Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

Надо было видеть, как Лепайеры, напыжившись, смотрели вслед проходившим Фроманам, пожирая их глазами. Папаша Лепайер скривил в усмешке губы, а мамаша вызывающе вскинула голову. Засунув руки в карманы, рядом стоял сынок, полысевший до времени, сгорбленный, бледный, преждевременно растративший свою молодость, — словом, жалкое подобие юноши. Все трое искали, к чему бы придраться. И, на их счастье, подходящий случай представился.

— Ну вот! А где Тереза? — завизжала вдруг г-жа Лепайер. — Она только что была здесь, куда же она девалась? Не желаю, чтобы она отходила от меня, когда здесь вся эта публика.

И в самом деле, Тереза внезапно исчезла. Ей шел десятый год, она была прехорошенькая — маленькая, пухленькая блондиночка, с буйно вьющимися волосами и серыми глазенками, так и метавшими искры. Ее легко было представить себе на мельнице — розовую, позолоченную солнцем, припудренную мукой. Но она росла настоящим сорванцом, эта на редкость подвижная и отчаянная девчонка часами пропадала, гоняя по зарослям, то подстерегала птиц, то рвала цветы и плоды. И если мать ее, увидев Фроманов, так разъярилась и бросилась на поиски, то было это не зря, ибо на прошлой неделе она обнаружила нечто совершенно скандальное. Тереза страстно мечтала о велосипеде, особенно с тех пор, как родители отказались купить его. Эта машина, говорили они, годна только для горожан, а порядочной девице все это ни к чему. Однажды, когда после полудня — Тереза, по своему обыкновению, отправилась бродить по полям, мать, возвращавшаяся с рынка, увидела ее в конце пустынной улицы в обществе маленького Грегуара Фромана, такого же бродяги и сорванца, с которым девочка частенько играла в укромных уголках, известных только им двоим. Словом, дети стоили друг друга. Они вместе бегали, носились вскачь по тропинкам, под сенью листвы, на берегу ручья. Но когда матушка Лепайер их застигла, Грегуар, к ее великому ужасу, усадив Терезу на седло своего велосипеда, крепко держал ее за талию, а сам бежал рядом, чтобы она не свалилась. В общем, это был настоящий урок велосипедной езды, и урок этот давал шалопай на радость шалопайке, причем оба хохотали, толкали друг друга, а известно, что такие забавы до добра не доводят. Понятно, когда Тереза вечером вернулась домой, она получила две увесистые оплеухи.

— Куда же она запропастилась, чертова гуляка? — продолжала кричать г-жа Лепайер. — Глаз с нее спускать нельзя, сразу же улепетнет!

Антонен заглянул за балаган и вернулся, волоча ногу, не вынимая рук из карманов; нагло хихикнув, он сказал:

— Погляди-ка, мамаша, что делается-то!

И впрямь, позади балагана мать снова увидела Терезу и Грегуара. Он придерживал рукой свой велосипед и, вероятно, объяснял девочке его устройство; она же, застыв от восторга, с греховным вожделением смотрела на машину. Наконец она не устояла перед соблазном, и он, этот маленький мужчина, приподнял смеющуюся девочку и посадил ее на седло; но в этот момент раздался сердитый голос матери:

— Проклятая негодяйка, ты что здесь делаешь? Живо возвращайся, или тебе несдобровать!

Матье, заметивший эту сцену, строго окликнул Грегуара.

— Сейчас же поставь велосипед на место, ты же знаешь, я запретил тебе баловаться!

Это было равносильно объявлению войны. Лепайер шипел что-то сквозь зубы, уснащая свои угрозы грубой бранью, которую, к счастью, заглушали резкие звуки шарманки. И обе семьи разошлись в разные стороны, затерялись в празднично разодетой толпе.

— Господи! Никогда этот поезд не придет! — воскликнула Роза, которая, не в силах сдержать радостного нетерпения, каждую секунду поглядывала на вокзальные часы в дальнем конце площади. — Еще целых десять минут! Что бы нам такое придумать?

Как раз в этот момент она остановилась возле крестьянина, который на углу тротуара продавал раков; десятки раков копошились в корзине у его ног. Их, вероятно, наловили в истоках Иезы, в трех километрах отсюда; правда, не очень крупные, но зато на редкость вкусные раки, как уверяла Роза, ибо не раз сама ловила их в соседнем ручье. Ей тотчас же пришла мысль повеселиться и полакомиться.

