Собрание сочинений в 8 томах. Том 4. Правовые воззрения А.Ф. Кони
Шрифт:
К той же области условий деятельности присяжных на суде относятся указания на некоторые отступления в прениях сторон от правил и границ, установленных 611, 739 и 745 статьями Устава уголовного судопроизводства, и на неправильность предъявляемых пред ними обвинений. В первом отношении кассационная практика последнего десятилетия дала столько внушительных и всесторонних разъяснений обязанностей председателя по пресечению злоупотреблений формою и содержанием судоговорения, что едва ли нужно идти далее по этому пути, тем более что выход за пределы, намеченные приведенными статьями, встречается все реже и реже. Во втором отношении нельзя не отметить постановку одних обвинений вместо других и придачу данным, долженствующим служить предметом отдельных самостоятельных обвинений , значения простых улик или доказательств по другому обвинению. Неудовлетворительность определений нашего Уложения, отставшего от новых проявлений преступности, не предусматривающего прямо целого ряда ставших обычными преступных деяний (шантаж, многие преступления против нравственности, разные виды фальсификации и т. п.) и дающего разнородные определения одному и тому же по существу деянию (например, по подлогу частному и служебному), слишком общеизвестна. Но Уложение о наказаниях доживает свои дни и грядущее на его смену Уголовное
Рядом со всеми вопросами, вытекающими из изложенных мною беглых замечаний, возникают два существенных вопроса об условиях постановления присяжными своего решения . К этим условиям относятся: постановка вопросов и участие в ней присяжных, содержание и место руководящего напутствия председателя присяжным, способ подачи и счета голосов при постановлении присяжными своего решения и, наконец, образ действий суда при единогласном несогласии его присутствия с состоявшимся решением присяжных.
Постановка вопросов является одною из труднейших задач суда, усложненною не всегда последовательною и удачною кассационною практикою относительно разграничения «юридических определений» от «общепринятых выражений» и требованием фактического описания состава преступления, вследствие чего нередко суды, не имея времени ставить вопросы кратко, излагают их с чрезвычайною подробностью, в которой присяжным становится трудно определить существенное от несущественного. Не раз уже заявлялось о желательности упрощения постановки вопросов — о допущении большей широты и свободы в их редакции. Не раз указывалось и на английский порядок, в силу которого присяжные лишь отвечают утвердительно или отрицательно на заключительный пункт обвинительного акта, без всякой постановки вопросов, созданной и развитой французским процессом. Совещание ваше, конечно, обратит внимание на эту важную сторону процесса и выскажется также о практических результатах недавно установленного права присяжных участвовать в постановке вопросов и о том, везде ли они пользуются этим правом и, главное, поставляются ли об нем в известность.
Вместе с тем возникает вопрос о том, не должно ли руководящее напутствие председателя предшествовать, по старому французскому образцу, постановке вопросов для того, чтобы они являлись его логическим и прямым последствием. В этом отношении представляет значительную особенность новый, еще далекий впрочем от осуществления проект реформы итальянского судопроизводства, по которому вопросы должны ставиться даже до прений сторон, создавая этим самым твердые границы и строго очерченную тему для этих прений. И содержание напутствия подает повод к разным мнениям. Хотя в решениях по делам Саратовско-Симбирского банка и почтового чиновника Кетхудова Правительствующий Сенат и дал уже весьма подробные указания на содержание и значение напутствия, но тем не менее не излишне напомнить, что Германия знает напутствие лишь как объяснение правовой стороны дела (Rechtsbelehrung), Италия — исключительно как сжатое изложение и оценку фактической стороны его, а Франция допускала и то и другое, и что при единогласии в том отношении, что председатель не должен обнаруживать своего мнения о вине или невиновности подсудимого, юристы-практики существенно расходятся во взглядах на признание за председателями права и даже обязанности оценивать отдельные доказательства и целые группы их и, следовательно, высказывать свое о них мнение.
