Сочинения в двенадцати томах. Том 2

20 сентября 1799 г. в Совете пятисот был поднят вопрос об ужасающей безработице; депутат Фабр предлагал даже начать какие-нибудь общественные работы, чтобы помочь беде [58] . Но, конечно, положение финансов было таково, что сделать это было немыслимо даже в таких размерах, чтобы хоть сколько-нибудь помочь безработным в столице, не говоря уже о всей стране.

Вопрос был сдан в комиссию. Это было последнее упоминание о рабочих, имевшее место в законодательном учреждении за рассматриваемый исторический период; спустя 6 недель Директория перестала существовать.

58

Moniteur, т. XXIX, стр. 825. Заседание Совета пятисот 4 vendemiaire (26 сентября 1799 г.).

2

При том состоянии обрабатывающей промышленности, как только что констатированное, положение рабочего класса не могло не оказаться самым плачевным.

Безработица — тайный бич рабочих в 1795–1709 гг.

Безработица заставляла рабочих, сколько-нибудь располагавших техническими знаниями или навыками, искать себе пропитания за границей, там, где в них могли нуждаться. Центральное бюро парижской полиции в июне 1797 г. с беспокойством доносило правительству, что рабочих сманивают иностранцы, желающие у себя «основать новые мануфактуры к ущербу для республики» [59] .

59

Rapport du 18 prairial, an V (6 июня 1797 г.), Note d’urgence (изд полицейских рапортов под ред. Олара, т. IV, стр. 157, см. в обзоре источников).

Разбрелись многие и многие рабочие лионских шелковых мануфактур [60] , уходили куда глаза глядят и последние марсельские мыловары, товарищи которых начали исчезать уже с 1793 г.; уходили и более способные и опытные ткачи суконных мануфактур.

Уходили и рабочие, сколько-нибудь сведущие в судостроении, и правительство этим было очень озабочено. Даже было оказано особое снисхождение рабочим, замешанным в восстании Тулона и укрывшимся на английских судах: они были отнесены в категорию граждан, которым позволено было вернуться на родину (декретом 2 вандемьера IV года, т. е. 24 сентября 1795 г.) [61] ; это снисхождение и тут объясняется прежде всего утилитарными целями: достаточно вспомнить, что ведь для того, чтобы снабдить тулонский порт сколько-нибудь умелыми или знакомыми с морским судостроением рабочими, Конвенту пришлось еще в январе 1794 г. объявить находящимися в реквизиции всех рабочих и ремесленников, прикосновенных к судостроению. Немудрено поэтому, что властям необходимо было во что бы то ни стало вернуть в Тулон этих нужных республике беглецов. Вот почему они и попали в вышеприведенный список амнистированных счастливцев, наряду со столь же нужными военными медиками и булочниками.

60

Речь шла даже о полном исходе рабочего населения Лиона из родного гнезда: Paris, 1 germinal, an VI de la R'epublique francaise (4 Division, № 40). Au citoyen ministre de l’int'erieur:… tous les ouvriers des diff'erentes manufactures de Lyon sont r'eduits `a un tel degr'e de mis`ere que si le gouvernement ne vient promptement `a leurs secours ils abandonneront enti`erement cette malheureuse ville… etc. (подписано: Vitel, repr'esentent).

61

Proc`es-verbaux de la Convention Nationale, t. 70, стр. 35: Ne sont pas compris dans la loi du 20 fructidor les matelots, les boulangers, les artisans, manouvriers travaillant de leurs mains, les officiers de sant'e employ'es dans les h^opitaux militaires, les ouvriers de l’arsenal, les femmes, les enfants et les vieillards impotents (art. II). Что касается понимаемого тут закона 20 фрюктидора, то он объявлял всех укрывавшихся на английских судах бунтовщиков эмигрантами, подлежащими в случае возвращения преследованию по всей строгости законов.

Скудость в сколько-нибудь умелых рабочих руках проявляется в эту эпоху (приблизительно с конца 1794 г.) и в кожевенном производстве, с огромными затратами, через силу поддерживаемом властями ввиду нужд армии. Рабочих, сколько-нибудь обученных, хозяева сманивают один у другого [62] .