— Мамочка, давай купим у него всю корзинку… Мы сможем угостить наших дорогих гостей на торжественном пиршестве. Это будет наш подарок прибывшей королевской чете. Никто не скажет, что мы не сумели подготовиться к приему их величеств… Я сама их сварю, вот увидите, какая я повариха!

Сначала над ней подтрунивали, но потом родители уступили ее просьбе, потому что Роза, их большой ребенок, не помнила себя от счастья и вся была во власти бьющего через край веселья, — такой прекрасной ей казалась жизнь. Забавы ради она решила пересчитать раков, но это оказалось не так-то просто: раки больно щипались, и, вскрикнув, Роза отступила, перевернула корзину, и все раки расползлись. Мальчики и девочки бросились их ловить, началась настоящая охота. В конце концов в ней приняли участие даже взрослые. Было до того весело, до того приятно смотреть, как весь этот счастливый выводок, большие и малые, по-детски заливисто хохочут, подстрекают друг друга, что все жанвильцы, благожелательно улыбаясь, вновь столпились вокруг Фроманов, готовые принять участие в забаве.

Внезапно послышался далекий перестук колес, свисток паровоза.

— О, господи! Вот и они, — растерянно произнесла Роза. — Скорее! Скорее!! А то мы испортим всю затею!

Началась давка, наспех расплатились с продавцом, кое-как успели закрыть корзину и снесли ее в бричку.

Вся семья сбежалась, наводнив тесный вокзал и спеша в полном порядке выстроиться на перроне.

— Нет, нет! Не так! — твердила Роза, расставляя свое войско. — Вы не соблюдаете иерархии: сначала королева-мать со своим супругом-королем, затем принцы по росту. Фредерик встанет справа от меня, мы жених и невеста… Приветственную речь произнесу я. Понятно?!

Поезд остановился. Когда Амбруаз и Андре сошли на перрон, вначале они просто опешили при виде всей семьи, торжественно выстроившейся по ранжиру. Но когда Роза обратилась к ним с высокопарной речью, назвала невесту принцессой из далекой страны, которую она имеет честь приветствовать у врат государства своего отца, молодая парочка рассмеялась и охотно включилась в милую игру, ответив в том же тоне. Служащие вокзала смотрели и слушали, разинув рот. Это было поистине очаровательное сумасбродство, и Фроманы были в восторге от этой детской затеи, от этого теплого майского утра.

Меж тем у Марианны вырвался возглас удивления:

— Как? Госпожа Сеген не приехала с вами? Она ведь обещала!

И в самом деле, вслед за Амбруазом и Андре сошла с поезда лишь горничная Селестина. Она объяснила, в чем дело.

— Мадам просила меня передать, что она в отчаянии. Еще вчера она думала, что сдержит свое обещание. Но вечером ее посетил господин де Наварез, который председательствует сегодня, в воскресенье, на заседании их общества, и, понятно, она обязана присутствовать. Вот она и поручила мне проводить молодых людей. Как видите, все обстоит благополучно, они здесь в целости и сохранности.

В сущности, никто не жалел об отсутствии Валентины, на Которую деревенская жизнь всегда наводила тоску. И Матье выразил общее мнение в вежливых словах:

— Ну, вы расскажете ей, как нам ее не хватало… А теперь — в дорогу!

Но Селестина ответила:

— Простите, сударь, я не могу остаться с вами… Нет, нет, мадам наказывала мне тотчас же вернуться, так как я должна помочь ей одеться. И потом, она очень скучает одна… Если не ошибаюсь, в десять пятнадцать идет поезд на Париж, не правда ли? Им я и поеду, а вечером к восьми часам буду здесь и увезу барышню… Мы сверились с расписанием поездов. До вечера, сударь.

— До вечера, договорились.

И, оставив горничную на маленьком пустынном вокзале, Фроманы вышли на деревенскую площадь, где их ждала бричка и велосипеды.

— Ну вот, теперь мы все в сборе! — воскликнула Роза. — Итак, праздник начинается… Дайте-ка я выстрою кортеж для триумфального возвращения в замок наших отцов.

— Боюсь, как бы твой кортеж не вымок, — сказала Марианна. — По-моему, собирается ливень.

Небо, только что такое светлое, вдруг заволокла большая свинцовая туча, ее гнал с запада порывистый ветер. Казалось, вновь возвращалась гроза, разразившаяся нынче ночью проливным дождем.