Собрание сочинений. Том 7
Шрифт:
Затем еще изменил Дюмурье, восстала Вандея, армия была расчленена, утратила свой боевой дух, и если бы 130000 австрийцев и англичан двинулись решительно на Париж, революция была бы раздавлена и Париж — завоеван, точно так же как это могло бы произойти и годом раньше, если бы не наделали таких глупостей. Вместо этого почтенные господа обложили крепости и устремили все свои силы на то, чтобы педантично, с огромной тратой стратегических усилий выигрывать по мелочам одно за другим незначительные преимущества, на что они ухлопали полных шесть месяцев.
Первая страница рукописи Ф. Энгельса «Возможности и перспективы войны Священного союза против Франции в 1852 г.»
То, что осталось во французской армии после измены Лафайета, насчитывало приблизительно 120000 человек, а волонтеров 1792 г. было около 60000 человек. В марте 1793 г. был произведен набор в 300000 человек. В августе, к моменту объявления всеобщего набора [levee en masse], французская армия должна была, таким образом, насчитывать по меньшей мере 300000—350000 человек. Всеобщий набор добавил к этому около 700000 человек. Если принять во внимание всякого рода отсев, французы
С апреля по октябрь 1793 г. французов повсюду били, но удары эти не имели решающих результатов вследствие системы затяжек, практиковавшейся коалицией. Начиная с октября, кампания велась с переменным успехом, на зиму она была прервана, а весной 1794 г. войска, призванные по всеобщему набору, вышли на боевую линию и полностью вступили в действие; в результате — победы на всех направлениях в мае, пока, наконец, в июне победа при Флёрюсе[310] не решила судьбу революции.
Конвент, — а до него министерство 10 августа[311], — имели, таким образом, достаточно времени для военных приготовлений. С 10 августа 1792 г. по март 1793 г. ничего, однако, не было сделано; волонтеров едва можно принимать в расчет. В марте 1793 г. был произведен набор 300000 человек; с этого момента и до марта следующего года Конвент имел в своем распоряжении вполне достаточно времени и полную свободу для военных приготовлений — целый год, а из него 10 месяцев после падения жирондистов, когда ничто не ограничивало свободу действий революционной партии. В стране с 25 миллионами жителей, располагающей нормальным контингентом боеспособного населения, т. е. 1 миллионом солдат, для создания действующей армии в 750000 (3 % населения) против внешнего врага, при всей новизне этого дела для тогдашнего времени, не требовалось никакого колдовства, если можно было располагать годичным сроком.
Все внутренние восстания, за исключением Вандеи, я считаю в военном отношении не имеющими абсолютно никакого значения. За исключением лионского и тулонского, они были ликвидированы без единого выстрела в течение шести недель. Лион был взят солдатами всеобщего набора, а Тулон — ловким нападением и решительным штурмом Наполеона, а также благодаря ошибкам оборонявшихся.
В числе 750000 человек, выступивших в 1794 г. против коалиции, было по меньшей мере 100000 старых солдат времен монархии и 150000 других солдат, частью из волонтеров, частью из набранных при первом 300-тысячном наборе, успевших уже провести в непрерывных сражениях одни — 18, а другие — 12 месяцев и, следовательно, уже привыкших к войне. Кроме того, из 500000 новобранцев половина, по крайней мере, уже успела принять участие в сражениях в сентябре, октябре и ноябре 1793 г., а самые молодые должны были уже находиться под ружьем не меньше трех месяцев, прежде чем они были направлены в бой. В своем труде об испанском походе Наполеон исчисляет время, требуемое для обучения — ecole de bataillon {батальонная школа. Ред.} — в 3–4 недели. Если не считать младшего и среднего офицерского состава, который в то время был в общем и целом гораздо лучше у союзников, французская армия 1794 г., благодаря времени, имевшемуся в ее распоряжении для организации, и благодаря свойственной союзникам системе безрезультатных боев, — системе, которая деморализует испытанную, приспособленную преимущественно для наступления армию, но дисциплинирует и закаляет армию противника, если она молодая и придерживается обороны, — эта французская армия 1794 г. представляла собой вовсе не шумную, неотесанную толпу добровольцев, воодушевленных идеей «умереть за республику», но a very fair army {вполне приличную армию. Ред.}, несомненно равную неприятельской. Французские генералы 1794 г. несомненно стояли значительно выше неприятельских, хотя и они наделали немало ошибок; но гильотина обеспечивала единство командования и согласованность операций, если не считать немногих исключений, когда представители Конвента делали глупости по собственной инициативе. Le noble Saint-Just en fit plusieurs {Благородный Сен-Жюст сделал несколько таких ошибок. Ред.}.