Хозяева-кожевники обращаются к Комитету общественного спасения с просьбой не забирать в военную службу их рабочих и получают удовлетворение [63] . Рабочих, имеющих сколько-нибудь серьезную выучку, так мало, что даже владельцы больших кожевенных мануфактур жалуются, что им придется закрыть заведение, если их рабочих заберут в военную службу.

62

Ср. Нац. арх. F¹² 1465–1466, жалобу Legendre и Martin Комитету общественного спасения на конкурентов, сманивших у них 15 рабочих.

63

Нац. арх. F¹² 1465–1466. Папки: дело Chappelier (1794); дело Legrand и Manson (1794); дело Gambert и Baunier (1795); дело Dupras (1795); дело Benard (1795); дело Alin (1795); дело Grenat (1795); дело Thoulet (1795); папка: La commission d’approvisionnements fait passer diverses pi`eces concernant la r'equisition de plusieurs ouvriers tanneurs (1795); дело кожевенных фабрикантов коммуны Meuny (1795); дело Rothan (1796); Brostaret (1796); Robert (1796); Rousseau (1796); Fourneaux (1796); Daufresne (1796); Bodin (1796); Degalle (1796); Hugnet (1796); Sailles (1796); Ledet (1796); Ledru (1796); Lengain (1796); Mouret (1796); Lecomte (1796); Launoy (1796); Legendre и Martin (1796); Lerat (1796); Lefevure (1796); Cuivet (1796); Camus (1796); Chaulin (1796); Henriet (1796); Havet (1796); Grenat (1796); Rivi`ere (1796); Barotte (1797); братьев Ren'e (1797); Cabrelie (1797); Comte (1798); Thienbrunne (1799).

К концу рассматриваемого периода последствия эмиграции французских промышленников и рабочих стали сказываться. Конечно, прежде всего воспользоваться этой эмиграцией могли только нации, у которых промышленность стояла в техническом отношении ниже французской. Мы видели, как еще при старом режиме испанцы старались раздобыть французские станки, нужные для изготовления некоторых (шерстяных по преимуществу) товаров. Когда Седанская суконная индустрия окончательно пала, то в Испанию, откуда в Седан до революции шли лучшие сорта шерсти, переселилось много и мануфактуристов, и рабочих из Седана, так что уже в 1800 г. в Испании выделывались сукна не хуже и дешевле, чем во Франции [64] ; в Италии и тоже в Испании вследствие переселения рабочих из Марселя стало выделываться превосходное «марсельское» мыло [65] , о котором во Франции из-за недостатка сырья уже стали забывать, заменяя его третьестепенными сортами и суррогатами.

64

Нац. арх. F¹² 679. Доклад министру внутренних дел (подписано: Joseph Angelo), Barcelone, 15 flor'eal, an IX.

65

Там же.

Но эмиграция могла спасти лишь немногочисленные кадры французских рабочих, обладавших какими-нибудь техническими навыками, тайной каких-либо особых приемов производства. Для подавляющего большинства этот исход не существовал. Нужно было оставаться на родине и либо голодать вплоть до голодной смерти или самоубийств, принимавших, как увидим, кое-где эпидемические размеры среди рабочего класса, либо в лучшем случае довольствоваться ничтожнейшим вознаграждением, не стоявшим ни в каком соотношении с непомерным вздорожанием съестных припасов. Брать приходилось все, что дают, толпы голодающих осаждали немногие уцелевшие промышленные предприятия, и размеры заработной платы устанавливались всецело хозяевами.

