Собрание сочинений в пяти томах
Шрифт:
все мои пьесы запрещены,
нигде ни одной строки моей не напечатают,
[никакой готовой работы у меня нет, ни копейки авторского гонорара ниоткуда не поступает],
ни одно учреждение, ни одно лицо на мои заявления не отвечает,
словом — все, что написано мной за 10 лет работы в СССР, уничтожено. Остается уничтожить последнее, что осталось, — меня самого. Прошу вынести гуманное решение — отпустить меня!
Уважающий Вас
М. Булгаков.
43. Н. А. Булгакову. 28 декабря 1929 г.
Москва
Дорогой Коля,
от тебя нет никаких сведений, и это наводит меня на мысль, что с тобой что-нибудь случилось.
Очень прошу тебя ответить на это письмо телеграммой — здоров ли ты, адрес — и срочно (если возможно, по телеграфу) перевести мне мой гонорар, что ты получил у Бинштока.
Твой
P. S. Положение мое тягостно.
44. Н. А. Булгакову. 18 января 1930 г.
Москва
Дорогой Коля,
твое письмо от 6.I получил своевременно. Осеннее письмо с отрывком моей повести «La mort des poules» [1392] также получено. Извини, что благодарю с опозданием.
Убедительно прошу не сердиться за перерывы в переписке. Пожалуйста, пиши чаще. Пожалуйста, не замолкай. Мое последнее молчание вызвано ухудшением моего положения и связанной с этим невозможностью сообщить, что и как писать.
1392
«Куриный мор» — так называлась во французском издании повесть «Роковые яйца».
Сообщаю о себе:
все мои литературные произведения погибли, а также и замыслы. Я обречен на молчание и, очень возможно, на полную голодовку. В неимоверно трудных условиях во второй половине 1929 г. я написал пьесу о Мольере. Лучшими специалистами Москвы она была признана самой сильной из моих пяти пьес. Но все данные за то, что ее не пустят на сцену. Мучения с нею продолжаются уже полтора месяца, несмотря на то что это — Мольер, 17-й век… несмотря на то что современность в ней я никак не затронул [1393] .
1393
Данное авторское утверждение, видимо, рассчитано на чужой глаз, цензурирующий частную переписку «идеологически невыдержанного» драматурга. От названия «Кабала святош» (то есть засилье лицемеров) до финала, от конфликта центральных фигур (властителя, творца, идеолога) до локальных эпизодов и штрихов — все связано с реально складывающейся литературно-политической ситуацией и личной судьбой Булгакова.
Если погибнет эта пьеса, средства спасения у меня нет — я сейчас уже терплю бедствие. Защиты и помощи у меня нет. Совершенно трезво сообщаю: корабль мой тонет, вода идет ко мне на мостик. Нужно мужественно тонуть. Прошу отнестись к моему сообщению внимательно.
Если есть какая-нибудь возможность прислать мой гонорар (банк? Чек? Я не знаю как), прошу прислать: у меня нет ни одной копейки. Я надеюсь, конечно, что присылка будет официальной, чтобы не вызвать каких-нибудь неприятностей для нас.
Прошу: побывать у Владимира Львовича Биншток (Boulevard Raspail, 236) и осведомиться — поступает ли гонорар для меня за «Дни Турбиных» [1394] (роман) [1395] .
Прошу: взять у Бинштока и выслать мне прямо в мой адрес два экземпляра окончания моего романа. Срочно.
Прошу — выслать еще отрывки «La mort des poules» желательно с начала.
Жду с нетерпением вестей.
Желаю тебе жить счастливо!
1394
Под таким названием была напечатана в Париже издательством «Concorde» «Белая гвардия» (1927, 1929).
1395
Да: если бы Биншток предложил послать мне гонорар таким образом, как он хотел однажды, — т. е. чтобы я после беготни здесь получил у кого-то взамен причитающихся мне 1000 франков — 80 целковых по его записке, — то скажи, что от этого я категорически отказываюсь. Пусть записок не посылает (он прислал мне однажды записку в МОДПиК (Московское Общество Драматических писателей). Я ее вернул ему.
Если гонорар поступил (а он должен быть), получи его у Бинштока ты.
И уж, пожалуйста, подумай о том, как помочь мне.
