Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость

Удивленный Матье готов был уже ответить, что даже если ребенок найдется, вряд ли он сумеет заменить ей того, которого она отчаялась родить. Он догадывался, какой болью отзывается в ней мысль о том, что Блез занимает на заводе место Мориса, особенно с тех пор, как Бошен, вернувшийся к прежней разгульной жизни, взвалил на него все дела, постепенно предоставив ему всю полноту власти. Молодое семейство разрасталось: Шарлотта снова родила, на сей раз мальчика, значит, появился новый очаг воинствующей плодовитости, новая угроза узурпации, в особенности теперь, когда Констанс бесплодна и никогда больше не будет иметь законного наследника, обожаемого дофина, который преградит путь захватчикам. Не желая особенно вдаваться в мотивы, которые руководили Констанс, Матье полагал, что она просто хочет выпытать, не он ли стоит за Блезом и не его ли руками ведется грабительский заговор. А может быть он испугается и откажется вести поиски. Поэтому-то он и ответил Констанс согласием: он верил лишь в силы жизни и чуждался всяких честолюбивых расчетов.

— Я к вашим услугам, кузина. Раз эти сведения принесут вам хоть какое-нибудь облегчение, я буду очень рад. Если ребенок жив, привезти его к вам или нет?

— О нет, нет, я не этого прошу! — воскликнула Констанс и добавила прерывающимся голосом, сопровождая свои слова растерянным жестом: — Я сама не знаю, чего хочу, но я так страдаю, что готова умереть.

Констанс не лгала, — она не руководствовалась никакими определенными планами, опустошенная налетевшей бурей. Помышляла ли она об этом ребенке как о возможном наследнике? Дойдет ли она когда-нибудь в своей ненависти к чужаку-завоевателю до того, что признает этого ребенка, вопреки своему оскорбленному женскому самолюбию, отвращению буржуазии к плоду внебрачной любви, да еще зачатому в гнусном разврате? Если он и не ее сын, то в нем все же течет кровь ее мужа. И, возможно, мысль о спасении их империи, их завода, который необходимо передать в руки наследника, ставила ее выше предрассудков. Пока еще это был лишь ураган чувств, а душу ее по-прежнему терзала отчаянная мука матери, у которой нет и никогда больше не будет ребенка, и она хотела отыскать ребенка другой женщины, гонимая безумной мечтой сделать его своим.

— Должен ли я поставить Бошена в известность о своих поисках? — спросил Матье.

— Поступайте как угодно. Впрочем, может быть, так будет лучше.

В этот же вечер Констанс грубо порвала с мужем, прогнала его с супружеского ложа, выставила из спальни. Окончательно убедившись, что Бошен человек потерянный, опустившийся, не способный далее руководить заводом, она теперь, когда уже больше не ждала от него ребенка, не считала нужным скрывать свое презрение, свое отвращение к его объятиям, которые сносила столько лет. Зная, что ей не угрожает больше близость этого человека, она, наслаждаясь мстительной радостью, высказала мужу в лицо все: и какое омерзение испытывает к нему, и как она всегда терпеть его не могла, насквозь пропахшего развратом. И он испугался, ушел, лишь бы не оставаться дома, такой величественной и грозной показалась ему жена, худенькая, чернявая, особенно когда она крикнула, что больше его не задерживает, что разрешает ему валяться в грязи и даже пальцем не пошевелит, если он захлебнется в ней. Это был непреложный ход событий, неизбежный крах: сначала уловки супругов, одержимых эгоистическим стремлением к богатству, затем снисходительное отношение жены к похождениям мужа, не удовлетворенного скудными супружескими ласками, постепенное падение человека неглупого, работящего, который скатился к откровенному разврату, и, наконец, после смерти единственного сына, распад семьи — бесплодная мать, изгнанный ею отец, неуклонно идущий к полному слабоумию. А жизнь шла своим чередом.

II

Когда Матье принялся за тайные розыски, его первой мыслью было, еще до разговора с Бошеном, обратиться непосредственно в воспитательный дом. Если ребенок, как он предполагал, умер, на этом история будет закончена. К счастью, он помнил все подробности: имя ребенка — Александр-Оноре, точную дату отправки его в воспитательный дом, все незначительные события того дня, когда он отвез Софи Куто на вокзал. Его принял директор, и Матье, назвав себя, сообщил ему подлинную причину своих розысков. Как же он был поражен, когда получил быстрый и точный ответ: Александр-Оноре, отданный на воспитание кормилице, некоей тетушке Луазо из Ружмона, сначала пас коров, затем решил стать слесарем, а последние три месяца состоит в обучении у каретника, г-на Монтуара, в Сен-Пьере, деревушке по соседству. Ребенок жив, ему исполнилось пятнадцать лет, и это все — больше никаких сведений ни о его физических данных, ни о его моральном облике Матье получить не удалось.

