Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

— Иди, — говорит, — и оставь панацею, Покинь поскорее жилье. И я на другое лекарство нацелю И душу и тело твое. Забросил я капли, таблетки, пилюли, В леса не ушел — убежал. И так мне приветно березки кивнули, Что я всей душой просиял. Мне иволга бросила сочную ноту, Что я музыкант — поняла, Она приказала: — Иди по болоту, Тебя я неделю ждала! По хмелю, по царственно дикой крапиве, Нырнув с головой в глухомань, Иду, молодой, исцеленный, красивый, В рассветную, росную рань. Истерлась в кармане наклейка с латынью, И высох до дна пузырек. Там были, наверно, слова золотые, Но кто их теперь разберет. Я склянку забросил в калину с малиной, Прощально пометил крестом. Смеялся в тот миг иван-чай придолинный И пел родничок под кустом. 1977

* * *

Пока иду по восходящей, Пока в поэзии — пилот! Пока не говорят: — Лядащий! — А говорят: — Пришел, милок! А рядом согнутые старцы, В которых больше страсти нет, Которые берут из кассы За выслугу минувших лет. А рядом древние старухи, Морщинами завязан рот. И молодость их на поруки К себе не очень-то берет. А рядом свежие могилы, Прощальная земля в горсти. Где взять и молодость и силы, Чтоб долголетье обрести?! 1977

Мой выходной

Моя мастерская закрыта. Душа на ремонте. Я вымыл ее, как пустую посуду. День солнечный, тихий. Белье на веревке, Петух кукарекает, жизнь продолжается всюду. Старушки внучат караулят, их дочери в поле, Деды — кто в земле, кто на печке, кто к печке прижавшись, Читает роман про любовь незамужняя женщина в школе, Она прожила свою жизнь, никогда не рожавши. Учила детишек. Состарилась, стала старушкой, Законною дочерью бога Собеса, Живет она в маленькой келье, а в рамке над столиком Пушкин, Такой жизнелюб, озорник, невозможный повеса. Иду, отдыхаю. Здороваюсь, кланяюсь людям, Знакомлюсь, жму руку, дарю им улыбки с приветом. А пчелы гудят растревоженным гудом, И горечью пахнет полынь по кюветам. Все заняты! Все под нагрузкой заботы, И каждый достоин семьи трудового народа. А я отдыхаю сегодня, пусты мои соты, И нет ни нектара, ни признаков меда. Мне совестно. Где ты, мое вдохновенье? Мне грустно. Как я невозможно ничтожен! Мне страшно. Все чудится шелест тревожный, Как будто змея вылезает из кожи. 1977

Почтовый ящик

Почтовый ящик писем ждет Весь день и даже после гимна. Умейте ждать, письмо придет, Когда любовь у вас взаимна. Почтовый ящик загрустил В московской лиственной аллее. Но вот письмо я опустил, — Лети, — сказал ему, — скорее! — Мне в самый раз такой приказ, — Письмо из ящика сказало. И в даль отправилось тотчас От Ярославского вокзала. 1977

* * *

Низинные и заливные, Зеленые и вороные, Стоят луга во всей красе, Вдали от пыли и шоссе. Луга! Какое загляденье, Какое доброе гуденье Распространяет добрый шмель, Настроивший виолончель. Меня волнует и поныне Чуть горьковатый дух полыни, И мать-земля, его родив, Сказала нам, что он правдив. Иду поречными лугами, Где ястреб надо мной кругами, И время мне сказать пришло, Что над землей витает зло. Но я напрасно огорчался, Уж выстрел над землей раздался, Разбойник падает в траву, Очистив неба синеву. 1977

* * *

В моей мелодии минор, Который все сильней с годами. За речкой лес глухонемой, Река, придавленная льдами. Такая тишь. В ушах звенит Тугая тетива пространства. Под темной елью лось стоит, Большой, таинственный, прекрасный. Я вижу, что и он другой, Чем был в июне. Как печально, Зверь, в сущности немолодой, Один в лесу рассвет встречает. Синичка выронила: — Пинь! — И прянул великан ушами И в снежную лесную стынь Пошел широкими шагами. Куда ты? Ничего в ответ. И нет его в одно мгновенье. И пролилась на свежий след Мелодия исчезновенья. 1977

* * *

О молодость! Ты многокрыла, как стая. О молодость! Ты многорука, как боги. Бывало, любимой Коснешься устами, И сердце, как колокол, В сладкой тревоге.