Собрание сочинений. Том 11

Русские, видимо, рассчитывали найти во второй параллели много орудий, значительное количество боевых припасов и прочих военных материалов. Их вылазка могла преследовать лишь одну цель — все это уничтожить. Но они почти ничего там не нашли и, таким образом, в результате этой вылазки ничего не приобрели, кроме уверенности в том, что и на таком расстоянии от своих укреплений они могут в первые часы вылазки сохранять превосходство, пока противник не сосредоточит свои резервы. Это, конечно, имело какое-то значение, но едва ли оправдывало понесенные при этой вылазке потери. Материальный ущерб, причиненный русскими осадным сооружениям, был ликвидирован в какие-нибудь один-два дня, а моральный эффект этой вылазки можно считать равным нулю. Поскольку всякая вылазка неизбежно заканчивается отходом, то осаждающие всегда считают себя победителями. Моральный эффект вылазки обычно более благоприятен для осаждающих, чем для осажденных, за исключением тех случаев, когда потери последних неизмеримо меньше потерь первых.

В данном случае, когда Канробер и Раглан больше чем когда-либо нуждались в видимости успеха, эта вылазка с ее ничтожными результатами и заключительным поспешным отходом русских пришлась им очень кстати. Французские войска особенно кичатся тем, что они преследовали противника до самых севастопольских укреплений. При данных обстоятельствах, однако, это было не так уже трудно, так как крепостные орудия не могли вести огонь из опасения поразить свои собственные войска. В свою очередь англичане, обходя молчанием то обстоятельство, что их позиции были чрезмерно оттянуты назад, в силу чего они скорее играли роль резерва, чем войск первой линии фронта, снова превозносят, — но на этот раз с меньшим основанием, чем когда-либо, — свою собственную непобедимость и несгибаемое мужество английского солдата, которое не позволяет ему отступать ни на шаг. Полковник Келли и другие английские офицеры, захваченные русскими в плен прямо в расположении этих несгибаемых солдат и преспокойно отправленные в Севастополь, знают, чего стоит все это cant [бахвальство. Ред.].

Между тем великие стратеги английской прессы продолжают с большим пафосом твердить, что прежде чем помышлять о штурме Севастополя, нужно во что бы то ни стало овладеть новыми внешними укреплениями, возведенными русскими; и они надеются, что это скоро будет осуществлено. Их утверждение, разумеется, столь же правильно, сколь и банально; но вопрос в том, как овладеть этими укреплениями, если союзники не сумели даже помешать их возведению на виду у своих же собственных батарей? Атака на Селенгинский редут (на Сапун-горе) достаточно ясно показала, что ценой больших потерь таким укреплением можно овладеть на короткое время, но трудно понять, для чего это нужно, если данное укрепление нельзя удержать даже на тот срок, который необходим для его разрушения. Дело в том, что эти новые укрепления, которые составляют органическую часть всей оборонительной системы русских и над которыми с флангов и с тыла господствует их главная оборонительная линия, не могут быть взяты без применения тех же самых средств, которые нужны для овладения самой главной линией. Прежде чем всерьез помышлять об атаке и захвате этих внешних укреплений, необходимо продвинуть на достаточное расстояние апроши, устроить крытые параллели с плацдармами, соорудить и вооружить батареи для обстрела главной линии русских. Газета «Times», трубящая громче всех и настаивающая на немедленном захвате этих внешних укреплений, забыла лишь сказать, в чем состоит новый метод, позволяющий в течение нескольких часов решить эту нелегкую задачу, о чем т'ак уверенно возвещала газета. Но не успела она выразить свои оптимистические надежды, как пришло письмо от ее крымского корреспондента, который не только объявил эти новые внешние укрепления русских неприступными, но и заявил, что они являются лишь первым рубежом, от которого русские намерены планомерно продвигать дальше вперед свои контрапроши. Стрелковые окопы перед Мамелонским редутом (русские назвали его Камчатским) соединены между собой правильной траншеей и представляют собой, таким образом, новую оборонительную линию. Между Мамелонским и Селенгинским редутами (на Сапун-горе) отрыта новая траншея, которая образует три стороны квадрата и из которой можно обстреливать продольным огнем часть французских апрошей. Во всяком случае ясно, что русские преследуют цель создания законченной системы передовых оборонительных сооружений, чтобы прикрыть Малахов курган с обоих флангов и с фронта, а возможно, в конце концов, и овладеть траншеями союзников. В случае удачи подобной попытки, линии осады на этом участке атаки оказались бы прорваны. В то время как союзники в течение последних шести месяцев лишь удерживали свои позиции и больше укрепляли свои батареи, нежели продвигали их вперед, русские за один месяц значительно продвинулись к позициям противника и продолжают еще продвигаться. Конечно, были примеры и более славной обороны, чем оборона Севастополя, но зато в анналах войн со времен осады Трои невозможно указать ни одной осады, которая велась бы так бессистемно, бессмысленно и бесславно, как осада Севастополя.