В своей книге «Thermidor et le Directoire» (составляющей часть коллекции «Histoire socialiste») Deville делает ссылку на мемуары Dufort de Cheverny и приводит фразу:… le peuple fait la loi pour son travail. Эта фраза совершенно не соответствует действительности, как она рисуется по приведенным документальным данным. В 1798 г. в Турэни (к которой относится замечание мемуариста), как и во всей Франции, стон стоял от безработицы, которая даже в 1794–1795 гг. не достигала таких неслыханных размеров, как в 1798–1799 гг.; настроение рабочих было самое подавленное, ни малейших признаков профессионального или какого-либо другого движения не было. Вот почему к словам Dufort’a нужно было бы отнестись с большой осторожностью, даже если бы он их пытался как-либо подкрепить, а не бросил мимоходом. Но мало того: убежденный роялист граф Dufort de Cheverny не переставал отмечать признаки темной стороны всех правительств и режимов времен революции. Так, если мы не удовольствуемся одной фразой, цитируемой Deville’м, а обратимся к подлинному тексту, то увидим что Dufort на протяжении десятка строк обвиняет народ и в «слепом подчинении» властям, и в том, что le peuple fait la loi pour son travail, услышим, что землевладельцам (сам граф Dufort был крупным помещиком) живется хуже, чем поденщикам, что народ весьма усердно посещает кабаки, словом, мы найдем тут общее клише, повторяющееся в мемуарах представителей того политического лагеря, к которому принадлежит наш автор [66] . К слову заметим, что и вообще, как ясно по контексту, тут речь идет о сельскохозяйственных рабочих, поденщиках, journaliers, ибо: 1) они противопоставляются тут классу земельных собственников и 2) когда нужно было обозначать одним словом класс рабочих, занятых в обрабатывающей промышленности, то никогда не употребляли слова journaliers; напротив, если это слово употребляется без дальнейших пояснений, оно всегда относится в документах XVIII столетия именно к наемным сельскохозяйственным работникам. Конечно, и относительно сельскохозяйственных рабочих неверно, что они «предписывают законы» своим нанимателям; напротив, урожай 1798 г. был вовсе не велик, и решительно ниоткуда мы не слышим о недостатке рабочих рук для земледельческих работ; но во всяком случае в приведенной фразе еще могло сказаться ворчливое недовольство помещика-аристократа. Применять же это мимолетное замечание к рабочему классу, занятому обрабатывающей индустрией, которым Dufort абсолютно не интересовался и с которым никогда никакого дела не имел, у нас нет ни малейших оснований. Прибавим еще черту: как явствует из приведенной (см. последнее примечание) нами выдержки, граф Dufort de Cheverny считает положение поденщиков, зарабатывающих «30–40 су», прекрасным и не удивляется, что «народ» посещает кабаки; а через две страницы относительно той же осени 1798 г. он констатирует нужду, от которой страдают «все классы» [67] . Все эти противоречия ничуть не должны удивлять исследователя, привыкшего читать партийные мемуары той эпохи: и фраза о поденщиках, наполняющих кабаки, нужна была нашему автору, чтобы вопросить: cet 'etat de choses peut-il durer [68] , и слова о всеобщей нужде тоже должны в конце концов привести читателя к убеждению, что «подобное положение вещей не может держаться» иначе, как хитростями Директории [69] . Автору решительно все равно, как доказать этот тезис, и он ничуть не заботится о том, что его аргументы противоречат один другому. Но именно поэтому к его утверждениям следовало бы относиться с большой осторожностью.

66

M'emoires sur les r`egnes de Louis XV et Louis XVI et sur la R'evolution, par J. N. Dufort, comte de Cheverny, publi'es avec une introduction et des notes par Robert Cr`evecoeur, t. II. Paris, 1886, стр. 386: La conscription s’'etablit lentement et le peuple qui s’accoutume `a tout, m^eme `a ^etre d'ecim'e si on l’exige, montre une soumission aveugle. La tranquillit'e r`egne dans le d'epartement, comme la mis`ere, pour les propri'etaires du moins; car pour les journaliers le vin est `a trois sols, le pain `a deux, les journ'ees `a trente ou quarante. Il s’ensuit n'ecessairement que les cabarets sont tr`es fr'equent'es et que le peuple fait la loi pour son travail. Cet 'etat de choses peut-il durer?… etc.

67

Там же, т. II, стр. 388.

68

Там же, стр. 386.

69

Там же, стр. 390.

Рабочие «диктовать закон» хозяевам не могли при тех экономических условиях, о которых выше шла речь.

