Собрание сочинений. Том 10

«Этот билль только подтверждает принцип, что британские подданные не должны предоставлять русским средства для ведения войны. Доводы, представленные секретарем казначейства, клонят к тому, чтобы заставить нас отменить законы о государственной измене. Подобные аргументы — чистейшая бессмыслица».

Нужно заметить, что это тот самый человек, который в течение двадцати четырех лет навязывал Англии русско-голландский заем, а в настоящий момент является самым влиятельным членом кабинета, все еще выплачивающего и капиталы и проценты по этому займу и предоставляющего таким образом ему, Пальмерстону, «средства для ведения войны».

Написано К. Марксом 28 июля 1854 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4152, 9 августа 1854 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

На русском языке полностью публикуется впервые

Подпись: Карл Маркс

К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС СКУЧНАЯ ВОЙНА

Скоро год, как небольшому отряду турок в составе двух батальонов удалось перейти Дунай под Туртукаем, против Олтеницы, воздвигнуть там ретраншементы, и когда русские на них напали, отбросить их после непродолжительной, но энергичной схватки, получившей — в качестве первого столкновения в этой войне — громкое название сражения у Олтеницы. Здесь турки одни противостояли русским, за ними не стояли в качестве резервов английские или французские войска, и они не могли даже рассчитывать на какую-либо поддержку со стороны союзного флота. И все же они удерживали свои позиции на валашском берегу Дуная у Олтеницы в течение двух недель, а у Калафата в течение всей зимы.

С тех пор Англия и Франция объявили войну России; неоднократно была проявлена доблесть, правда с сомнительным эффектом. Черноморская эскадра, балтийская эскадра и доходящая уже до ста тысяч англо-французская армия готовы поддержать турок или отвлечь на себя силы противника. А в результате всего этого мы видим лишь повторение дела у Олтеницы в большем масштабе, но пожалуй с еще меньшим успехом, чем в прошлом году.

Русские обложили Силистрию. Они действовали при этом не разумно, но смело. Изо дня в день, из ночи в ночь они терпели поражение; и не из-за большего искусства противника, не из-за присутствия капитана Батлера и лейтенанта Несмита, двух английских офицеров, которые, по словам «Times», спасли Силистрию. Нет, они потерпели поражение в силу полнейшего невежества самих турок, которые даже не знали, что в определенный момент форт или вал уже нельзя дольше удерживать, и продолжали цепко держаться за каждую пядь земли, за каждый бугорок, который противник пытался занять. Русские, кроме того, потерпели поражение из-за тупости своих собственных генералов, из-за холеры и лихорадки, наконец, из-за морального воздействия, которое оказывала на них армия союзников, угрожавшая их левому флангу, и австрийская армия, угрожавшая их правому флангу. Когда война началась, мы отмечали, что русская армия никогда не умела вести правильные осады, а плохое руководство военными действиями под Силистрией только подтверждает, что она с тех пор ничему по научилась. Итак, русские потерпели поражение; им пришлось ретироваться самым постыдным образом; им пришлось прекратить осаду весьма несовершенной крепости в самое благоприятное время года, в момент, когда осажденный гарнизон не мог рассчитывать ни на какую помощь извне. Такое случается раз в сто лет. И что бы русские ни попытались предпринять осенью, эта кампания ими проиграна и проиграна с позором.

