Собрание стихотворений

«По утрам читаю Гомера…»

По утрам читаю Гомера — И взлетает мяч Навзикаи, И синеют верхушки деревьев Над скалистым берегом моря, Над кремнистой узкой дорогой, Над движеньями смуглых рук. А потом выхожу я в город, Где, звеня, пролетают трамваи, И вдоль клумб Люксембургского сада Не спеша и бесцельно иду. Есть в такие минуты чувство Одиночества и покоя, Созерцания и тишины. Солнце, зелень, высокое небо, От жары колеблется воздух, И как будто бы все совершилось На земле, и лишь по привычке Люди движутся, любят, верят, Ждут чего-то, хотят утешенья, И не знают, что главное — было, Что давно уж Архангел Божий Над часами каменной башни Опустился — и вылилась чаша Прошлых, будущих и небывших Слез, вражды, обид и страстей, Дел жестоких и милосердных, И таких же, на полуслове, Словно плеск в глубоком колодце, Обрывающихся стихов… Полдень. Время остановилось. Солнце жжет, волны бьются о берег. Где теперь ты живешь, Навзикая? — Мяч твой катится по траве.

«Господи, Господи, Ты ли…»

Господи, Господи, Ты ли Проходил, усталый, стократ Вечером, в облаке пыли, Мимо этих простых оград? И на пир в Галилейской Кане Между юношей, между жен Ты входил, не огнем страданья, А сиянием окружен. В час, когда я сердцем с Тобою И на ближних зла не таю, Небо чистое, голубое Вижу я, как будто в раю. В черный день болезни и горя Мой горячий лоб освежит Воздух с берега светлого моря, Где доныне Твой след лежит. И когда забываю Бога В темном мире злобы и лжи, Мне спасенье — эта дорога Средь полей колосящейся ржи.

«Уметь молиться, верить и любить…»

Уметь молиться, верить и любить, Найти слова, спокойные, простые, Быть искренним — нельзя. Нам страшно жить. Неправедные, ко всему глухие, Среди людей, пронзенных древним злом, Ночами, в свете безысходном, ложном, Тревожимые внутренним огнем, И ты и я, всегда о невозможном Зачем мы думаем, сестра моя? Стучат шаги. Над городом печальным Мы — иерархи бытия — Немые звезды. В ларчике хрустальном Ключ счастья спрятан где-то на луне, Багдадский вор несется на Пегасе По облакам за кладом. Если б мне! — Что даст нам счастье? В каждом нашем часе, В минуте каждой места нет ему, И в жизни нет спасенья, нет покоя. Идти сквозь одиночество и тьму Домой — ты знаешь, что это такое.

«Когда нас горе поражает…»

Когда нас горе поражает, Чем больше горе — в глубине Упрямой радостью сияет Душа, пронзённая извне. Есть в гибели двойное чудо: Над бездной, стоя на краю, Предчувствовать уже оттуда Свободу новую свою. Вот почему мне жизни мало, Вот почему в те дни, когда Всё кончено и всё пропало, Когда я проклят навсегда, В час, в трудный час изнеможенья, Мне в сердце хлынет тишина — И грозным светом вдохновенья Душа на миг озарена.

«Чтоб все распалось — в прах и без следа…»

Чтоб все распалось — в прах и без следа, Чтоб все рассыпалось, испепелилось, Чтоб океана хлынула вода И, бешеная, в бешенстве кружилась, С лица земли смывая Вавилон, Воздвигнутый безумством поколений, Чтоб в атомы был глобус превращен, В мельчайшие дробления дроблений, — О, как хочу я, в ярости и зле, Чтоб не было спасенья на земле!

