Собрание сочинений. Т. 3

empty-line />

И надеюсь, вовек не узнает он,

Что я Маруську Белову люблю!

1961

Песня о Сталине

Товарищ Сталин, вы большой ученый –

в языкознанье знаете вы толк,

а я простой советский заключенный,

и мне товарищ – серый брянский волк.

За что сижу, воистину не знаю,

но прокуроры, видимо, правы,

сижу я нынче в Туруханском крае,

где при царе бывали в ссылке вы.

В чужих грехах мы с ходу сознавались,

этапом шли навстречу злой судьбе,

мы верили вам так, товарищ Сталин,

как, может быть, не верили себе.

И вот сижу я в Туруханском крае,

где конвоиры, словно псы, грубы,

я это все, конечно, понимаю,

как обостренье классовой борьбы.

То дождь, то снег, то мошкара над нами,

а мы в тайге с утра и до утра,

вот здесь из искры разводили пламя –

спасибо вам, я греюсь у костра.

Вам тяжелей, вы обо всех на свете

заботитесь в ночной тоскливый час,

шагаете в кремлевском кабинете,

дымите трубкой, не смыкая глаз.

И мы нелегкий крест несем задаром

морозом дымным и в тоске дождей,

мы, как деревья, валимся на нары,

не ведая бессонницы вождей.

Вы снитесь нам, когда в партийной кепке

и в кителе идете на парад.

Мы рубим лес по-сталински, а щепки,

а щепки во все стороны летят.

Вчера мы хоронили двух марксистов,

тела одели ярким кумачом,

один из них был правым уклонистом,

другой, как оказалось, ни при чем.

Он перед тем, как навсегда скончаться,

вам завещал последние слова –

велел в евонном деле разобраться

и тихо вскрикнул: «Сталин – голова!»

Дымите тыщу лет, товарищ Сталин,

и пусть в тайге придется сдохнуть мне,

я верю: будет чугуна и стали

на душу населения вполне.

1959

Песня свободы

Птицы не летали там, где мы шагали,

Где этапом проходили мы.

Бывало, замерзали и недоедали

От Москвы до самой Колымы.

Много или мало, но душа устала

От разводов нудных по утрам,

От большой работы до седьмого пота,

От тяжёлых дум по вечерам.

Мы песню заводили, но глаза грустили,

И украдкой плакала струна.

Так выпьем за сидевших, всё перетерпевших

Эту чарку горькую до дна.

Проходили годы. Да здравствует свобода!

Птицей на все стороны лети!

Сам оперативник, нежности противник,

Мне желал счастливого пути.

Снова надо мною небо голубое,

Снова вольным солнцем озарён,

И смотрю сквозь слёзы на белую берёзу,

И в поля российские влюблён.

Прощай, жилая зона, этапные вагоны,

Бригадиры и прозрачный суп!

От тоски по женщине будет сумасшедшим

Поцелуй моих голодных губ.

Так выпьем за свободу, за тёплую погоду,

За костёр, за птюху – во-вторых,

За повара блатного, за мужика простого

И за наших верных часовых.

Выпьем за лепилу и за нарядилу,

За начальничка и за кандей,

За минуту счастья, данную в спецчасти,

И за всех мечтающих о ней.

Наливай по новой мне вина хмельного,

Я отвечу тем, кто упрекнёт:

– С наше посидите, с наше погрустите,

С наше потерпите хоть бы год.

1953

Семеечка

Ирине Никифоровой

Это было давно.

Мы ещё не толпились в ОВИРе

и на КПСС не надвигался пиздец.

А в Кремле, в однокомнатной

скромной квартире,

со Светланою в куклы играл

самый добрый на свете отец.

Но внезапно она,

до усов дотянувшись ручонкой,

тихо дёрнула их –

и на коврик упали усы.

Даже трудно сказать,

что творилось в душе у девчонки,

а папаня безусый был нелеп,

как без стрелок часы.

И сказала Светлана,