Взглянем теперь на оборотную сторону медали. Силистрия освобождена. Русские отступают на левый берег Дуная; Они готовятся даже к эвакуации Добруджи и постепенно ее осуществляют. Гирсова и Мэчин разрушены. Река Серет, по-видимому, является тем рубежом, который русские избрали для обороны не своих завоеваний, а своей собственной территории. Хитрый старый хорват Омер-паша, который не хуже другого умеет придержать язык или соврать «во имя долга», одновременно посылает один корпус в Добруджу, другой на Рущук, охватывая, таким образом, сразу оба фланга русских. Тогда возможны были другие, гораздо более удачные маневры, но старый Омер, по-видимому, лучше знает турок и союзников, чем мы. С военной точки зрения правильнее было бы двинуть войска через Добруджу или Калараш на коммуникации противника, но после всего того, что мы видели, нельзя даже обвинить Омера в том, что он упустил удобный случай. Известно, что его армия очень плохо обеспечивается продовольствием, почти ничем не снабжена и поэтому но может совершать быстрых передвижений, которые отдалили бы ее от ее базы или открыли бы новые операционные линии. Такие передвижения являются решающими по своим результатам, когда они предпринимаются с достаточными силами; но они не под силу. армия, которая кормится впроголодь и проходит по бесплодной стране. Известно, что Омер-паша ездил в Варну просить помощи у союзных генералов, которые находились тогда с 75000 превосходных солдат в четырех переходах от Дуная; но ни Сент-Арно, ни Раглан не считали нужным отправиться туда, где можно было встретиться с неприятелем. Поэтому Омер и не мог сделать больше того, что он сделал. Он послал 25000 человек на Добруджу и с остальными войсками направился на Рушук. Здесь его войска переходили с острова на остров, пока не перебрались через Дунай, затем внезапным маршем влево взяли с тыла Журжево и изгнали оттуда русских. На следующий день русские расположились на высотах к северу от Журжева, где их атаковали турки. Произошло кровопролитное сражение, замечательное по количеству английских офицеров, которые с редким успехом состязались за честь быть убитыми в числе первых. Каждый из них получил пулю, но без всякой пользы для кого бы то ни было: нелепо было бы предполагать, что один вид убитого британского офицера может сделать турецкого солдата непобедимым. Как бы то ни было, русские, имевшие тут только, авангард — одну бригаду, Колыванский и Томский полки, — были. разбиты, и турки упрочили свое положение на валашском берегу Дуная. Они немедленно принялись за укрепление местности и несомненно превратили ее в грозную позицию, так как с ними были английские саперы, да и сами они показали в Калафате, что превосходно справляются с делом. Но им дозволено было дойти только до сих пор и ни шагу дальше. Тот же самый австрийский император, который в течение восьми месяцев так старательно разыгрывал роль незаинтересованного человека, внезапно вмешивается в дело. Ведь Дунайские княжества были обещаны ему для прокормления его армий, и он намерен их получить, Что турки там делают? Пусть они возвращаются в Болгарию. Поэтому из Константинополя приходит приказ оттянуть турецкие войска с левого берега Дуная и оставить «весь этот небольшой участок» на произвол австрийских солдат. Дипломатия выше стратегии. Что бы из этого ни вышло, Австрия намерена защищать свои границы путем оккупации нескольких ярдов земли за этими границами; и перед этой важной целью должны отойти на второй план даже самые необходимые с точки зрения ведения войны мероприятия. Да разве Омер-паша не австрийский дезертир? А Австрия никогда ничего не забывает. В Черногории она помешала его победоносной карьере, теперь она повторяет то же самое, чтобы отступник чувствовал, что он еще не перестал быть подданным своего законного государя.

Совершенно бесполезно детально разбирать военные операции на данном этапе. Боевые действия не представляют большого интереса с точки зрения тактики; это несложные. прямолинейные, фронтальные атаки, при передвижении войск обе стороны руководствуются больше дипломатическими, чем стратегическими мотивами. Очень возможно, что кампания закончится без каких-либо крупных военных операций, так как на Дунае ничто не подготовлено для большого наступления, что же касается взятия Севастополя, о котором мы так много слышим, то дело, вероятно, будет откладываться, пока близость зимы не заставит перенести его на будущий год.

Все приверженцы консерватизма в Европе должны были бы, казалось, изменить свои взгляды под впечатлением неразрешимости восточного вопроса. Вся Европа вот уже шестьдесят лет оказывается явно неспособной уладить этот ничтожный спор. Франция, Англия и Россия, наконец, вступают в войну. Они шесть месяцев ведут войну, но до сих пор еще не сражались, разве что по ошибке или в очень мелких масштабах. Под Варной стоят от восьмидесяти до девяноста тысяч английских и французских солдат во главе с бывшим военным секретарем старого Веллингтона [Рагланом. Ред.] и французским маршалом [Сент-Арно. Ред.] (наиболее выдающиеся подвиги которого совершены были, впрочем, в лондонских ломбардах); французы ничего не делают, а англичане по мере своих сил помогают им в этом; и так как подобный образ действий кажется им, возможно, не совсем почетным, то эскадры приходят на рейд в Балчик, чтобы взглянуть на них и выяснить, какая из двух армий с большим достоинством наслаждается этим dolce far niente [блаженным ничегонеделанием. Ред.]. И хотя союзные армии до сих пор только поедали запасы, на которые рассчитывала турецкая армия, да в течение двух месяцев день за днем бездельничали под Варной, они все еще не готовы к выполнению своих обязанностей. Если бы к ним обратились, они освободили бы Силистрию в мае будущего года. Те самые войска, которые завоевали Алжир и изучили теорию и практику войны на одном из самых сложных театров военных действий [197] , те солдаты, которые сражались против сикхов на песчаных берегах Инда и против кафров в колючих кустарниках Южной Африки [198] , странах, значительно более диких, чем Болгария, — теперь эти солдаты беспомощны, бесполезны, ни на что неспособны и притом в стране, которая даже экспортирует хлеб!

197

Речь идет о захватнических войнах, которые французские колонизаторы вели в Алжире в 30—40-х годах XIX в. с целью покорения этой страны. Вторжение французов в Алжир вызвало длительное и упорное сопротивление арабского населения. С французской стороны война велась с исключительной жестокостью. К 1847 г. завоевание Алжира в основном было завершено, но борьба алжирского народа за свою независимость не прекращалась.

198

Сикхи — религиозная секта, возникшая в XVI в. на территории Пенджаба (Северная Индия). Учение сикхов о равенстве людей стало идеологией развернувшейся с конца XVII в. борьбы крестьян против индийских феодалов и афганских захватчиков. В дальнейшем среди самих сикхов выделилась феодальная верхушка, представители которой стояли во главе государства сикхов, включавшего в начале XIX в. весь Пенджаб и ряд соседних областей. В 1845–1846 и 1848–1849 гг. Англия вела кровопролитные захватнические войны с сикхами, закончившиеся установлением английского господства в Пенджабе, что завершило превращение всей Индии в английскую колонию.

