В этой медленной осени чисто, просторно, легко.В нейособенно слышным становится каждое слово.Отдыхает земля.И плывут облака высоко.И вдоль улиц деревья подчеркнуто рыжеголовы.В этой осени варят варенье и жарят грибы.В ней с лесною опушкой прощаются, будто навечно.Затеваются свадьбы.Идет перестройка судьбы.Из шкафов достаются забытые теплые вещи…А туманы все чаще ползут с погрустневшей реки.И на рынкахзаманчиво высятся дымные горы.И гордятся загаром недавние отпускники.И убавился день.И прибавилось мокрой погоды…В
этой осени есть еще множество горьких примет:в ней,как будто в театре абсурда на призрачной сцене,до сих пор к перелету готовятсястаи ракет,этот город и улицы эти держа на прицеле.
Общежитие
Ау, общежитье, «общага»!Казнило ты нас и прощало.Спокойно, невелеречивоты нас ежедневно учило.Друг друга ты нам открывало.И верило, и согревало.(Хоть больше гудели, чем грелислезящиеся батареи…)Ау, общежитье, «общага»!Ты многого не обещало.А малого мы не хотели.И звезды над нами летели.Нам было уверенно вместе.Мы жить собиралисьлет двести…Ау, общежитье, «общага»!..Нас жизнь развела беспощадно.До возраста повыбивала,как будто война бушевала.Один — корифей баскетбола —уехал учителем в школу.И, в глушь забредя по малину,нарвался на старую мину.Другого холодной весноюна Ладоге смыло волною.А третий любви не добилсявзаимной.И попросту спился.Растаял почти незаметно…А тогдавсе мы были бессмертны.
«Филологов не понимает физтех…»
Филологов не понимает физтех, —молчит в темноте.Эти не понимают тех.А этих — те.Не понимает дочки своейнервная мать.Не знает, как и ответить ейи что понимать.Отец считает, что сыну к лицувовсе не то.А сын не может сказать отцу:«Выкинь пальто!..»Не понимает внуков своихзаслуженный дед…Для разговора глухонемыхнужен свет.
«Сугробы оседают, словно дышат…»
Сугробы оседают, словно дышат.Вокруг стволов проталины прожгло.Стволы освободились до лодыжеки млеют —им теперь теплым-тепло!И хочется на эхо откликаться,от звонкой нежности оторопеть.И почкиприготовились взорваться.А птицыприготовились запеть…Пройдет полдня — и будет снег разрушен!..Не верится средь этой синевы,что в октябре здесь поплывет по лужампечальнаяфлотилия листвы.
Собрание
Ах, собрание, собрание, собра…Кладезь мудрости, сердечного добра.Здесьпривычную дискуссию велилитераторы, пророки, цвет земли.(Если я соврал,то бог простит меня…)Был оратор полон гнева и огня.Он почти что сразу перешел на мат,он кричал надсадно:«Дайте автомат!!.Я хочу нажать на спусковой крючок!..»Ну, а послевышел милый старичок.Он сказал, что душу надобно спасать,призывал хотя б доносы не писатьи доказывал на фактах правоту,перекатывая челюстиво рту.Говорил, что надо обрести покой.Кончил речь свою невнятно…А другойвыступление свое построил так:на трибуну он залез,как будто в танк.Зал притихший оглядел из-под руки.Люк захлопнули – нажал на рычаги!Стало грохотно, вонюче и темно,выхлоп дизельныйшарахнулся в окно.Грянул выстрел!И попал в десятый рядбронебойно-зажигательныйснаряд…Тех, кто выжил, ожидал большой сюрприз:теткавыскочила вдруг из-за кулис.Из цепочек золотых она рвалась,и,
визжа, в любви к редакторуклялась.Целовала в корешок его роман…Разошлись интеллигентыпо домам.Литераторы, пророки, цвет земли.Долго мылись,но отмыться не смогли.
За датою – дата.Простой человеческий путь…Все больше «когда-то».Все меньше «когда-нибудь».Погода внезапна,но к людям, как прежде, добра.Все крохотней «завтра».И все необъятней «вчера».Найти бы опорудля этой предзимней поры.Как долго мы — в гору.За что же так быстро — с горы?!Остаток терпеньяколотится в левом боку…Все реже:«успею».И все невозможней: «смогу».
«Снова осень. Светлый сумрак небес…»
Снова осень.Светлый сумрак небес.И дорога через реденький лес.И неслышная пустая река.И почти прозрачный дым костерка.Он струится.Он летит к небесам…Ах, как близко стали слезы к глазам!
Выдох
Жизнь окончится выдохом. Будет в немвсе, что прежде ты оставлял на потом.Все, что ты не сделал в отмеренный срок.Все, что ты не успел.И чего не смог…Жизнь окончится выдохом. Дальше – мгла…Там —почти за гранью добра и зла —пусть настигнет меня в мой последний мигчей-то первыйвдох.Чей-то первыйкрик.
«Вдруг на бегу остановиться…»
Вдруг на бегу остановиться,Так, будто пропасть на пути.«Меня не будет…» —удивиться.И по слогам произнести:«Ме-ня не бу-дет…»Мне б хотелосьне огорчать родных людей.Но я уйду.Исчезну.Денусь.Меня не будет…Будет день,настоянный на птичьих криках.И в окна, как весны глоток,весь в золотых, сквозных пылинках,ворвется солнечный поток!..Просыплются дожди в травуи новую траву разбудят.Ау! – послышится —Ау-уу!..Не отзовусь.Меня не будет.
Молодые поэты
Не хотели, не ждали таких двужильных.Прорастают фамилии в имена.Они, оглушенные криком «Держи их!!!»,не понимают,в чем их вина.А вина их большая, вина изначальнаяв том, что бездарям было спокойней без них.Их ругают,цитируя, а не печатая.Четвертуют до выхода первых книг…Но они продираются, пробиваютсясквозь улюлюканье,злобуи смех.И – начинаются. И – сбываются.Не все, конечно.И не для всех.Заняты делом они. А в особенностиустройством не быта,а бытия…И гордятся единственной личной собственностью —упрямымместоимениемЯ.
«Фонаря пресветлый конус…»
Фонаря пресветлый конус.Пыльных мошек мельтешня…Со скамейкислышен голос:«Ах, отстань ты от меня!..»Может быть, вмешаться надо?(Все бывает в час ночной…)А весна-то!А весна-то!И над этою веснойголос — тоненько и зыбко,объявляя и дразня,и счастливо,и призывно:«Ах, отстань тыот меня!..»