Собрание сочинений. Том 6. На Урале-реке : роман. По следам Ермака : очерк
Шрифт:
Ефим Наследов, вынув из сумки припасенный санитарками пакет, накладывал тугой жгут раненому красногвардейцу прямо на рукав телогрейки, из которого текла кровь.
— Остановится беспременно, а в госпитале наложат повязку по всей форме, — приговаривал он.
Уже совсем рассвело, когда в Оренбурге закончились обыски и аресты. Без жертв не обошлось: были раненые и убитые с обеих сторон. Красногвардейцы доставили к зданию тюрьмы около сотни арестованных офицеров — среди них оказались капитаны, полковники и даже армейский генерал. С ненавистью посматривали они на новых хозяев города, однако
Усталые, но довольные ребята из Нахаловки отправились домой. Александр Коростелев пошел с ними до ревкома. Харитон и Костя наперебой рассказывали ему о ночной операции, о девчонках, которые «своей охотой» идут в позорные заведения.
— Такое, пожалуй, еще страшнее, чем вербовка обманом и насилием, — сказал Коростелев. — А сколько объявилось защитников этого «промысла», когда мы в Совете вынесли решение закрыть публичные дома! Подлость живуча, так и липнет, точно грязь на подошвы. — И он попросил ребят зайти с ним в редакцию газеты. — Расскажите, как вели себя офицеры во время ареста. Мы опубликуем в «Известиях» их ультиматум и свое предупреждение для тех, кто еще остался на свободе. С ваших слов и по рассказам других красногвардейцев дадим заметку о моральном облике врага, о его злостном сопротивлении. — В роскошном кабинете Коростелева, где все было как при старом издателе, Костя заволновался, а Митя точно пристыл у двери, и даже Харитон, почувствовав неловкость, начал одергивать пиджак и вертеть головой, будто ему снегу за воротник бросили. Коростелев, должно быть, по сродству душ питавший особую симпатию к Харитону, подвел ребят к большому столу в стороне от редакторского.
— Вот материал для сегодняшнего номера «Известий»! — сказал он, показав на листы бумаги с колонками текста. — Что? Непохоже на газету? Это гранки — оттиск с печатного набора. Читайте вот здесь!
Парни приткнулись у стола, и, пока Александр разговаривал по телефону с Цвиллингом, торопя его с какой-то статьей, Костя читал вполголоса:
— «6 марта 1918 года председатель ВРК тов. Цвиллинг получил по городской почте письмо:
„Милостивый государь господин председатель!
От имени партизанского отряда офицеров Оренбургского военного округа…“»
— Ишь ты: партизанского отряда! Где это они партизанили? — перебил Харитон.
— А с Дутовым-то! Слушай дальше!
— «…предлагаю вам и вашим единомышленникам в трехдневный срок оставить город Оренбург и сложить с себя всякие полномочия по управлению городом. В противном случае мы после вышеуказанного срока открываем военные действия против вас. Свое согласие на добровольную сдачу города вы можете передать мне объявлением хотя бы в своих „Известиях“, адресуя его на мое имя.
Начальник партизанского отряда офицеров Оренбургского военного округа полковник Корчаков».
— Придумали! — Веснушчатое лицо Харитона залилось румянцем, в глазах вспыхнули негодование и насмешка. — Видно, эти партизаны совсем не берут в расчет наши красногвардейские отряды? Отдать Оренбург?! Товарищ Коростелев, объявите им: если они забыли, как их лупили под Сыртом, так мы им о том с охотой напомним!
Костя согласно кивнул и стал читать ответ ревкома на ультиматум:
«1. При любом посягательстве на Советскую власть будут расстреляны арестованные офицеры, юнкера и белогвардейцы.
2. За каждого убитого красногвардейца ответят своей жизнью десять представителей оренбургской буржуазии.
3.
Если станица окажет содействие контрреволюции, то будет беспощадно уничтожена артогнем.4. Все станицы, которые добровольно в три дня не сдадут оружие, будут подвергаться артобстрелу».
— Крепко сказано! — прошептал Митя.
— И правильно, а то опять поднимется вся контра, — горячо одобрил Харитон. — Казаки от белогвардейцев не отстанут. Жен и детишков им вывезти из станиц на хутора — нет ничего! И скот угонют, чтоб сопротивленье без большого урона оказать. Пускай, мол, палят по пустым дворам. Потому и надо строгостью их оглушить, покуда они не успели сговориться меж собой.
— Довольны, граждане? — шутливо по тону, но с серьезным видом спросил Коростелев.
— Очень даже. Ежели их не постращать, они завтра резню устроят.
Коростелев задумался, в недоумении развел руками.
— Сколько раз уже обращались мы от имени Советской власти к «гражданам казакам»… Призывали их к мирной жизни, к совместному труду с рабочими, чтобы ликвидировать разруху в стране. А все подстрекают их против нас то богатая верхушка, то старики фанатичные, то господа офицеры. Ну ладно… Рассказывайте, как вели себя во время ареста эти «благородные» партизаны?
Костя и Харитон снова принялись вспоминать подробности ночной операции, а застенчивый, несловоохотливый Митя присел в кресло у порога. Но только он устроился на непривычно мягком сиденье, кто-то тихонько постучал в крашеную дверную филенку. Митя открыл дверь и точно пристыл у косяка, глядя в светло-синие глаза Вирки Сивожелезовой. Она бережно несла свертывавшиеся в трубки полосы бумаги с колонками газетного текста. На волосах ее блестели, как роса, тающие снежинки, а бумага была совсем сухая, видно, девушка бежала, пряча ее под своей байковой шалью, стянутой на плечи.
По тому, как сразу бросился навстречу ей Коростелев, Митя понял, что газета приготовила еще одну «бомбу» для белогвардейцев.
— Чего же ты так налегке? — упрекнул Коростелев.
— Да тут от типографии близко. Александр Алексеич, мне бы вас на два слова. — Вирка, умоляюще сложив худенькие руки, посмотрела на Коростелева, который, положив полосы, отошел с нею в сторону, оглянулась на ребят. — Вы всех винтовками вооружили… А мне бы хоть кольт какой-нибудь…
— Кольт? — Коростелев засмеялся. — Зачем тебе такую громоздкую штуку? Еще пулемет вздумаешь попросить!
— Но я вовсе безоружна! А меня уж давно убить посулились.
— Никто тебя теперь не посмеет тронуть, а оружие домой принесешь — твои же пацанята натворят беды.
— Не натворят. Илюши теперь нет… Не дожил он до вашего прихода, а остальные уж все понимают. И сестренка Мотька в руках их держит. — В глазах Вирки светилась такая надежда, что Коростелев не устоял: достал из своего портфеля браунинг в кожаном чехле и положил его в жадно протянутую ладонь наборщицы.
— На! Владей! Но осторожно — держи при себе. Стой, покажу, как им пользоваться, где тут предохранитель!
Митя удивленно и радостно смотрел на тонкие под легкой жакеткой плечи девушки, на светлый узел ее теперь уже заправской прически.
«Красивая она стала. Красивая и хорошая», — думал он.
— Что ты на меня воззрился, будто фотограф? — Глаза Вирки сияли нестерпимо, на губах заиграла усмешка… и погасла. — Поправился, думать забыл? Спасибо, Харитон да Павлик навещают.