С 1811 г. с перерывами Англия вела в Капской земле захватнические «кафрские войны» (кафры — принятое в XIX в. собирательное название племен, населяющих юго-восточную Африку) против племен коса. По мирному договору 1853 г. племена коса вынуждены были уступить английским колонизаторам часть своих земель.

Но если союзники не могут похвастаться своими подвигами, не лучше обстоит дело и у русских. Русские имели вполне достаточно времени, чтобы подготовиться. Они и делали все, что могли, так как с самого начала знали, какое встретят сопротивление. И все же, на что они оказались способны? Ни на что. Они не смогли отнять у турок ни пяди оспариваемой ими территории; они не смогли взять Калафат; они ни в одном сражении не смогли разбить турок. А ведь это те самые русские, которые, под командованием Миниха и Суворова, завоевали черноморское побережье от Дона до Днестра. Но Шильдер не Миних, а Паскевич не Суворов, и хотя русский солдат больше чем какой-либо другой в состоянии выдержать порку, но и он, как и всякий другой, теряет свою стойкость, если постоянно должен отступать.

Истина такова, что консервативная Европа — Европа «порядка, собственности, семьи и религии», — Европа монархов, феодалов, капиталистов, как ни различны их взаимоотношения в различных странах, — снова обнаруживает свое полное бессилие. Пусть Европа прогнила, но война должна была пробудить в ней здоровые элементы, должна была вновь выявить скрытые силы. И уж, конечно, в числе двухсот пятидесяти миллионов людей нашлось бы кому вести настоящую борьбу, в которой обе стороны могли бы обрести ту славу, которую ум и сила приносят на поле боя. Но нет, не только буржуазная Англия и бонапартистская Франция неспособны вести настоящую, энергичную, упорную войну; но даже Россия, та европейская страна, которая менее всего заражена «безбожной и расслабляющей цивилизацией», неспособна на это. Турки хороши для внезапных наступательных действий и пригодны к упорному сопротивлению при обороне; но они, по-видимому, не созданы для обширных и сложных комбинаций с большими армиями. Вот почему все сводится к такой степени бессилия, к такому обоюдному признанию собственной слабости, которые, кажется, уже не удивят ни одну из сторон. При таких правительствах, как нынешние, эта восточная война может вестись еще тридцать лет и все же ни к чему не привести.

Но в то время как официальные круги во всей Европе демонстрируют свою бездарность, в юго-западной части этого континента пробуждается движение, которое сразу показывает, что существуют все же другие, более действенные силы. Каковы бы ни были действительный характер и результат восстания в Испании, можно сказать с уверенностью, что оно так будет относиться к грядущей революции, как швейцарское и итальянское движения 1847 г. к революции 1848 года [199] . Два важных момента выявляются в этом восстании. Во-первых, армия, с 1849 г. фактически правящая на континенте, внутренне раскололась и отказалась от своего призвания поддерживать порядок, чтобы в противовес правительству провести в жизнь свое собственное мнение. Дисциплина научила армию сознавать свою власть, но эта же власть привела к ослаблению дисциплины. Во-вторых, мы были свидетелями успешной баррикадной борьбы. С июня 1848 г. [200] , где бы ни воздвигались баррикады, они до сих пор оказывались бесполезными. Баррикады, как форма сопротивления войскам со стороны населения большого города, казалось, совсем не достигали цели. Это предубеждение теперь развеяно. Мы снова увидели победоносные, неприступные баррикады. Заклятие снято. Новая революционная эра становится возможной; и характерно, что в то самое время, когда войска официальной Европы обнаруживают свою непригодность в настоящей войне, им наносит поражение восставшее население города.

199

Имеются в виду движения 1847 г. в Швейцарии и Италии, явившиеся предвестниками революции 1848–1849 гг. в Европе. См. статью Ф. Энгельса «Движения 1847 года» (настоящее издание, том 4, стр. 460–470).

200

Речь идет о героическом восстании парижского пролетариата 23–26 июня 1848 г., жестоко подавленном французской буржуазией. Поражение июньского восстания явилось сигналом к наступлению контрреволюции в европейских странах.

Написано К. Марксом и Ф. Энгельсом 29 июля — 1 августа 1854 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4159, 17 августа 1854 г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

К. МАРКС ЭСПАРТЕРО

Отличительной чертой всех революций является то, что именно тогда, когда народ, кажется, стоит на пороге великих начинаний, когда ему предстоит открыть новую эру, он дает увлечь себя иллюзиями прошлого и добровольно уступает всю свою с таким трудом завоеванную власть, все свое влияние представителям — подлинным или мнимым — народного движения минувшей эпохи. Эспартеро — один из таких людей прошлого, которых народ в моменты социальных кризисов привык сажать себе на спину и от которых потом ему так же трудно избавиться, как Синдбаду-мореходу от злого старика, зажавшего его шею ногами. Спросите испанца, принадлежащего к так называемой прогрессистской школе, каково политическое значение Эспартеро, и он, не задумываясь, ответит вам, что