Собственность Короля

Они, как по команде, расступаются.

— Аня-я-я-я-я! — визжит моя маленькая сестра, буквально с разбегу падая в мои объятия. — Аня! Аня! Забери меня! Забери!

Я прижимаю ее так сильно, что никакая сила в мире уже не сможет разжать мои руки.

Пусть Грей договаривается как хочет, о чем хочет — но Марина не проведет с этим сумасшедшим ублюдком ни одной лишней минуты под одной крышей.

Глава двенадцатая: Аня

За то время, что я не видела сестру, Марина основательно вытянулась, хоть и стала совсем худышкой, почти как очень грустно перезимовавший воробей. И хоть ей всего тринадцать, выглядит она заметно старше. Невольно вспоминаю себя в ее возрасте — я вообще в куклы еще играла, а в шестнадцать у меня в голове были исключительно страдания по нарисованным красавчикам из аниме. Наверное, поэтому моя личная жизнь лет до двадцати не существовала в принципе, потому что на «живых» парней я начала заглядываться значительно позже, да и то после того, как совершенно случайно столкнулась в кафе со своим кумиром (певцом рок-группы) и он оказался полным отморозком.

— Аня, — тихо всхлипывает сестра, уткнувшись носом мне в плечо.

Еще годик — и точно будет с меня ростом.

Я еще сильнее сжимаю вокруг нее руки.

Теперь я понимаю, что отчим совсем не преувеличивал, когда говорил, что отменяет меня на Марину, если я буду и дальше упрямиться — она действительно не выглядит как ребенок, а скорее, как вполне сформировавшаяся девушка. Но это же, блин, просто… природа! В голове и в повадках Марина абсолютный ребенок!

— Марина — моя подопечная! — слышу возмущенный фальцет Рогова. — Она не может покинуть этот дом до тех пор, пока не достигнет совершеннолетия!

Злость во мне вскипает с новой силой.

Я никогда не имела привычки кидаться на людей. Никогда не проявляла агрессию и вообще отношусь к тем, кто считает, что любого неприятного человека лучше вообще не трогать и обойти по широкой дуге, чем пытаться с ним спорить.

Но то, как дорожит сестра, рвет мое терпение и до основания рушит устои жизни.

Что же эта скотина с ней делал, если маленький ребенок трясется, словно одинокий лист на ветке?

— Марина будет под моей опекой! — продолжает качать права Рогов. — У вас нет решения суда, чтобы…

— А ну, хлебальник прикрыл, псина! — рявкает в ответ Влад, и даже мы с Мариной непроизвольно вздрагиваем. Он смотрит на нас, вопросительно приподнимая бровь. Ждет, но я туго соображаю, что именно должна сделать. — Ну? — раздраженно торопит.

До меня, наконец, доходит.

И я, одной рукой вытирая Марине слезы, уверенно говорю:

— Он угрожал, что отдаст Марину, мою тринадцатилетнюю сестру, в качестве… — Я сглатываю, потому что не могу и не хочу произносить эту мерзость вслух при ней. — Это, по-твоему, то, что обычно делает любящий и заботливый опекун?! Черта с два! Я не уйду отсюда без сестры. Если собираешься отдать ее Рогову, то только вместе со мной.

Влад мрачно усмехается.

Охрана Рогова делает пару шагов в нашу сторону.

— Ты слышал, псина, что сказала моя девочка? Она у меня чиста, как слеза ангела, а ты, скотина тупорылая, пытался наебать Короля.

Я еле-еле успеваю прикрыть Марине уши.

— Так что я забираю моих девочек, мы садимся в машину и уезжаем. А дальше… — Голос Влада снова становится низким, металлическим, как удар молота по наковальне. — Завтра ты униженно приползешь в мой офис в шесть вечера с предложением о компенсации всего морального и физического ущерба, нанесенного тобой моей девочке. Или, Рогов, я из тебя гуляш сделаю и пойду на рыбалку. На сома, блядь!

Рогов открывает рот, но не произносит ни звука.

Он снова и снова пытается что-то сказать, но ему как будто не хватает воздуха.

Марина шмыгает носом и, прижавшись ко мне изо всех сил, испуганно шепчет:

— Я не пойду к нему, Аня, никогда-никогда не пойду…

Влад снова зыркает в нашу сторону.

На миг мне кажется, что его взгляд наполняется чем-то… очень грустным, но либо это длится лишь мгновение, либо я просто снова что-то придумываю, потому что Влад растягивает губы в довольной улыбке и спокойно, даже с весельем в голосе, говорит:

— Не ссы в «Хеннесси», малая, этому пидору я тебя не отдам.

Я сначала хочу возмутиться, но потом с удивлением обнаруживаю, что сестра потихоньку успокаивается, перестает нервно всхлипывать и даже кивает в знак того, что слез больше не будет.

Рогов молчит еще секунд десять, а потом, пытаясь прикрыться напускной смелостью, заявляет:

— Я приду с адвокатами и решением суда о похищении ребенка, Владислав Александрович.

Снова еле успеваю прикрыть Марине уши, но меня саму начинает потряхивать от его слов. Он ведь может. Он может — и сделает: организует и быстрое рассмотрение дела, и суды, и, если нужно, приведет квартал свидетелей, которые на Библии поклянутся, что видели, как Влад силой и под дулом пистолета забирал сопротивляющегося ребенка у беспомощного, но бесконечно любящего опекуна.

Но Влад выглядит спокойным, как удав. Даже как будто еще шире улыбается, словно все идет по задуманному плану. Его плану, разумеется.

— Рогов, приходи хоть с трупом матери — мне, как ты понимаешь, вообще до известного места. Сначала возмещаешь ущерб, а потом я с удовольствием потреплюсь с твоими адвокатами.

— Я не спущу все это на тормозах, Владислав Александрович.

Если бы я не знала отчима так хорошо, то тоже могла бы купиться на эту почти идеальную маску внезапного спокойствия, хоть еще пару минут назад он выглядел как покойник. Но я знаю Рогова и знаю, что такой резкой смены риторики может быть только одна причина — эта хитрая тварь уже что-то придумала.

Правда собирается вернуть Марину решением суда?

— Я тоже не собираюсь тормозить, собака сутулая, — смеется Влад, а потом, театрально крутанувшись на пятках на сто восемьдесят градусов, шагает к выходу, поторапливая нас следом.

Если честно, я еле иду.

Спотыкаюсь.

Кажется, не разваливаюсь только потому, что рядом идет Марина и я не должна показывать перед ней свой страх.

Мы правда вот так уйдем без единого выстрела? Без потасовки? Без попыток отчима вернуть нас обеих любыми способами?

Каждый шаг до машины дается с трудом, потому что мне хочется дернуться от любого неосторожного звука, в котором слышатся щелчки автоматных затворов.

Но когда понимаю, что ехать отсюда мы будем на какой-то очень… не мужской красной машине, мне на секунду снова становится дурно. Хотя, с чего я взяла, что тут на сбудет ждать черный бронированный внедорожник? Потому что связалась, блин, с каким-то криминальным боссом? Если так посудить, то эта машина как раз вполне соответствует той его «личности», которая влезла ко мне в окно на целый третий этаж.