Несколько замечаний о тактике действий большими массами.
1) Неоформленная идея о ней впервые возникла в результате удачного маневра при Жемапе, который был произведен скорее по инстинкту, чем по сознательному военному расчету. Ее появление было обусловлено плохим состоянием французской армии, которая нуждалась в численном превосходстве, чтобы хоть сколько-нибудь почувствовать уверенность в собственных военных силах; масса должна была заменить отсутствующую дисциплину. Участие Карно во введении этой тактики отнюдь не ясно.
2) Эта тактика массовых действий оставалась совершенно неразработанной, — например, в 1794 г. при Туркуэне[312] и Флёрюсе она не была применена (французы, в том числе и сам Карно, наделали грубейших ошибок), — до тех пор пока, наконец, Наполеон в 1796 г. своим шестидневным пьемонтским походом и фактическим уничтожением en detail {по частям. Ред.} превосходящих сил противника не раскрыл людям смысл тех действий, которые они до этого совершали, не отдавая себе в них ясного отчета.
3) Что касается самого Карно, то этот парень вызывает во мне все большие сомнения; я, понятно, не могу составить себе окончательного суждения, не располагая его депешами к генералам. Но, судя по имеющимся материалам, главная его заслуга, повидимому, заключалась лишь в беспредельном невежестве и беспредельной неспособности его предшественников Паша и Бушота, а также в полном незнакомстве всего остального состава Комитета общественного спасения с военным делом. Dans le royaume des aveugles, le borgne est roi {В царстве слепых и кривой — царь. Ред.}. Карно, старый офицер инженерных войск, бывший сам представителем Конвента при Северной армии, знал, в каких материалах нуждается крепость, армия и, в частности, чего не хватает французам. Кроме того, он, естественно, имел известное представление и о том, каким образом можно мобилизовать военные ресурсы такой страны, как Франция; а так как при революционном всеобщем наборе, когда и без того многое делается попусту, несколько более или менее непроизводительная трата ресурсов не имеет значения, лишь бы только достигалась при этом главная цель — быстрая мобилизация этих ресурсов, то нет надобности объявлять Карно выдающимся гением, чтобы объяснить достигнутые им результаты. Особенно заставляет меня сомневаться в том, что Карно pour sa part {со своей стороны, что касается его лично. Ред.} действительно изобрел, как ему приписывают, методы ведения войны большими массами, именно
то, что его самые широкие планы на 1793–1794 гг. были построены как раз на противоположном методе ведения войны: он дробил французские армии, вместо того чтобы их концентрировать, и проводил операции на флангах противника таким образом, что заставлял его самого концентрировать свои силы. Не вполне соответствует репутации гения и дальнейшая карьера Карно — неприступная добродетель во время Консульства и т. д., хваленая защита им Антверпена (оборона крепости является, в общем, именно тем поручением, при выполнении которого посредственный, методичный, но наделенный известной выдержкой офицер может отличиться; к тому же осада Антверпена в 1814 г. не продолжалась и трех месяцев); наконец, его попытка навязать Наполеону методы 1793 года в 1815 г., когда ему противостояла централизованная армия коалиции в 1200000 солдат, действовавшая по совсем другой военной системе; и вообще его филистерские замашки — все это не говорит в пользу гениальности Карно. А затем, где это видано, чтобы честный человек умудрился как он удержаться несмотря на термидор, фрюктидор, брюмер[313] и т. д.Summa summarum {Общий итог. Ред.}. Конвент был спасен только и исключительно благодаря тому, что силы коалиции не были централизованы, вследствие чего в его распоряжении оказался целый год для военных приготовлений. Он был спасен так же, как спасся старый Фриц {Фридрих II. Ред.} в Семилетнюю войну; так же спасся и Веллингтон в 1809 г. в Испании, хотя французы и по количеству, и по качеству своих войск по крайней мере втрое превосходили всех своих противников, вместе взятых, и только тем парализовали свою колоссальную силу, что маршалы, в отсутствие Наполеона, всячески подставляли друг другу ножку.
