Собрание стихотворений и поэм

4

…А я письмо из Мехико отправил В Махачкалу, оповещая близких, Что не вернусь, покуда не увижу Тот островок, взывающий ко мне.

Что буду плыть, пока я не причалю К той пристани, пока я не надену На тонкий палец женщины любимой Своей поэмы звонкое кольцо.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Маленьким ключом можно открыть большой сундук. Горцы говорят

1

Летим в ночи. Внизу огней узоры. Вверху змеится Млечный Путь, пыля, Как будто горсти кукурузных зерен Поджаривают небо и земля.

Летим в ночи уже над океаном. Последний зимний месяц позади. А за спиною, отданы туманам, Остались европейские дожди.

Пласт облаков белеет в поднебесье, Рассвета ждет мерцающая высь. Мы, люди разных рангов и профессий, В салоне самолета собрались.

Привычный к дальним трассам и орбитам, Век скоростей гудит, необорим, И в Мексику с парламентским визитом Мы в депутатском звании летим.

Что ждет нас на другом конце планеты? Знакомств, бесед, приемов череда, Взаимные вопросы и ответы И речи с обращеньем: «Господа!»

А с нами рядом при любой погоде Советники, друзья, опекуны, Испытанные в устном переводе И в знании неведомой страны.

Науку встреч, стоцветную планету Любой из них до тонкостей постиг. Им ведомы каноны этикета, Знаком дипломатический язык.

Я всем им благодарен за советы, За справки, за точнейший перевод, Хотя и сам сумею дать ответы На трудные вопросы всех широт.

Ведь я не дипломат, а стихотворец, Мой долг повсюду быть самим собой. Поэзию непросто переспорить В любой стране, в дискуссии любой.

Тирады непредвиденной коварство Парирую метафорой лихой, Искрящимся присловием аварским, Махмуда нестареющей строкой.

От правды ни на шаг не отступая, Я, шуткой и стихом, в общенье прост, Как мясо, крупной солью посыпаю И речь с трибуны, и застольный тост.

…В салоне пригасили свет. Все меньше Нам лёту остается. Цель близка. Мне кажется сейчас, что Остров Женщин Я разглядеть могу сквозь облака.

Еще царит предутренняя серость, Мерцают крылья, время торопя. И словно в забытьи: – …de las Mujeres, – Я снова повторяю про себя.

Видения счастливые воскресли На высоте трансокеанских трасс. Вдруг рядышком зашевелился в кресле Сосед, бывавший в Мексике не раз.

Обозреватель ТАСС. Он с удивленьем Спросил, дремоту разогнав свою: – Ты что, Расул, все шепчешь? Вдохновенье? Опять берешь у музы интервью?

– Возможно, что и так… – Своею тайной Я с ним делюсь – мы сблизились в пути. – Скажи, а ты не знаешь ли случайно, Как Остров Женщин в Мексике найти?

– О, это глухомань, песчинка, малость… Пустынный пляж, пустынная вода. Там от индейцев древних не осталось, Пожалуй, ни единого следа.

Ушло былое, как в пучину канув, Ни памятников, ни других примет… Там нет и огнедышащих вулканов, Экзотики манящей тоже нет.

Там нет ни сеньорит в нарядах броских, Ни удалых тореро, ни быков. Не сыщешь там и росписей Ороско, Там быт убог и каждый кров суров.

Там каждая стена кричит безмолвно, Над очагом струится горький дым, И даже набегающие волны Перечат ожиданиям твоим.

Ты жаждешь впечатлений небывалых? Другие острова пленяют взор. К ним обратись. Их в Мексике немало, Не меньше, чем в Финляндии озер.

Там – ничего не скажешь – красотища! Все – для туристов. Как в раю живи. А если ты сюжет любовный ищешь, Твой островок давно лишен любви.

2

Так просветил в салоне самолета Меня мой друг – обозреватель ТАСС. Потом сказал: – А все же спать охота… – Уснул. Я – рядом – не смыкаю глаз.

Я мысленно беседу продолжаю, С самим собою споря на лету, Свой замысел, свой остров защищая, Отстаивая зыбкую мечту.

Ведь и Колумб мой остров, сердцу милый, Песчинкой счел – ошибся адмирал. Да и Кортес проплыл когда-то мимо – Он острова другие обобрал.

Меня – не скрою – в некое смущенье Поверг соседа сдержанный рассказ. Но пламень моего воображенья Не потускнел, не сдался, не погас.

Стремление к песчинке не уснуло. Ведь я народа малого поэт И уроженец малого аула, Которого на картах тоже нет.

О ТАСС моей души, раздумьям тихим Дай выход в мир и громко заяви, Что малый остров может стать великим, Что не бывает маленькой любви.

Недаром родинка – живое чудо Цвела на лбу прекрасной Мариам, Свела с ума великого Махмуда И жизнь дала божественным стихам.

Сам Саади сложил к ногам любимой Свое богатство – мудрость и талант И – если очень уж необходимо – Давал в придачу город Самарканд.

Поскольку все принадлежит поэту, Его влеченью и его перу, За взлет ее бровей, за малость эту, Он предлагал вдобавок Бухару.

Мне говорят, а я меж тем не верю, Что стар, как притча, этот островок, Что, в океанской пустоши затерян, Он, как мечта, несбыточно далек.

Но в этот час недосягаем тоже Мой отчий дом, селение Цада, А я закрыл глаза – и сразу ожил Родной аул – ведь он со мной всегда.

На скалах башни вижу вековые, И запах сена чую всякий раз, И слышу песни, будто бы впервые, Те, что поются именно у нас.

А старость? Все же временем не смыты Извечные прекрасные черты. И разве постарела Афродита – Нетленная богиня красоты?

Ты никаких там кладов не откроешь – На малом островке, мне говорят. Но занят я не поиском сокровищ, Я все-таки поэт, а не пират.

Легенды о любви живут столетья, Любовь превыше кладов и наград, Она дороже всех богатств на свете, Я все-таки поэт, а не пират.

Когда б хотел я нынче быть пиратом, Не брал бы корабли на абордаж, А вез на рынок дыни и гранаты, Взбивая цены и впадая в раж.

Среди пиратов сухопутных связи Завел бы я – всем родич и кунак – И промышлял бы на оптовой базе, На винзаводе разбавлял коньяк.

Есть, правда, и пираты-стихотворцы, Творцы халтурных песен, пошлых од. Ни бога нет в душе у них, ни черта, В их доме совесть Золушкой слывет.

Их жалкий облик равен их писаньям, Давно раскрыта их пустая суть. Мы ни читать их, ни судить не станем, Продолжим лучше наш неблизкий путь.