Очутившись на улице, Матье, несколько ошеломленный всей этой историей, припомнил, что тетушка Куто действительно рассказывала ему со слов одной сиделки, будто мальчика собирались отправить в Ружмон. А ему представлялось, что он умер, что его унесло поветрием, скосило, как и других новорожденных, покоившихся на тихом деревенском кладбище, заселенном маленькими парижанами. То, что мальчик нашелся, избежал гибели, было, конечно, даром судьбы, но вызывало в сердце Матье какую-то смутную тревогу, словно в предчувствии еще более страшной катастрофы. Но поскольку ребенок был жив и Матье знал теперь, где его искать, он усомнился, имеет ли право продолжать поиски, не предупредив Бошена. Дело принимало серьезный оборот, и Матье не считал возможным действовать дальше без согласия отца.

Тотчас же, не заезжая в Шантебле, он отправился на завод, где ему посчастливилось встретить самого хозяина, который вынужден был сидеть в конторе, так как Блез отсутствовал. Поэтому Бошен был в самом мрачном настроении, зевал, тяжело отдувался, борясь с дремотой. Уже три часа дня, сказал Бошен, и если после завтрака он не совершит прогулки, у него нарушится пищеварение. На самом же деле после разрыва с женой Бошен отдавал все свое послеобеденное время девице из пивной, для которой он обставил квартирку.

— Ах, милый друг! — вздохнул он, потягиваясь. — У меня определенно застоялась кровь. Мне необходимо поразмяться, не то я просто погибну.

Однако он позабыл о сне, едва только Матье без долгих слов объяснил ему мотивы своего визита. Сначала Бошен ничего не понял, настолько вся эта история показалась ему странной и нелепой.

— Что? Что вы сказали? Моя жена сама заговорила с вами об этом ребенке? Это ей пришла блестящая мысль разыскать его, наводить справки?

Его отекшее, багровое лицо исказилось, он бормотал что-то, не помня себя от злости. А когда он окончательно уяснил, какое поручение Констанс дала своему кузену, он взорвался:

— Да она сумасшедшая! Я же вам говорю, у нее буйное помешательство! Видали вы что-нибудь подобное? Каждое утро какая-нибудь новая выдумка, новая пытка, и все для того, чтобы свести меня с ума!

Матье спокойно продолжал:

— Я сейчас из воспитательного дома, там я узнал, что ребенок жив. У меня есть адрес… Что мне теперь делать?

Это сообщение подействовало на Бошена словно удар дубиной. Он отчаянным жестом сжал кулаки и воздел их к потолку.

— Только этого недоставало! Вот до чего мы докатились!.. Но черт возьми, что она привязалась ко мне с этим ребенком? Он же не ее, пусть оставит нас в покое, ребенка и меня! Дети, которых я делаю, никого, кроме меня, не касаются. Скажите на милость, прилично ли, что моя жена заставляет вас бегать и разыскивать их? Ну, а потом что? Надеюсь, вы не собираетесь привезти его к нам? Что мы будем делать с этим деревенским малым, который, возможно, наделен всеми пороками? Представьте себе его и нас обоих. Я же вам говорю, что она сумасшедшая, сумасшедшая, сумасшедшая!

И Бошен в ярости принялся шагать по комнате. Вдруг он остановился.

— Дорогой мой, сделайте одолжение, скажите ей, что мальчик умер.

Внезапно он побледнел и попятился: у порога стояла Констанс, она слышала все. С некоторого времени она взяла себе в привычку бесшумно бродить по заводским помещениям, появляться то там, то тут, словно кого-то выслеживая. С минуту она в молчании стояла перед растерявшимися мужчинами. Потом, не обращаясь к мужу, просто спросила:

— Если не ошибаюсь, он жив?

Матье не оставалось ничего другого, как сказать правду. Он утвердительно кивнул головой. И Бошен, в отчаянии, решил сделать последнюю попытку:

— Послушай, друг мой, будь благоразумна. Я как раз говорил Матье, что мы ведь даже не знаем, что он собой представляет, этот малый. Зачем же отравлять себе жизнь?

Она сурово и сухо взглянула на мужа, не нарушая своего ледяного молчания. Затем повернулась к нему спиной и потребовала, чтобы Матье сказал ей имя ребенка, фамилию каретника и название деревушки.

— Отлично! Вы говорите, Александр-Оноре живет у каретника Монтуара в Сен-Пьере, около Ружмона в Кальвадосе… Так вот что, друг мой! Окажите мне услугу и постарайтесь добыть точные сведения о привычках и характере этого ребенка. Будьте, конечно, осторожны, не называйте никого… Благодарю вас, заранее благодарю за все, что вы для меня делаете!

И она ушла, ничего не объяснив, не сказав мужу о своих планах, быть может, еще настолько смутных, что сама не разбиралась в них. Бошен, подавленный презрением жены, быстро оправился. К чему он, беспечный эгоист, будет портить себе жизнь и потворствовать безумным идеям своей супруги?