И западноевропейская, и наша жизнь не раз выдвигали вопрос о числе присяжных , нужном для решения уголовного дела. Являлось предположение сократить их до девяти и даже до семи, но старое, привычное и традиционное число двенадцать осталось до сих пор непоколебимым. Быть может, и в нашем совещании возникнет такой вопрос, особливо если вы остановитесь на возможности учреждения специальных присяжных с повышенным цензом. С числом присяжных связано и исчисление их голосов для признания решения состоявшимся в том или другом смысле. Для признания виновности в Англии требуется единогласие, в Германии 2/з голосов, у нас абсолютное большинство, против которого в пользу 2/з раздавались иногда замечания в печати. Совещание укажет, представляется ли практическая необходимость в чем-либо изменять нашу систему. В последнее время и в практике, и в литературе нашей (например, в статье господина А. Думкасова «Суд и жизнь») был затронут весьма важный вопрос о введении при совещании присяжных заседателей открытой подачи голосов в виде отметки каждым присяжным или старшиною их поданных ими голосов на приобщаемом к делу списке заседателей. Открытая подача голосов, в силу необходимости единогласия, существует в Англии; во Франции она существовала до 1835 года, когда была отменена из опасения нравственного давления на присяжных и мщения им по политическим делам. Противником тайны совещания присяжных выступил, между прочим, знаменитый Миттермайер, находивший, что сознание присяжными того, что мнение каждого из них будет известно, должно служить школою нравственной их ответственности пред собою и пред обществом и придавать особую глубину и жизненность их совещаниям. Возможность бесследной подачи голоса в связи с абсолютным большинством обращает приговоры присяжных, по ироническому замечанию одного из наших криминалистов, в результат не обсуждения дела, а баллотировки.
Вам придется вглядеться в этот серьезный вопрос поближе, в связи с весьма важными по отношению к нему бытовыми и общественными условиями нашими, в которых надо почерпнуть указания на то, утратили ли ныне свои основания соображения составителей Судебных уставов, побудившие их начертать 677 статью Устава уголовного судопроизводства и ввести взыскание за оглашение присяжными тайны их совещаний.
Наконец, в прошлом году был выдвинут официальным путем вопрос о том, не следует ли, в качестве корректива для представляющихся неправильными оправдательных приговоров, установить по отношению к ним за судьями то же право, которое они имеют по 818 статье Устава уголовного судопроизводства относительно приговоров обвинительных.
Вопрос этот обсуждался в особых совещаниях при Государственном совете и в уголовном кассационном департаменте Сената, но окончательного разрешения не получил. По существу своему порядок этот, вводящий совершенно новое начало в наш уголовный процесс, заслуживает особо внимательного рассмотрения. Сторонники его утверждают, что если судьи могут по единогласному убеждению совести вменить в ничто обвинительное решение присяжных, представляющееся им неправосудным, то нет никаких логических оснований отрицать за ними такое же право и по отношению к оправдательному приговору. Противники этого порядка, признавая, что во все времена осуждение невиновного представлялось явлением, допускающим для своего исправления исключительные меры, находят, что предоставление суду права, указанного в 818 статье Устава уголовного судопроизводства по отношению к приговорам обоего рода, в сущности вынудит, по соображениям многообразного свойства, суд коронный постоянно становиться на место суда присяжных в тех случаях, когда вопреки формальным данным для обвинения последними будет произнесен оправдательный приговор. По их мнению, от такого, всегда замедляющего производство вторжения одного суда в область другого — устойчивость суда вообще потеряет, а истинное правосудие едва ли многое выиграет. Давнее знакомство господ членов настоящего совещания с деятельностью суда присяжных даст, без сомнения, прочный материал для суждения о целесообразности и практических последствиях такого применения ст. 818 наоборот.Наконец, быть может, совещание найдет необходимым высказаться, во-первых , относительно продолжительности сессий с присяжными заседателями и, во-вторых , относительно желательности и удобства применения у нас порядка, изображенного в § 286 Устава уголовного судопроизводства Германской империи, в силу коего, если в один и тот же день подлежат производству несколько дел, то избранный для одного из них состав присяжных остается и для следующих дел, если подсудимые и прокуратура, до приведения заседателей к присяге, заявят свое на это согласие.
