — его ненавидели многие. Иоанна отослали из церкви Святой Ирины в церковь в Цизикусе, торговом центре на азиатском побережье Мраморного моря. Юстиниан кипел от злобы не от того, что Иоанн пытался его предать, а потому, что Теодора оказалась абсолютно права. Он ей не верил, когда жена заявляла ему, что Иоанн предатель. Чтобы ее позлить, он отдал снова большую часть состояния Иоанну, как бы из христианского милосердия. Иоанн спокойно жил в Цизикусе в течение двух или трех лет. Но Юстиниану не удалось убедить Теодору оставить в покое ее врага. Она приказала епископу Цизикуса, кому подчинялся Иоанн, чтобы новый священник не вел слишком легкую жизнь, и Иоанну пришлось соблюдать жесткий режим дня, что выводило его из себя.

Мы продолжили наш путь в Дарас по суше. Когда мы достигли крепости, там нас встречал Траян, возвратившийся вместе с войсками из Ассирии. Он провел ее в комнату, где ее ждал Велизарий. Муж, не обращая внимания на ее ласковое приветствие, сразу представил госпоже клятвенные признания Фотия в том, что мать занималась адюльтером, и эти показания подтверждались показаниями сенатора и двух наших слуг. Велизарий начал кричать на госпожу:

— Все кончено, Антонина. Ты должна была себя вести так, чтобы я никогда не мог бы попрекнуть тебя прошлым. Но сейчас я должен тебе сказать — разве ты не помнишь, какой ты была, когда я впервые встретился с тобой?!

Госпожу нельзя было запугать. Она взяла из его рук пергамент, внимательно все прочитала, разорвала пергамент пополам и спокойно швырнула обрывки на пол. Госпожа сказала, что не станет унижаться и все отрицать, но только должна ему заметить, она не чувствует боль и отчаяние, как он, видимо, считает, что она должна чувствовать. Теперь она думает о нем, как о дураке, который недостоин быть мужем такой женщины, которой она является.

Госпожа вела себя так, будто она была во всем права, и она надеялась, что и в этот раз сможет убедить Велизария, что он ошибается. Велизарий сильно злился. Он продолжал ее очень любить, но он не мог снова ей поверить так легко, как он это сделал в Сиракузах. Велизарий спросил госпожу:

— Жена, ты мне хочешь сказать, что твой сын Фотий поклялся Святым Духом, не будучи уверенным, что говорит полную правду?

Госпожа насмешливо ответила:

— Неужели ты считаешь, что все также серьезно относятся к клятве, как относишься к ней ты? В особенности, к такому неопределенному предмету, как Святой Дух! Разве твой хозяин Юстиниан не произнес подобную клятву перед Виталианом, клянясь Вином и Хлебом, а затем нарушил клятву по некоторым важным государственным причинам и еще заявил, что Виталиан был еретиком! За день до того, как я покинула Константинополь, я сама дала такую же клятву и тоже по важным государственным причинам. Я не считаю себя совершенно бесчестной женщиной.

Потом она рассказала мужу все о заговоре против Иоанна Каппадохийца. Велизарий услышав, что она, его верная жена Антонина, от его имени торжественно поклялась ради того, чтобы отомстить Иоанну, ему стало дурно, и он был вынужден присесть. Когда ему стало полегче, он спросил жену:

— Скажи мне, Антонина, неужели я так плохо служил императору, что любой может поверить в то, что я способен на предательство? Какое колдовство ты использовала на Иоанна, чтобы убедить его в подобной чуши? Какие права у тебя имеются надо мною, что ты посмела упоминать мое имя в связи с этим негодяем? Чего ты желаешь добиться? Может, тебе необходимо покровительство императрицы, чтобы покрывать инцест со своим крестником?

Вместо того чтобы оправдываться, Антонина заговорила о его самых болевых точках — о религии и мужественности.

— Мне кажется, что всем, кроме меня, идет на пользу твоя знаменитая христианская терпимость. Но как различить, что это — трусость или вера, когда ты терпишь презрительное отношение Юстиниана? Он тебя бил и оскорблял, как собаку, и как собака ты снова ползешь к нему на брюхе! Когда я в шутку сделала вид, что ты способен на мятеж, я слишком сильно польстила тебе, а ты этого не заслуживаешь!