Написано Ф. Энгельсом около 15 апреля 1855 г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» № 179, 18 апреля 1855 г. и в газете «New-York Daily Tribune»№ 4377, 30 апреля 1855 г. в качестве передовой

Печатается по тексту «Neue Oder-Zeitung», сверенному с текстом газеты «New-York Daily Tribune»

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

Ф. ЭНГЕЛЬС ГЕРМАНИЯ И ПАНСЛАВИЗМ [130]

130

Данные статьи Энгельса были написаны им по просьбе Маркса для одновременной публикации в «Neue Oder-Zeitung» и «New-York Daily Tribune». Как видно из второй статьи в «Neue Oder-Zeitung» и из письма Маркса Эльснеру от 17 апреля 1855 г., Энгельс предполагал продолжить критику панславистских теорий, разоблачению реакционной сущности которых Маркс и Энгельс придавали большое значение. Однако дальнейших статей Энгельса на эту тему в газетах не появилось.

В «New-York Daily Tribune» статьи Энгельса о панславизме были опубликованы 5 и 7 мая 1855 г. под заглавием «Борьба в Европе» («The European Struggle») и «Уязвимое место Австрии» («Austria's Weakness») в искаженном виде; так во второй статье редакцией «Tribune» был вставлен целый абзац, в котором восхваляются панславистские идеи одного из сотрудников газеты А. Гуровского.

I

Из достоверных источников сообщают, что нынешний император России обратился к некиим дворам с телеграммой, в которой, между прочим, говорится:

«В тот момент, когда Австрия окончательно свяжет себя с. Западом или предпримет какой-нибудь открыто враждебный акт против Россия, Александр II лично станет во главе панславистского движения и сменит нынешний свой титул императора Всероссийского на титул императора всех славян» (?).

Это заявление Александра, если оно аутентично, является первым откровенным высказыванием с начала войны. Это первый шаг к тому, чтобы придать войне европейский характер, который до сих пор лишь угадывался за всякого рода отговорками и предлогами, протоколами и договорами, параграфами из Ваттеля и цитатами из Пуфендорфа. Вопрос о независимости, даже о существовании Турции отодвигается тем самым на задний план. Теперь вопрос стоит уже не о том, кто будет править в Константинополе, а о том, кто будет господствовать над всей Европой. Славяне, давно раздираемые внутренними распрями, оттесненные к востоку немцами, покоренные частично немцами, турками и венграми, незаметно вновь объединяя после 1815 г. отдельные свои ветви, путем постепенного распространения панславизма, впервые заявляют теперь о своем единстве и тем самым объявляют смертельную войну романо-кельтским и германским народам, которые до сих пор господствовали в Европе. Панславизм — это не только движение за национальную независимость; это — движение, которое стремится свести на нет то» что было создано историей за тысячелетие; движение, которое не может достигнуть своей цели, не стерев с карты Европы Турцию, Венгрию и половину Германии, а добившись этого результата, не сможет обеспечить своего будущего иначе, как путем покорения Европы. Панславизм из символа веры превратился теперь в политическую программу, имея 800000 штыков в своем распоряжении. Он ставит Европу перед альтернативой: либо покорение ее славянами, либо разрушение навсегда центра его наступательной силы — России.

Следующий вопрос, на который мы должны дать ответ, — это в какой степени Австрия затронута панславизмом в той форме, которую ему придала Россия? Из 70 миллионов славян, живущих к востоку от Богемского леса и Альп Каринтии, почти 15 миллионов находятся под австрийским скипетром, включая представителей почти всех разновидностей славянского языка. Богемская или чешская ветвь (6 миллионов) полностью находится под австрийским владычеством, польская — представлена почти 3 миллионами галицийских поляков, русская — 3 миллионами малороссов (русинов, рутенов) в Галиции и на северо-востоке Венгрии, — единственной русской народностью, находящейся за пределами Российской империи; южнославянская ветвь представлена почти 3 миллионами словенцев (каринтийцев и хорватов) и сербов с небольшим числом рассеянных здесь и там болгар. Австрийские славяне распадаются, таким образом, на две группы: одна из них состоит из обломков национальностей, собственная история которых принадлежит прошлому, а нынешнее историческое развитие связано с нациями отличных от них рас и языков. Их тяжелое положение как национальностей довершается тем, что эти печальные остатки былого величия не обладают никакой национальной организацией внутри Австрии, напротив, они рассеяны по различным провинциям. Словенцы, хотя они составляют едва полтора миллиона человек, разбросаны по различным областям Крайны, Каринтии, Штирии, Хорватии и Юго-Западной Венгрии. Чехи, самая многочисленная народность среди австрийских славян, живут частью в Богемии, частью в Моравии, а частью (словацкая линия) в Северо-Западной Венгрии. Поэтому указанные национальности, хотя и живут исключительно на австрийской территории, отнюдь не признаются конституированными в различные нации. Они рассматриваются как привески либо немецкой, либо венгерской нации, и фактически ничего другого собой не представляют. Вторая группа австрийских славян состоит из осколков различных народностей, которые отделились в ходе истории от основной массы своей нации и главный центр которых находится поэтому вне Австрии. Так, австрийские поляки тяготеют к русской