II
В настоящее время коалиция давно освободилась от глупых промахов, допущенных в 1793 году; она великолепно централизовала свои силы, что, впрочем, было сделано уже в 1813 году. Русская кампания 1812 г. поставила Россию в центре войны всего Священного союза на континенте. Русские войска составляли основное ядро, вокруг которого лишь позднее сгруппировались пруссаки, австрийцы и остальные. Они оставались основной массой вплоть до вступления в Париж. Александр был фактически главнокомандующим всех армий (вернее, русский генеральный штаб, стоявший за спиной Александра). Но с 1848 г. Священный союз покоится на еще более прочном основании. Развертывание контрреволюции в 1849–1851 гг. поставило континент, за исключением Франции, в такое же отношение к России, в каком находились Рейнский союз и Италия к Наполеону. Это — чистейшая вассальная зависимость. Николай — id est {то есть. Ред.} Паскевич — неизбежный диктатор Священного союза en cas de guerre {в случае войны. Ред.}, точно так же, как Нессельроде уже является им en temps de paix {в мирное время. Ред.}.
Далее, что касается современного военного искусства, то оно было полностью разработано Наполеоном. До наступления известных обстоятельств, о которых речь пойдет ниже, полководцам не остается ничего иного, как следовать примеру Наполеона в той мере, в какой это позволяют условия. Но современное военное искусство распространено по всему миру. В Пруссии его вдалбливают — по крайней мере, в той его части, которую можно вдолбить, — каждому младшему лейтенанту еще до сдачи им экзамена на портупей-юнкера. Что же касается австрийцев, то венгерская кампания дала им возможность распознать, а затем отстранить своих плохих, специфически австрийских генералов — всяких Виндишгрецов, Вельденов, Гёцов и других старых баб. Другое дело, — так как мы пишем уже не во время «Neue Rheinische Zeitung», то можем отказаться от всяких иллюзий, — обе кампании Радецкого в Италии; первую он провел великолепно, а вторую прямо-таки мастерски. Чьей помощью он при этом пользовался, не имеет значения; достаточно того, что у старика хватило bon sens {здравого смысла. Ред.} усвоить чужие гениальные идеи. Оборонительную позицию 1848 г. между четырьмя крепостями — Пескьерой, Мантуей, Леньяго и Вероной — с прекрасным прикрытием всех четырех сторон четырехугольника и оборону Радецким этой позиции среди восставшей страны вплоть до того момента, когда он получил помощь, следовало бы признать образцом военного искусства, если бы его задача не была очень облегчена отвратительным руководством со стороны итальянских генералов, их постоянными колебаниями, отсутствием среди них единства, интригами Карла-Альберта и поддержкой реакционных аристократов и попов внутри неприятельского лагеря. Не следует также забывать и того, что он находился в самой плодородной стране мира и поэтому был свободен от всяких забот о снабжении своей армии продовольствием.
Кампания 1849 г. является совершенно беспримерной для австрийцев. Пьемонтцы, вместо того чтобы концентрированными силами преградить дорогу на Турин у Новары и Мортары (линия в три мили длины), что было бы лучше всего, или наступать с этой линии двумя или тремя колоннами на Милан, заняли позицию от Сесто до Пиаченцы — линию в 20 миль длиной, следовательно, при 70000 бойцов, только по 3500 человек на немецкую милю, причем один фланг отстоял от другого на 3–4 добрых дневных перехода. Это было жалкое концентрическое наступление против Милана, причем повсюду их силы были недостаточны. Радецкий, видя, что итальянцы применяют старую австрийскую систему 1792 г., повел свои операции против них в точности так, как это сделал бы Наполеон. Пьемонтский фронт был разрезан на две части рекой По, что составляло грубейшую ошибку. Радецкий прорывает фронт у самого По, отрезает таким образом две южные дивизии от трех северных, вбивая между ними клин в 60000 человек; затем быстро бросает все свои силы на три северные дивизии (сосредоточившие едва 35000 человек), отбрасывает их в Альпы и отрезает друг от друга и от Турина оба корпуса пьемонтской армии. Этот маневр, который закончил кампанию в три дня и был почти буквально скопирован с маневра Наполеона в 1809 г. у Абенсберга и Экмюля[314], — гениальнейшего из всех наполеоновских маневров, — во всяком случае доказывает, что австрийцы уже отнюдь не придерживаются своего старого обычая парадировать «медленным шагом вперед»[315]. В этом маневре решающее значение имела как раз быстрота движения. Предательство аристократов и Раморино облегчило дело, особенно тем, что доставило точные сведения о расположении и планах итальянцев. Такое же значение имело гнусное поведение при Новаре Савойской бригады, которая не сражалась, а занималась грабежом. Но с военной точки зрения нелепое расположение пьемонтцев и маневр Радецкого сами по себе вполне достаточны, чтобы объяснить у спех. Оба эти факта должны были при любых обстоятельствах привести к этому результату.