Велизарий больше не мог терпеть. Он позвал Траяна из приемной.

— Проводи госпожу Антонину в ее покои и помести охрану у ее дверей. Впредь она станет содержаться под строгим арестом.

Траян стоял как потерянный.

Госпожа никогда не видела Велизария в такой ярости. Ее испугала глубокая трещина, разверзшаяся между ними. Она слишком много наговорила ему дерзостей. Госпожа также злилась, потому что у нее отнимали право вести себя так, как ей хочется, и это ее волновало гораздо больше, чем сомнения мужа в ее верности. Госпожа мрачно последовала за Траяном.

Я находился вместе с ней под арестом. Она постоянно мне повторяла:

— Когда меня освободит императрица, это станет дурным днем для Велизария!

Мне удалось сообщить императрице о случившемся. Через месяц, в конце сентября, Велизарий получил приказ отпустить Антонину и возвратиться в Константинополь. Нам не так плохо было под арестом, и мою госпожу никак не ущемляли в ее правах — Велизарий никогда не был мстительным человеком.

Фотий, тем временем, отправился в Эфес, чтобы там захватить Феодосия и привезти его в Дарас, чтобы его тут наказали, хотя Велизарий не давал ему подобного поручения и вообще ничего не знал о его намерениях. Фотию удалось обмануть епископа Эфеса, заявив, что он действует по приказанию Теодоры, и он забрал Феодосия из церкви Святого Иоанна Евангелиста — Феодосий пытался там найти себе приют. Фотий отвез его в пустынное горное местечко — курорт в Силиции, куда посылали выздоравливать раненых кирасиров, и там запер его в хижину, будто по приказу Велизария. Он забрал у Феодосия золото, которое он привез с собой в церковь Святого Иоанна. Эта были деньги, которые госпожа Антонина просила его положить в банк в Эфесе. Она обычно помещала деньги в различные банки в городах Азии, чтобы хранить их там на черный день.

Когда мы прибыли в Константинополь, Велизарий отправился к императрице и просил ее судить госпожу Антонину, рассказав ей все, что узнал. Но императрица накинулась на него, как тигрица, и приказала немедленно помириться с женой.

Велизарий ей ответил:

— Пока жив наш крестник Феодосий, примирение невозможно. Госпожа Антонина им околдована, и она преступно вела себя по отношению ко мне.

Теодора попыталась увещевать его:

— Неужели я поверю тебе, что ты ни разу в жизни не изменял Антонине?

— Она меня в этом не обвиняет, не так ли?

Теодора была по-своему справедливой женщиной и не стала сразу судить Велизария. Но она не смогла удержаться, чтобы не причинить ему боль, наказав его ближайших друзей. Она их обвиняла в реальных старых грехах. Эти грехи были записаны в специальную книжку, предназначенную специально для подобных случаев. Некоторые из них были изгнаны, других заключили в тюрьму. Фотия ждало суровое наказание. Теодора приказала привезти его из Сицилии и арестовать за подлог, воровство и лжесвидетельство. Фотий был консулом, но его раздели и начали пороть, пытать и мучить перед императрицей, пока он не сознался, что солгал Велизарию и не сказал, где скрывали Феодосия.

Что касается помощника Фотия, сенатора, Теодора лишила его всей собственности и приказала поместить его в темное подземное стойло, где ему предстояли страшные муки. Его привязали к яслям коротким поводком, заломив ему руки за спину. Несчастному приходилось все время стоять, как ослу. Он был не в состоянии двинуться или лечь на пол. Он ел, спал и отправлял естественные нужды, стоя. Его так мучили не только из-за госпожи Антонины. Теодора давно желала отомстить этому человеку. Он когда-то еще в клубные времена оскорбил ее и назвал двуногой ослицей. Спустя несколько месяцев таких мук, он сошел с ума и начал громко орать по-ослиному. Его освободили, но почти сразу он умер. Фотия поместили в углу того же самого стойла, но без поводка и узды. Мне следует рассказать конец этой истории.