Собрание сочинений. Том 11

«Будьте всегда в курсе того, что делает противник. Держите войска вместе, не дробите их; если же Вы вынуждены их дробить, то делайте это так, чтобы в течение суток Вы могли снова собрать их в намеченном пункте» и т. д.

Все это действительно весьма ценные правила поведения, но настолько избитые, настолько общеизвестные, что сейчас же напрашивается вывод: Сент-Арно был, по-видимому, в глазах своего повелителя полным невеждой, если он нуждался в подобных наставлениях. И вдруг неожиданно инструкции прерываются следующими словами:

«Вы пользуетесь моим полным доверием, маршал! Отправляйтесь в путь, я уверен, что под Вашим опытным руководством французский орел добьется новой славы».

Что касается главного пункта, крымской экспедиции, то, по признанию Бонапарта, это был его излюбленный план, и позже он послал Сент-Арно по этому поводу новую пачку инструкций. Он отрицает, однако, что сам разработал план экспедиции во всех деталях и отослал его в ставку. По его словам, генералам предоставлялась возможность предпочесть высадку у Одессы.

В доказательство приводится одно место из этих новых инструкций, где Бонапарт предлагает высадиться у Феодосии (Кафы), принимая во внимание, что там имеется безопасная и обширная якорная стоянка для флота, который должен оставаться постоянной операционной базой армии. Понятие операционной базы он уже в первых инструкциях пытался разъяснить знаменитому маршалу самым подробным образом ив самой популярной форме. Из этого пункта — Кафы — армия должна была направиться к Симферополю, отбросить русских к Севастополю, перед укреплениями которого, вероятно, произошло бы сражение, и, наконец, осадить Севастополь. «К несчастью», союзные генералы не выполнили предложенного им плана. Этот «несчастный» случай представляется тем более счастливым, что он позволяет Бонапарту снять с себя всю ответственность за это неприятное дело и переложить ее на генералов. План высадки у города Кафы 60000 солдат для того, чтобы направиться отсюда к Севастополю, является поистине оригинальным. Если принять за общее правило, что наступательная сила армии, находящейся на вражеской территории, уменьшается, по крайней мере, пропорционально тому расстоянию, на которое она удаляется от своей операционной базы, то спрашивается: сколько же человек привели бы союзники к Севастополю, пройдя расстояние свыше 120 миль? Сколько им пришлось бы оставить в Кафе? Сколько человек понадобилось бы для того, чтобы удержать и укрепить промежуточные пункты? Сколько человек — для охраны транспортов и очищения территории? И 20000 солдат не удалось бы собрать под стенами крепости, для одной лишь блокады которой требуется втрое больше войск. Если Луи Бонапарт когда-либо вздумает сам отправиться на войну и вести ее согласно этим принципам, то одна и та же фамилия Бонапартов явит собой несомненно самый разительный контраст в военной истории [В статье Ф. Энгельса, написанной для «New-York Daily Tribune», эта фраза дается в следующей редакции: «Если Луи-Наполеон когда-либо вздумает сам отправиться на войну и вести ее согласно этим принципам, то он может сразу же позаботиться об апартаментах для себя в лондонском особняке Миварт, ибо Парижа ему больше не видать». Ред.]. Что касается безопасной стоянки у Кафы, то каждый матрос на Черном море знает и любая карта показывает, что Кафа является открытым рейдом, защищенным только от северных и западных ветров, тогда как самыми опасными штормами на Черном море грозят юго-западные и юго-восточные ветры. Таким, например, был шторм 14 ноября. Если бы флот стоял тогда на якоре у Кафы, он несомненно был бы выброшен на берег.

Затем идет самая щекотливая часть статьи. Сам Луи Бонапарт, как он полагает, счастливо отделался от ответственности, которую возлагает на него Брюссельский мемуар. Но неудобно приносить в жертву Раглана и Канробера. Поэтому, чтобы доказать способности этих генералов, он пишет очерк осадного искусства. Однако этот очерк по существу только показывает, что Севастополь не может быть взят, ибо в нем определенно подчеркивается, что все обычные правила неприменимы к Севастополю.

«Например», — говорится в статье, — «при обычной осаде, когда атака ведется с одного направления, длина последней параллели составила бы приблизительно 300 метров, а общая протяженность траншей не превысила бы 4000 метров. Здесь же длина параллели составляет 3000 метров, а общая протяженность траншей доходит до 41000 метров».

Правильно, но как раз и возникает вопрос, почему была допущена такая громадная растянутость линии атаки, когда все обстоятельства требовали возможно большего сосредоточения огня на одном или двух пунктах? Ответ гласит:

«Севастополь не похож на другие крепости. Там имеется только один неглубокий ров; каменные эскарпы отсутствуют и эти оборонительные укрепления заменены засеками и палисадами. Таким образом, наш огонь мог оказать лишь слабое действие на земляные брустверы».

Так как это не могло быть написано для маршала Сент-Арно, который, возможно, и поверил бы этому, то, очевидно, предназначено исключительно для французских крестьян, ибо любой унтер-офицер французской армии рассмеялся бы над такой галиматьей. Палисады, если они только не устроены на дне рва или, по крайней мере, не скрыты от противника, очень быстро уничтожаются картечью. Засеки можно поджечь. Они должны находиться у подошвы гласиса, на расстоянии приблизительно 60–80 ярдов от брустверов, иначе они мешали бы ведению артиллерийского огня. Но откуда могли взять лес для этих засек — больших деревьев, прочно скрепленных между собой и положенных на землю так, чтобы острые сучья были обращены в сторону противника, — откуда мог оказаться лес в этой безлесной местности — об этом «Moniteur» умалчивает. Что палисады являются прогрессом в сравнении с каменными эскарпами, это поистине открытие; ведь эти деревянные сооружения очень легко поджечь, и они, таким образом, не могут помешать штурму после того, как огонь артиллерии противника подавлен.