«Стыдно, Господи, и трудно мне…»

К.В. Мочульскому

Стыдно, Господи, и трудно мне Всюду — на земле и под землей, В воздухе, на горной вышине — Настигаешь Ты, Владыка мой. Всюду, неотступно, каждый день, Всюду, где дышу и где живу, Падает Твоя мне в сердце тень, Словно тень от дерева в траву. И когда увижу тень Твою, Сердце бьется, и темно в глазах, Спрашиваешь Ты, а я таю Все мое смущение и страх. Оттого, что я упрям и зол, Оттого, что нерадив и глух, Оттого, что враг в меня вошел, Плоть растлил и расточил мой дух. Оттого, что я не смел любить И молиться в церкви не умел, Оттого, что так хотел я жить, Праздно, своевольно жить хотел, Руку подающую отверг, И боялся и не мог страдать, — Страшно перейти из века в век, Страшно на суде Твоем предстать. В страхе поднимаю я глаза — Темен мне и нестерпим Твой вид — Раненая дикая коза Так в лицо охотнику глядит.

Франциск Ассизский

Полевые птицы прилетали, На лугах, среди цветущих нив, Пели, хлеб сухой из рук клевали, Тенью крыльев странника укрыв. Шел он, странный, весь пронзенный слухом, Весь пронизанный теплом лучей, Самый светлый, самый нищий духом, Самый вдохновенный из людей. Молимся: «Святой Франциск, помилуй. Слышишь ли? Придешь ли?» И в ответ Дуновенье ветра, счастье, сила, Радость, солнце, музыка и свет. Спрашивает: «Ты ли это, милый, Ангел, что тогда ко мне слетел, Птица ль, что рука моя кормила, Волк ли тот, что съесть меня хотел?» Божий мастер написал святого Ранним утром средь холмов и вод; Сколько нужно цвета золотого, Чтоб представить солнечный восход, Сколько было нужно краски синей, Чтобы глубь небес изобразить; Кущи олеандров и глициний Он был должен четко оттенить, Сделать луг — зеленым, маки — красным, Скалы тронуть розовым, и сметь В этом мире, грешном и пристрастном, Кротость и любовь запечатлеть.

«Почему я не убит, как братья…»

Почему я не убит, как братья — Я бы слышал грохот пред концом, Я лежал бы в запыленном платье С бледным и восторженным лицом. Кровь ручьем бы на траву стекала И, краснея на сухой траве, Преломляла бы и отражала Солнце в бесконечной синеве. Я молчал бы, и в молчанье этом Был бы смысл, значительней, важней Неба, блещущего ясным светом, Гор и океанов и морей. Бог сказал бы: «Вот лежит, убитый, В грудь принявший легкий лет свинца, Сын мой младший, на земле забытый, Преданный и верный до конца». И лежал бы я среди бурьяна, Звезды б разгорались в тишине, Падала б роса, и средь тумана Страшно было б и спокойно мне.

«Латинский строй и плющ и виноград…»

Довиду Кнуту

Латинский строй и плющ и виноград, В уступах стен заржавленные звенья, Развалины старинных колоннад, Прямые островерхие строенья Открыли мне не романтизм, о нет: Тут с памятью воображенье слито — Горит свеча — и на ладони свет, И на ладони будущее скрыто. Мне нет понять его, не прочитать! Звонят к вечерне. Грустно без причины. Лампада веры теплится опять В притворе пресвятой Екатерины. А колокол, весь в зелени, поет — О чем — не знает, и звонарь не знает; Никто в пустую церковь не войдет, И над оградой голуби летают.

«В городской парижской больнице…»

В городской парижской больнице Ты в январский день умерла. Опустила сиделка ресницы, Постояла — и прочь пошла Из палаты, чтоб доктор дежурный Смерть отметил. А день за окном Был сухой, холодный и бурный. С заострившимся белым лицом На кровати под одеялом Ты лежала. И чудо вошло В наше сердце. В лесу за вокзалом Много снега за ночь намело. Гроб сосновый с трудом сносили По обмерзшим ступеням. И вот Все как прежде. Похоронили. День за днем, год за годом идет.

«Нет больше ни сил, ни желанья…»

Нет больше ни сил, ни желанья, Все прошлое стало чужим, Темнеют вечерние зданья, Над крышами стелется дым. В душе так торжественно пусто, Светло и просторно кругом; Сегодня слова Златоуста Мы в книге старинной прочтем. Сегодня хочу усладиться Печалью размеренных строк. Осеннее солнце садится, Летят журавли на восток.