Переходя ко второму основному вопросу — о недостатках в организации суда присяжных , — надлежит заметить, что им обыкновенно приписывается та слабая уголовная репрессия, которая проявляется в очень частых, будто бы оправдательных приговорах. Быть может, внимательное рассмотрение условий деятельности этого суда укажет, что в них, а не в организации кроются хотя и слабые, но поправимые стороны этого учреждения, но, во всяком случае, необходимо иметь в виду, что заявления о слабой репрессии суда присяжных представляются в значительной мере преувеличенными. С 1883 года начинается постепенное, но неуклонное увеличение количества обвинительных приговоров, постановляемых присяжными. В 1883 году для всей России приговоры эти представляли 56 % всего числа, в 1889 году они уже составляли 63 %, в 1890 году — 66 % и в 1891 году (последнем, за который обнародован свод статистических сведений) тоже 66 %. Обвинительные приговоры окружных судов без участия присяжных заседателей обнаруживают, напротив, наклонность к уменьшению в своем количестве на счет приговоров оправдательных. Эта наклонность начала проявляться с 1886 года, когда число обвинительных приговоров выразилось цифрою 76 %, в 1889 году их было уже 7472 %, в 1890 году — тоже 7472 %, а в 1891 году — лишь 73 %. Деятельность судебных палат с участием сословных представителей являет большие колебания. Так, в 1889 году общее число обвинительных приговоров в этой области суда выразилось 66 %, в 1890 году — 70 %, а в 1891 году — 68 %. Таким образом, среднему числу таких приговоров в палатах, определяемому 68 % в год, соответствует 65 % в суде присяжных. Разница не особенно велика, особливо если принять во внимание специальный характер и важность подсудных палате дел. Окружные суды без присяжных отличаются несомненно большею репрессиею, имеющею, однако, наклонность к уменьшению, причем не надо упускать из виду, что преступления, подсудные этим судам, по большей части формального свойства, т. е. такие, где ни о событии преступления, ни о внутренней его стороне почти не возникает ни спора, ни сомнений.
В связи с этими двумя главными вопросами — об условиях и об организации — находится и вопрос о правильности и целесообразности устройства ныне существующих присутствий судебных палат с участием сословных представителей. Учреждение сословных представителей, введенное Судебными уставами 20 ноября 1864 г. лишь для государственных преступлений, подлежащих суду палаты (статьи 1032, 1051 и 1052 Устава уголовного судопроизводства), причем эти представители наименованы законом временными членами , было затем, в 1878 году, временно распространено на ряд дел по преступлениям против порядка управления и окончательно упрочено по отношению как к этим преступлениям, так и к некоторым другим, перечисленным в 201 1статье Устава уголовного судопроизводства, законами 1889 и 1890 годов, коими суду палат с участием сословных представителей подчинены также и дела о преступлениях должности, влекущих за собою лишение прав состояния (ст. 1105 Устава уголовного судопроизводства).
Таким образом, суд с сословными представителями имеет за собою, с 1878 года, богатую опытом историю. Совещание ваше, конечно, укажет на существенные стороны этой историй. Оно выяснит также, по личным наблюдениям высших представителей судебного ведомства в округах, имеющих непосредственное соприкосновение с этою формою суда, соответствуют ли наглядные результаты деятельности этого суда тем целям, с которыми он установлен, и искупают ли они те большие издержки для государства и ту особую трату рабочих сил и времени для суда и времени для суда и свидетелей, с которыми сопряжены выезды судебных палат и вообще установленная подсудность им всех особых дел, предусмотренных в статьях 201 1и 1105 Устава уголовного судопроизводства.
Соображение всех приведенных мною вопросов, в связи с указаниями практической жизни, должно повлечь, по моему мнению, разрешение следующих коренных вопросов:
I) Следует ли удержать и на будущее время по каким-либо делам, кроме дел о государственных преступлениях (по соображениям, принятым составителями Судебных уставов), учреждение «временных судей» в лице сословных представителей, присоединяемых к составу судов — и каких именно судов — окружных или судебных палат?
II) Представляется ли целесообразным и правильным ввести в ныне существующее учреждение суда присяжных начало совместного участия коронного суда и присяжных заседателей в разрешении вопросов о вине и невиновности и вопроса о наказании, создав нечто сходное с германским судом шеффенов, но с увеличением объема и расширенною подсудностью?