В заключение мы узнаем — это призвана доказать разбираемая статья, — что союзные генералы сделали все возможное, больше, чем от них можно было ожидать при данных условиях, и даже покрыли себя славой. Плохая слава, если ее приходится доказывать, да еще таким образом! Если господа генералы не смогли окружить Севастополь, если они не смогли отогнать русскую обсервационную армию, если они до сих пор еще не в Севастополе, — то только потому, что они были недостаточно сильны! Так оно и есть на самом деле. Но если они недостаточно сильны, то кто же ответственен за эту самую большую из всех ошибок? Не кто иной, как Бонапарт. Вот неизбежный вывод к которому ведет передовая статья «Moniteur». Какое впечатление эта статья произвела в Париже, показывает следующая выдержка из письма обычно столь раболепного парижского корреспондента «Times»:

«Некоторые лица рассматривают эту статью просто как пролог к полной эвакуации Крыма. В легитимистских кругах можно услышать: нам сулили войну a la Наполеон; но, кажется, мы получим теперь мир a la Луи-Филипп. С другой стороны, подобные же настроения господствуют и среди рабочего населения предместья Сент-Антуан. Там считают статью открытым признанием полного бессилия».

Написано Ф. Энгельсом около 14 апреля 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 177, 17 апреля 1855 г. и в газете «New-York Daily Tribune»№ 4377, 30 апреля 1855 г. в качестве передовой

Печатается по тексту «Neue Oder-Zeitung», сверенному с текстом газеты «New-York Daily Tribune»

Перевод с немецкого

Ф. ЭНГЕЛЬС ВЫЛАЗКА 23 МАРТА [129]

Лондон, 15 апреля. Осада Севастополя тянется по-прежнему медленно, вяло, не происходит никаких серьезных событий и ничего не решается; некоторое оживление вносят лишь отдельные безрезультатные стычки и разрозненные атаки, каждая из которых является копией предыдущей и образчиком последующей. Если не говорить о превосходстве, проявленном обороной в инженерном деле, то наверняка найдется мало примеров военных кампаний такой же длительности, которые давали бы картину подобной посредственности командного состава обеих сторон.

129

Статья «Вылазка 23 марта» является переводом статьи Энгельса «Осада Севастополя» («The Siege of Sevas-topol»), написанной для «New-York Daily Tribune» и опубликованной в газете 30 апреля 1855 г. в качестве передовой. При переводе статьи Маркс внес в нее небольшие редакционные изменения.

Перед нами французские и английские официальные сообщения о вылазке 23 марта; подробного русского сообщения мы еще не видели. Как обычно, сообщения союзных генералов нарочито составлены так туманно, что ничего определенного из них узнать нельзя. И все же при помощи частных писем англичан и газетных корреспонденции можно, хотя бы в общих чертах, воспроизвести картину этого события. Правый фланг атаки союзников, направленный против юго-восточного участка обороны Севастополя, выдвинут вперед на расстояние 600 ярдов от первой оборонительной линии русских посредством трех линий апрошей или зигзагообразных траншей, соединенных в конце так называемой второй параллелью. От этой последней, правда медленно и без всякой системы, эти 3 апроша стали вести дальше, чтобы соединить их третьей параллелью и создать в центральном апроше укрепленную позицию или укрытое место, достаточно большое для размещения резерва. Средний из этих трех апрошей находится в руках англичан, правый и левый занимают французы. Эти два фланговых апроша выдвинуты вперед дальше, чем центральный, так что здесь французские траншеи приблизительно на 50 ярдов ближе к крепости, чем позиция, занимаемая англичанами.

23 марта перед рассветом значительные силы русских, приблизительно 12 батальонов, устремились из города на осадные сооружения. Хорошо зная, что траншеи устроены с полным пренебрежением к установленным и предписанным уставами мерам предосторожности, что фланги их не оттянуты назад должным образом и не защищены редутами, что, следовательно, смелый натиск на крайние фланги параллели безусловно приведет их в траншеи, русские начали свою атаку внезапным и стремительным маневром, в результате которого восточный и западный фланги параллели оказались обойденными. В то время как атака с фронта отвлекала боевое охранение траншеи и его резервы, обходные колонны русских, несмотря на храброе сопротивление французов, спустились в осадные сооружения и начали быстро продвигаться по траншее, пока не достигли центральной позиции, обороняемой англичанами. Английские позиции, гарантированные от серьезной угрозы с фронта, не подвергались атаке, пока происходившая справа и слева ружейная стрельба не втянула в бой часть английских резервов; и даже после этого фронтальная атака не отличалась большой силой, так как основная масса атакующих была сосредоточена в обходных колоннах. Но и эти последние, пройдя с боем большое расстояние по захваченной ими траншее, утратили свой первоначальный боевой пыл, и с того момента, когда русские пришли в соприкосновение с англичанами, их офицеры уже всецело были заняты мыслью о том, как обеспечить завершающий вылазку отход. Таким образом, борьба очень скоро достигла такой стадии, когда ни одна из сторон не сдает своих позиций, а именно в этот момент отряду, предпринявшему вылазку, следует позаботиться о безопасном отходе. Русские так и поступили. Не предпринимая серьезной попытки выбить англичан с занимаемых ими позиций, русские продолжали поддерживать бой до тех пор, пока большая часть их войск не подошла достаточно близко к Севастополю, после чего отступил и их арьергард, неся большие потери в столкновении с французскими и английскими резервами.