Собрать мозаику. Книга вторая

— Хорошо, — тихо произнес он. — Очень хорошо.

Министр обернулся к ученому и произнес:

— Завтра снова введите ее в искусственный сон с единственным ключевым словом «артефакт».

— Завтра нельзя, господин военный министр, — угрюмо возразил ученый Стонич. — Нужна передышка для мозга пациентки хотя бы на два дня.

— Я сказал — завтра, — холодно процедил военный министр и встал с кресла.

— Как вы не понимаете! К ней же приходят не только наши заказанные воспоминания! Остальные тоже не дают покоя. Это огромная нагрузка на мозг! Пациентка может не выдержать! — в отчаяньи настойчиво возражал ученый.

— Меня не интересуют побочные эффекты, господин Стонич, — равнодушно ответил военный министр и направился к выходу из палаты.

— Но это не побочный эффект, — возмутился ученый. — Это угроза жизни! Она может умереть!

— Ваша задача сводится к тому, господин Стонич, чтобы свести до минимума риск смертельного исхода для пациентки. Иначе, зачем вы здесь нужны? — холодно произнес военный министр, даже не обернувшись, и вышел из палаты.

Ученый Стонич стоял обескураженный и злой.

— Демоны его возьми! — прошипел он гневно и швырнул какую-то бутылку с темной жидкостью в стену. В палату вбежала испуганная сестра Таисия.

— Что случилось?! — удивленно воскликнула она, возмущенно осматривая бардак, который устроил ученый.

— Случилось то, что военный министр нашей страны — осел! Вот что случилось! — возмущенно заявил господин Стонич.

— Господин Стонич! — шокированно прошептала сестра, испуганно обернувшись на закрывшуюся после министра дверь.

— Столько проделано работы! — возмущенно размахивал руками учёный. — А этот невозможный человек хочет рискнуть всем моим исследованием в угоду своим целям! Если умрет лера Тубертон, я не смогу закончить исследование по восстановлению памяти у пациентов с ментальным блоком «королевская слеза»! — горячился ученый. Облако полуседых волос встало дыбом, а маленькие глаза сверкали от возмущения.

В палату заглянули охранники и внимательно осмотрели ее, задержавшись взглядом на учёном.

— Убирайтесь! — гневно закричал тот на них. — Ещё вас тут не хватало!

Меня разобрал нервный смех. Ученого Стонича беспокоят только его исследования, а не человеческая жизнь. В данном конкретном случае — моя.

— У леры Тубертон истерика, — испуганно воскликнула сестра Таисия, заметавшись по палате.

— Нет-нет, со мной все хорошо, — стала успокаиваться я. Меня уже коробило от одного вида элексиров или уколов. — Это нервное.

— Будешь здесь нервничать, когда такое важнейшее исследование под угрозой! — не мог успокоиться ученый.

— Совершенно согласна, господин Стонич, — серьезно согласилась я с ученым, а сестра Таисия изумленно уставилась на меня, ничего не понимая.

— Вы должны были снять с меня сегодня бинты, — напомнила я сестре, невольно улыбаясь. Ученый своей непосредственностью рассмешил меня.

— Ах, да! — спохватилась последняя. — Военный министр Турнович всегда выбивает меня из колеи.

— Он всех выбивает из колеи! — воскликнул учёный. — Талант такой у него!

— А завтра снимают гипс с ног, — напомнил вдруг он.

Сестра Таисия почему-то сразу побледнела.

— Завтра? — переспросила она растерянно.

— Да. Об этом утром сообщил главный лекарь господин Йович. — Что с вами, сестра Таисия? Почему вы побледнели? — удивился ученый.

— Я просто волнуюсь, как все пройдет, — пробормотала она.

— Вы бы лучше волновались, сестра, что исследование может сорваться, — проворчал ученый. — Ведь я могу написать такой научный труд! Никто и никогда ещё не проводил подобное исследование! Демоны! Что же делать?!

В совершенном расстройстве учёный стал ходить по палате, мучительно о чем- то размышляя.

Сестра Таисия быстро подготовилась и подошла ко мне. Помогла удобно устроиться на кровати, подложив под спину специальные большие подушки.

Руки уже достаточно хорошо слушались, я поднимала их в стороны и вверх, пальцы могли держать стакан, кружку и ложку. Эластичные бинты были до сих пор нужны для того, чтобы пропитывать их лечебной мазью, которая проникала под кожу и попадала через поры внутрь, давая рукам и всему организму необходимые питательные вещества. Когда бинты высыхали, то становились жесткими, и руки были словно в корсете. Такой корсет тоже нужен был им время от времени для того, чтобы сращенные кости окрепли.

Сегодня, наконец, бинты должны снять.

Я лежала с закрытыми глазами и не наблюдала за действиями сестры, потому что хотела сразу увидеть руки без бинтов. Когда сиделка тихо произнесла: «все, можете смотреть, лера Тубертон, я открыла глаза и осторожно посмотрела на руки.

Я шокированно разглядывала белые тонкие незнакомые руки со следами многочисленных шрамов и заживших ожогов. Кожа была бледного болезненного цвета. Странно сморщенная.

— Такие странные незнакомые руки, — прошептала я.

— Ничего, привыкнете, лера. И они со временем не будут такими бледными и… — сестра запнулась, подбирая слова.

— И страшными, — закончила я, криво усмехнувшись.

И тут мой взгляд остановился, я уставилась на брачную вязь на запястьях. Как я могла забыть о ней? Пресветлая, как же я могла забыть о ней?! Сердце вдруг упало куда- то вниз тяжелым камнем и осталось там — вязь была серой. Серой. Я таращилась на запястья и не верила глазам. Что это значит?!

Подняла растерянные глаза и встретилась с испуганными глазами сестры и любопытными ученого.

— Что это значит? — потерянно прошептала я. — Что означает серый цвет брачной вязи?

Оба стояли надо мной, с разными выражениями лиц разглядывали мои руки.

— Светло — коричневая вязь означает подтверждённый брак, бледный еле заметный коричневый цвет означает развод, чёрная вязь — вдовство, а серая… — учёный развёл руки в стороны, недоуменно изучая запястья. — Я никогда не слышал о серой вязи, лера Тубертон. Вы полна сюрпризов! — вдохновенно произнёс он.

Я поморщилась, услышав в его голосе радостные нотки. Отчаяние охватило меня. Кристоф. Что с тобой случилось?

— Может быть, она серая от того, что руки долго были без воздуха и под воздействием различных мазей? — предположил задумчиво учёный. — А на самом деле, когда пройдёт время, вы увидите, что она чёрная. Скорее всего, так и есть, — спокойно сделал он вывод.

Я тупо смотрела на запястья. Черная? Это значит, что я… вдова?

Я откинулась на подушки и закрыла глаза. Нет. Она не черная. Она серая. Пусть будет серая, что бы это не означало.

Тангрия. Зима. Поместье Тубертонов. 3201 год.