Собственность Короля

Оставшись в милосердной тишине, наконец, выдыхаю.

На косметику даже не смотрю — смахиваю весь этот хлам на пол. В моей дорожной сумке была косметичка, но я, черт подери, понятия не имею, где она сейчас. Там же мои документы, немного наличных денег, единственная не заблокированная карта, на которой есть небольшая сумма. Хотя ее хватит в лучшем случае на койко-место в дешевом хостеле.

Меня начинает колотить озноб, когда доходит, что я даже из дома выйти не смогу, потому что у меня нет верхней одежды и денег на такси.

Когда в дверь раздается настойчивый стук, я понимаю, что, если не выйду сама — мне помогут. И вряд ли это будет приятная помощь.

В зеркале у меня самый потерянный вид, но прихорашиваться для Шубинского я не собираюсь.

Просто зачесываю назад волосы и выхожу, стараясь не думать о его ледяном оценивающем взгляде, который как будто въелся мне в кожу.

В библиотеку меня ведут как приговоренную к расстрелу — охранник слева, охранник справа. А когда я случайно останавливаюсь, путаясь в ногах, тот, что Алексей, кладет ладонь мне на плечо, сжимая на ней пальцы до моего вскрика.

Иду дальше, секунду медлю у приоткрытой двери из-за которой выбивается полоска света, и захожу.

Мне бы очень хотелось, чтобы Шубинский держался подальше, но он стоит у стола, и на этот раз не в дорогом костюме, а в джинсах, свитере и молодежных кроссовках, как будто такой наряд может стереть с его лица пару десятков лет. Выглядит нелепо.

— Анна, добрый вечер. — Он почему-то очень пристально изучает мою обувь, хотя на мне ровно те же туфли, что и днем. — Полагаю, у вас есть некоторые… вопросы.

Меня тяжело назвать мямлей, и я обычно не лезу за словом в карман, но сейчас мой язык буквально прилип к нёбу. Я открываю рот — но не произношу ни звука. И тогда Шубинский спешит мне на помощь: берет под локоть своими неестественно ледяными пальцами, проводит до стола и усаживает в кресло. Интересуется, не хочу ли я чего-то выпить, но и на этот вопрос я не могу ответить ничего вразумительного. Только отмечаю, что в доме моей матери — нашем доме, который отчим незаконно себе присвоил! — Шубинский ведет себя как хозяин. Не хватает только позвонить в колокольчик и вызвать прыгающего перед ним на задних лапках Рогова.

Сам он сначала как будто тоже хочет сесть напротив, на место хозяина, но потом раздумывает и отходит к окну. Становится спиной, закладывает руки сзади и какое-то время стоит так вообще не шевелясь. Он и правда похож на Кощея, но в молодежных кедах и с шевелюрой.

— Анна, я буду с вами откровенен, — наконец, нарушает тишину Шубинский. А предчувствие мне подсказывает, что его откровенность не понравится мне еще больше, чем правда жизни от отчима. — Я бизнесмен. Возможно, вы слышали про строительную кампанию «Вертикаль»?

— Нет, — все-таки возвращаю себе способность говорить.

— В вашем возрасте мало кто интересуется такими вещами. — Шубин поворачивается и на его тонких, обескровленных губах появляется снисходительная улыбка. — Я, конечно, не безотказный красавчик миллиардер из бабских фильмов про любовь, но могу дать своей жене все, что она пожелает. В разумных пределах, само собой. Но прошу заметить, что эти рамки довольно… условны, и их широта зависит от того, каким образом мы договоримся.

— Я не понимаю, к чему этот разговор. — Чтобы не выглядеть такой жалкой и испуганной, немного задираю подбородок и вспоминаю, что по маминой линии я из древнего дворянского рода, а бабушка, когда была жива, учила меня всегда сидеть ровно, как будто у меня на голове стакан с водой. Не знаю, получается ли сейчас изобразить что-то подобное, но стараюсь изо всех сил. — Вашей жене очень повезет, господин Шубинский, но если то, что я слышала от своего отчима — правда, то должна вас предупредить: к его обещаю я не имею никакого отношения и замуж за вас не выйду.

Мне даже сама эта мысль настолько отвратна, что во рту появляется неприятный привкус как будто от испорченной еды.

— Наша с Валентином договоренность с самого начала не включала ваше согласие, — спокойно признается Шубинский, и мой только секунду назад воспрянувший оптимизм, снова камнем падает вниз. — Поэтому, Анна, я и настоял на личном разговоре.

— Я не выйду за вас замуж, — упрямо твержу я. — Меня не интересуют ни ваши деньги, ни ваши возможности. Меня не интересует замужество в принципе, господин Шубинский.

— Позвольте поинтересоваться, что же вас интересует? — спрашивает как будто даже без подвоха.

— Сначала я хочу забрать сестру. Убедиться, что она в безопасности.

Стараюсь прямо смотреть ему в глаза, чтобы он понял, какую именно безопасность я имею в виду.

— Валентин полный банкрот, Анна. — Шубинский пожимает плечами, и на секунду мне кажется, что в гробовой тишине темного сумеречного кабинета, отчетливо слышен характерный стук и скрип его костей.

— У меня есть наследство.

— У вас нет наследства. Строго говоря, вам не принадлежит даже то, что в данную минуту на вас надето. Включая собственная жизнь.

— Это чушь! — Я вскакиваю на ноги.

Мучусь взглядом от двери до окна, прикидывая, где у меня больше шансов проскочить.

— Очень не советую делать глупости, Анна. — Шубинский выразительно цокает языком. — Вы красивая девушка, будет очень… грустно, если с вами что-то случится. По неосторожности. Кроме того, ваша красота и молодость, и способность быть такой… самостоятельной, в значительной степени поднимают ваш ценник.

Наверное, если я скажу, что не все в этой жизни продается и покупается, он просто рассмеется мне в лицо.

— Пока вы выглядите вот так, — он снова сканирует меня своим мертвым взглядом, — я готов за это хорошо и регулярно платить. Готов позаботиться о вашей маленькой сестре — предоставить ей доступ к лучшим учебным заведениям заграницей, урокам верховой езды, иностранным языкам и прочим вещам, которые должна знать девочка ее положения.

— Чтобы потом, когда мне будет уже тридцать, а Марине едва исполнится двадцать, точно так же силой взять в жены ее?! — Я не собиралась озвучивать это вслух, но слова произнеслись сами собой. В этом моя главная проблема — я редко понимаю, где нужно вовремя притормозить.

Но Шубинский только снисходительно качает головой.

— Анна, не знаю, что вам наплел Валентин, но вы явно принимаете меня за человека с весьма… специфическими наклонностями. Меня, поверьте, абсолютно не интересуют дети. — Шубинский даже нос морщит так натурально, как будто эта мысль вызывает в нем то же отвращение, что и во мне. — Понимаю, что в свете нашей с вами разницы в возрасте, у вас есть закономерные вопросы, но…

— Вы мне в отцы годитесь, боже, — возмущенно шепчу в ответ.