Собрание сочинений. Том 2. Стихотворения

Леший

У лешего язык особенный, От ягод синий, как бумага. А скулы стянуты оскоминой, Чернику любит он, бродяга! У лешего повадки лешего, И он не огорчен нисколько. Бей, колоти, кинжалом режь его, Он все равно лесной, и только. Он ходит по болотам, зарослям, Путь лешему в лесу везде. Он с месяцем, как будто с нарочным, Шлет письма утренней звезде. Ему по штату полагается Распоряжаться всем в тайге. Рвет ландыши и дожидается Отдать букет бабе-яге! 1974

Время

Во мне мое время живет — И взлеты его и паденья. Меня мое время несет, — Спасите! Но нет замедленья. То пахнет полынной травой, То глиной с растаявшей кручи, То солнышко над головой, То самые хмурые тучи. Оно, мое время, — не мед, Не сахар — винтовка и порох. Чуть сдался — и сразу сомнет, Схоронит в безвестных просторах. Во мне мое время гудит, Мартеновской плавкой клокочет, Фабричной девчонкой глядит, Повязанной в синий платочек. Оно, мое время, пройдет, До нитки себя разбазарив, Меня у людей украдет, Другого поэта подарит. Намечен очерченный круг, Мы плакать об этом не будем! Зачем никчемушный испуг? Что сделал — останется людям! 1974

Муза моя

Муза моя родилась на снопах, на овине, Там, где не знали, что значит профком и местком, С ней мы на удочку донную рыбу ловили, Грузди ломали в далеком лесу Трубецком. Муза моя изловчилась плести и корзины и верши, Лес научилась валить под замах топора. Стала она задушевной подружкой одной землемерши, Той, что приехав в деревню, сказала: — Запахивать межи пора! Муза моя словарей для меня не держала, Не открывала Лицея. Зачем? Были мать и отец! Чувства свои она словом простым выражала, Перенимая с любовью бесхитростный говор сердец. Слово свое я ловил на покосе, на пашне, На молотьбе и на свадьбе, где брага гуляла в ковше, И у котла с перепревшею гречневой кашей, И у подпаска с кнутом и рожком в шалаше. Все моей Музе досталось! И даже неволя, Камера, следствие, суд и тюремный паек. Вот и деревня родная. Стою среди поля, Жизнь вспоминаю и плачу, А сердце поет! 1974

Хозяин поля

Тракторист не сельский знахарь, Он — механик, он — шофер, Он и сеятель, и пахарь, И косарь, и комбайнер. Конь его могуч и гулок, Бьет его озноб и дрожь. От его стальных прогулок В поле дружно всходит рожь. От него и хлеб, и булка, Теплый бублик на губах. Древний родич сивка-бурка По сравненью с ним слабак! Тракторист — хозяин поля, Любо там ему и жить. Может он любое море На комбайне переплыть. Что ему меридианы, В нем растерянности нет. Он зачислен в капитаны Тех морей, где зреет хлеб! 1974

В зимнем Суздале

Был я в Суздале зимой, Был я с другом старым. Душу тешил стариной И не стал отсталым. Стал я современней, Суздаль посетив, Я в одной молельне Мед и пиво пил. На соборах купола Время золотит, К нам история сама На санях катит. Колокольчик динь-динь-динь, Звук старинный мил. А собор, как лебедин, Нежно белокрыл. Суздаль — город, Суздаль — смех, Суздаль — старый странник. Кто сказал, что в поле снег? Поле все как пряник. Поле все, как каравай, Пышет с пылу, с жару, Режь, отщипывай, ломай — Всем! На всю державу! На соборах всюду снег, Русь в резьбе диковин, Самый дальний, прошлый век С нашим состыкован! 1974

Словацкому поэту-партизану

Милошу Крно,

переводчику моих стихов

Ты видел жизнь. Ты воевал. Ты сыновей прекрасных вырастил. Высоты жизни с бою брал, Не дожидаясь чьей-то милости. В твоей душе звенит Дунай Своими гусельными струнами. И слышит твой татранский край, Как Волга-речка плещет струями. Дунай и Волга — цель одна, Реальная, не плод фантастики. Кропила кровью нас война И угрожала тенью свастики.