Если есть гонорар и Биншток попросит письмо о том, чтобы деньги получил ты, немедленно пришлю.
Впрочем, я сегодня ему пишу.
Стилю моих писем, небрежности их прошу не удивляться —
замучился, неработоспособен. Очень трудно.М.
Жена моя шлет тебе привет!
Это письмо отправляю 18.I. — Прим. авт.
45. Н. А. Булгакову. 4 февраля 1930 г.
Москва
Дорогой Коля!
Твое письмо от 27.I получил дня два тому назад. Очень тронут. Книги еще не пришли.
Ты пишешь, что подтверждение получений писем — лучший способ избежать пауз. О, с этим я совершенно согласен! Тем не менее моя переписка запущена. Что поделаешь! Одна из причин пауз та, что я стесняюсь крайне беспокоить тебя!
Мне совершенно необходимы:
1) Еще два экземпляра II-й части романа «Дни Турбиных».
2) 2 экз. I-й, выпущенной раньше.
3) 1–2 экз. рижского издания (адрес этого издательства!).
Если мои деньги у тебя еще на руках, возьми из них, сколько нужно, на покупку книг, пересылку и переписку со мной.
4) Подпишись в бюро вырезок (все, что попадется обо мне), шли мне.
Не сердись за беспокойство. Положение мое трудно и страшно.
Спешу отправить письмо. Ване привет!
Жена моя целует тебя. Я видел недавно Николая Леонидовича Гладыревского. Он просил меня написать тебе, что у него нет сведений о его матери. Если что знаешь о ней, не забудь, сообщи мне [1396] .
1396
«Николаю Леонид[овичу] передай, что мама его жива и здорова; она находится уже здесь и ведет хозяйство собравшейся вместе всей семьи», — отвечает Н. А. Булгаков 10 февраля (Ф. 562. К. 20. Ед. хр. 6).
Жду, целую тебя.
Михаил.
46. Н. А. Булгакову. 19 февраля 1930 г.
Москва
Дорогой Коля!
Уведомление из Банка для внешней торговли в Москве о том, что на мое имя пришел перевод на 40 долл., я получил 17.II, а вчера (18.II) получил и самые деньги.
Само собою разумеется, что от получения долларов на руки я немедленно отказался и взял по курсу Госбанка (1 р. 94 коп.) 77 руб. 66 коп.
Я признателен тебе за хлопоты и тронут, поблагодари д-ра Сертич [1397] (на переводе было написано Сертлич).
Теперь так: следующей суммы не высылай до получения моего следующего письма, которое будет отправлено незамедлительно. Мне нужно написать тебе подробно, а сейчас я спешу.
Сегодня вечером сяду за письмо, а завтра отправлю.
Целую тебя и благодарю.
Твой
Михаил.
47. Н. А. Булгакову. 21 февраля 1930 г.
1397
В. Сертич — друг и коллега Н. А. Булгакова.
Москва
Б. Пироговская, 35-а, кв. 6
Дорогой Коля,
ты спрашиваешь, интересует ли меня твоя работа? Чрезвычайно интересует! Я получил конспект «Bacterium prodigiosum» [1398] . Я рад и горжусь тем, что в самых трудных условиях жизни ты выбился на дорогу. Я помню тебя юношей, всегда любил, а теперь твердо убежден, что ты станешь ученым.
Меня интересует не только эта работа, но и то, что ты будешь делать в дальнейшем, и очень ты обрадуешь меня, если будешь присылать все, что выйдет у тебя. Поверь, что никто из твоих знакомых или родных не отнесется более внимательно, чем я, к каждой строчке, сочиненной тобой.
1398
«Бактерии чудотворные» (лат.).
Многие из моих знакомых расспрашивали меня о нашей семье, и меня всегда утешало то, что я мог говорить о твоих больших способностях.
Одна мысль тяготит меня, что, по-видимому, нам никогда не придется в жизни увидеться. Судьба моя была запутанна и страшна. Теперь она приводит меня к молчанию, а для писателя это равносильно смерти.
У меня есть встречный вопрос к тебе: интересует ли тебя моя литературная работа? Это напиши. Если хоть немного интересует, выслушай следующее и, если можно, со вниманием (хотя мой навык и чутье, кажется, подсказывают мне после внимательнейшего чтения твоих писем, что и интерес, и внимание есть):