Польше, как к своему естественному центру, русины — к другим объединившимся с Россией малороссийским областям, а сербы— к турецкой Сербии. То, что каждый из этих оторвавшихся от своих национальностей осколков тяготеет к своему естественному центру, понятно само собой, и явление это становится все более очевидным, по мере того как среди них распространяется цивилизация и в силу этого растет потребность в национально-исторической деятельности. В том и другом случае австрийские славяне представляют собой только disjecta membra [разбросанные члены, разрозненные части. Ред.], которые стремятся к воссоединению либо друг с другом, либо каждая с основной массой своей национальности. В этом заключается причина, почему панславизм является не русским, а австрийским изобретением. Чтобы обеспечить возрождение каждой отдельной славянской национальности, различные славянские народности в Австрии начинают выступать в пользу объединения всех славянских народностей в Европе. Россия, сильная сама по себе, Польша, проникнутая сознанием непоколебимой устойчивости своего национального существования и к тому же открыто враждебная славянской России, — обе эти нации не были, очевидно, призваны к тому, чтобы изобрести панславизм. Сербы и болгары, находившиеся под властью Турции, были еще слишком варварами для того, чтобы выдвинуть такую идею; болгары спокойно подчинялись туркам, а сербы были поглощены борьбой за свою собственную независимость.

II

Первоначальная форма панславизма была чисто литературная. Родоначальниками его были Добровский, чех, основоположник научной филологии славянских диалектов, и Коллар, словацкий поэт из венгерского Прикарпатья. У Добровского преобладал энтузиазм ученого и исследователя, у Коллара быстро возобладали политические идеи. Вначале панславизм довольствовался элегиями, и главной темой его поэзии были величие прошлого, позор, несчастье и иноземный гнет в настоящем. «Неужели, о боже, не найдется человека на земле, который отдал бы справедливость славянину?» Мечты о панславистской империи, диктующей законы Европе, тогда еще едва обозначались. Но элегический период скоро кончился, а вместе с ним и призывы к простой «справедливости для славян».

Исторические исследования, охватывающие политическое, литературное и лингвистическое развитие славян, сделали в Австрии гигантские успехи. Шафарик, Копитар и Миклошич как лингвисты, Палацкий как историк стали во главе движения, за ними следовало множество других менее одаренных или вовсе лишенных дарований ученых, как Ганка, Гай и другие. Славные эпохи чешской и сербской истории рисовались в ярких красках в противовес униженному и жалкому положению этих национальностей в настоящем; и точно так же, как в остальной части Германии под флагом «философии» подвергались критике политика и теология, в Австрии, на глазах у Меттерниха, филология была использована панславистами для проповеди учения о единстве славян и для создания политической партии, очевидной целью которой было коренное изменение положения всех национальностей в Австрии и даже превращение ее в большую славянскую империю.

Смешение языков, царящее к востоку от Богемии и Каринтии, вплоть до Черного моря, поистине поразительно. Процесс денационализации среди славян, живущих по соседству с Германией, медленное, но непрерывное продвижение вперед немцев, вторжение венгров, в результате которого северные и южные славяне оказались разделенными компактной семимиллионной массой финской национальности, наличие турок, татар, валахов, вклинившихся в расположение славянских народностей, — все это создало настоящий языковый Вавилон. Язык меняется от деревни к деревне, чуть ли не от одной фермы к другой. Даже в Богемии из 5 миллионов населения насчитывается 2 миллиона немцев и 3 миллиона славян, окруженных, кроме того, с трех сторон немцами. Так же обстоит дело со славянскими народностями Австрии. Возвратить славянам все исконные славянские земли, превратить Австрию, за исключением Тироля и Ломбардии, в славянскую империю, что является целью панславистов, значило бы объявить совершенно недействительным историческое развитие последнего тысячелетия, отрезать одну треть Германии и всю Венгрию и превратить Вену и Будапешт в славянские города, — подобным действиям не могли симпатизировать немцы и венгры, владеющие этими областями. К тому же различия между славянскими диалектами так велики, что за редким исключением, люди, говорящие на них, друг друга не понимают. Это было комическим образом доказано на Славянском съезде в Праге в 1848 г. [131] , где после различных бесплодных попыток найти общий, понятный для всех язык, участники его вынуждены были, в конце концов, говорить на самом ненавистном для всех них языке — на немецком.

131

Славянский съезд собрался 2 июня 1848 г. в Праге; на съезде обнаружилась борьба двух течений в национальном движении славянских народов, угнетенных империей Габсбургов. Правое, умеренно-либеральное направление, к которому принадлежали руководители съезда (Палацкий, Шафарик), пыталось разрешить национальный вопрос путем сохранения и укрепления Габсбургской монархии. Левое, демократическое направление (Сабина, Фрич, Либельт и др.) решительно выступало против этого и стремилось к совместным действиям с революционно-демократическими силами в Германии и Венгрии. Часть делегатов съезда, принадлежавших к радикальному крылу и принявших активное участие в пражском восстании в июне 1848 г., подверглась жестоким репрессиям. Оставшиеся в Праге представители умеренно-либерального крыла 16 июня объявили заседания съезда отложенными на неопределенное время.