Собственность мажора

— Женского пола. Нет, не ко мне домой. Квартира в городе. Адрес пришлю сообщением.

Кажется, мы с Оленёнком скоро снова станем соседями. Меня это полностью устраивает.

Тут я с отцом согласен. У Алёны с матерью не квартира, а спичечная коробка. Другое дело 120 квадратов. Конечно это не так эпично, как колбаса, но все же.

Осталось ему только подарок свой вручить.

Глава 20

— Сдачи не надо… — протягиваю таксисту заготовленную купюру и выхожу из машины, осторожно хлопнув дверью.

Это Мерседес, и совсем не из прошлого века. Я не думала, что такие водятся в городском такси.

Ледяной ветер вперемешку с мелкими снежинками кусает щеки. Натягиваю на них ворот шубы и топчусь на месте, скрипя снегом.

У порога трехэтажного клуба «Барабуля» толпится народ. Некоторые курят, некоторые фотографируются на санях Деда Мороза, припаркованных там же.

Это самый «приличный» клуб в городе. Я в нем ни разу не была, как и в любом другом клубе, но даже я знаю, что в «Барабуле» нет вечерней программы вроде салуна на Диком Западе, где все друг другу без разбора бьют морды и люстры. Все потому, что цены тут космические. В общем и целом это очень мажорское место.

«Я на месте», — пишу Аньке и прячу в миг задубевшие руки в карманы.

Вчера неожиданно объявилась моя исчезнувшая подруга, и пригласила… на празднование Дня Халявы в клуб. Мероприятие организовывает Кирилл Дубцов, я понятия не имею, что это должно означать. В любом случае, халява мне лишней совсем не будет. Я вообще не припомню, чтобы она хоть раз в жизни на меня снисходила…

— За ценные вещи ответственности не несем, — сообщает гардеробщица, забирая мою одежду.

— Понятно, — бормочу, осматривая фойе с колоннами и черно-белым полом.

Стоящий рядом парень в синей рубашке с не очень большим интересом меня разглядывает. На мне джинсы, белая футболка и ботинки. Ничего лучшего я не придумала, мой гардероб не рассчитан на такие мероприятия. Но я дополнила образ малиновой помадой, которая идет моим белым волосам…

— Привет… — выдыхает возникшая рядом Анька.

Обернувшись, смотрю на нее и констатирую:

— Классно выглядишь…

— Ты тоже, — смущенно улыбается она.

На ней то самое зеленое платье, которое нам оплатил Игорь Барков «Меценат». Сапоги на каблуке и рыжие кудряшки на голове. Но все это просто ничто в сравнении с тем, как горят ее щеки и как по лицу гуляет какая-то отрешенная глупая улыбка…

Боже ты мой…

Она влюблена по уши. Почему это вызывает такой странный укол в сердце? Я не завидую! Конечно нет. Это другое. Сама не знаю, какого черта в мою голову прямо сейчас лезет Барков-младший, хоть я и велела ему исчезнуть отовсюду навсегда!

— Не смотри так, — прячет Анька лицо в ладони. — Сама знаю…

— Ты б себя видела, — поясняю я, поправляя свои волосы.

Она такая миниатюрная и правильная, что рядом с ней чувствую себя настоящей дылдой, особенно в этих ботинках, потому что они добавляют мне еще пару-тройку сантиметров.

Анька смеется в свои ладони, а потом вдруг убирает их и смотрит на меня с каким-то странным выражением в глазах.

— Я знаю… — повторяет, осматриваясь и выдыхая. — Мне так страшно, Алён…

— В смысле? — шокируюсь я, присматриваясь к ее лицу.

— Потом расскажу… — трясет она головой. — Пошли…

Минуя толпы народа, пробираемся на второй этаж. Здесь просто космическое обилие красивых девушек и парней тоже, будто весь город сегодня решил отметить День Халявы.

Подруга приводит меня в зал с небольшим танцполом по центру и разбросанными вокруг него столами. Морщусь от густого запаха кальянов и громких битов диджейской музыки. К моему облегчению мы идем на второй этаж, где музыка ощущается не так, будто бы ты припал ухом к усилителю.

— Там еще не все пришли… Кирилл сказал, еще будут, — тянется ко мне Анька, пока пробираемся к своему столу. — Вроде нормальные ребята…

— Класс… — шепчу, когда останавливаемся перед большим столом, вокруг которого полукругом расположен мягкий диван.

На диване семь человек, включая Дубцова, и даже дураку понятно, что вместе с Анькой это четыре влюбленных парочки, причем совершенно мне незнакомых!

Просто отличный вечер.

Смотрю на подругу, а она смотрит на меня. Сделав умоляющие глаза, шепчет:

— Не уходи… ну пожалуйста.

Втянув воздух, поднимаю ладонь и машу ею:

— Всем привет.

В ответ на мое приветствие какой-то неформал с дредами выпускает в потолок клуб кальянного дыма, а висящая у него на шее тощая брюнетка с татуировкой в полбедра, насмешливо осматривает меня с ног до головы. Реакция остальных присутствующих не особо отличается, и только Дубцов считает нужным заметить с усмешкой:

— Ты еще на пару сантиметров подросла?

На нем черные джинсы и джинсовая рубашка, а на запястье часы, по виду прилетевшие из самой Швейцарии.

— Я не расту с семнадцати, — сообщаю ему.

«Слава Богу…», — добавляю мысленно.

— Садись, Белоснежка, — добавляет худощавый брюнет с идеальной блондинкой под боком. — Не съедим.

Смотрю на Аньку, но та уже прошмыгнула мимо и заняла место рядом с королем вечеринки, который услужливо предоставил ей свои колени…

Кошмар.

Что я здесь делаю?

Третья парочка — это очень гламурный парень в очках и не менее гламурная девица с коктейлем в руках и скучающей миной на лице.

Я не сомневаюсь в том, что все это сборище — отпрыски лучших домов города. Их одежда и эти скучающие гримасы, будто они уже, черт их дери, видели все!

За столом никто не обращает на меня внимания. Покосившись на подругу вижу, как они с Дубцовым изучают меню, используя свой коллективный разум. Обсуждают каждую страницу так, будто там представлены последние новости страны и Мира.

Чувствую себя не в своей тарелке, особенно когда и сама погружаюсь в изучение меню. Я не готова пожертвовать своей стипендией на пасту с грибами и… и…

— Что-нибудь выбрали? — раздается над моей головой.

— Я… — тереблю страницу. — Э-э-э…

— Мир, труд, май… — прерывает мои терзания знакомый голос.

Уронив меню, вскидываю голову.

— Какие люди… — тянет кто-то за «нашим» столом.

Мои глаза ползут вверх по чуть расставленным длинным ногам, запакованным в синие джинсы, по широкоплечему торсу, одетому в черную футболку с какими-то придурошными пляшущими чудиками на груди, по прямой сильной шее с выпирающим кадыком и, наконец-то, добираются по сощуренных голубых глаз.