Скорее возможны были обратные явления. В середине ноября 1797 г. в Париже хозяева увеличили рабочий день плотников на 1/2 часа, одновременно уменьшив заработную плату. Плотники стали собираться и, как полиции показалось, намеревались «затеять борьбу со своими хозяевами». Полиция прибавляет, что будут приняты меры против смутьянов [70] .

70

Rapport du bureau Central des 25 et 26 brumaire (14 и 15 ноября 1797 г.), там же, т. IV, стр. 452: Il sera pris des mesures pour r'eprimer les perturbateurs.

Наличность массы безработных могла не только в плотничьем промысле, но и в других промыслах побудить хозяев понизить плату, хотя и той, которую получали в среднем рабочие в 1797–1798 гг., совершенно не хватало на покрытие насущнейших нужд. Рабочие должны были покоряться; никакая стачка не могла быть успешна при том отчаянном состоянии, в котором находилась индустрия в это время. Но попытки противиться уменьшению рабочей платы в начале мая 1798 г. были. Мы узнаем о них из постановления центрального бюро парижской полиции от 7 мая 1798 г. [71] Бюро, ссылаясь на закон Ле Шапелье, воспрещает рабочим разных профессий собираться и вступать между собой в соглашения касательно размеров заработной платы, грозит зачинщикам карой закона и указывает на то, что никто не имеет права мешать другому работать по какой угодно цене. Бюро говорит об угрозах и насилиях, которые пускают в ход некоторые рабочие «разных профессий», желая помешать своим товарищам работать [72] ; внимание рабочих обращается при этом еще на то обстоятельство, что подобный образ действий может «самих же рабочих довести до самой ужасной нищеты», так как все это «может способствовать прекращению работ или перерыву в работах» и т. д. Это соображение имело вполне реальный вес в глазах рабочих, ибо колоссальный перевес предложения труда над спросом бросался в глаза; если они все-таки сделали попытку, то, конечно, только вследствие безвыходного положения.

71

Extrait du registre des d'elib'erations du Bureau Central du canton de Paris, du 18 flor'eal, an VI, там же, т. IV, стр. 648–649.

72

Там же: Le bureau central, inform'e que les ouvriers de diverses professions se r'eunissent en tr`es grand nombre, se coalisent au lieu d’employer leur temps au travail… que plusieurs d’entre eux se r'epandent dans les ateliers et sur les places publiques, communiquent leurs pr'etendus arr^et'es `a ceux qui n’y ont pas concouru et emploient les menaces et la violence pour les entra^iner dans leur parti…

Нечего и говорить, что никаких последствий эта попытка не имела. Полицейское постановление является первым и последним дошедшим до нас известием об этом начинавшемся и сейчас же замершем движении. Постановление центрального бюро кончалось предложением полицейским комиссарам и коменданту Парижа пустить в ход силу в случае надобности. Но до этого не дошло. Ежедневные полицейские рапорты больше не упоминают об этой стачке.

Об увеличении заработной платы в громадном большинстве отраслей промышленности нельзя было и думать, так как мы уже видели из предшествующего, что производство сокращалось. Но в тех редчайших случаях, где почему-либо хозяевам было выгодно продолжать свое дело, рабочим удавалось иной раз путем стачки добиться некоторого повышения платы: когда наборщики газеты «Courrier r'epublicain» потребовали увеличения сдельной платы за одну форму с 200 ливров до 450 ливров ассигнациями, то владельцы сначала отказались, а потом уступили ввиду немедленно начавшейся стачки [73] . Конечно, подобное повышение платы все-таки не было соразмерно с чудовищно поднявшимися ценами на предметы первой необходимости; но и оно было возможно только в этом случае, где немедленно требовался штат подготовленных технических людей. Настаивать на повышении заработной платы в промышленных заведениях, которые осаждались толпами безработных, умолявших взять их, было, повторяем, совершенно немыслимо.

73

Там же, т. II, стр. 486 (9 декабря 1795 г.): «Journaux».

Положение таким образом для рабочей массы создавалось совершенно безвыходное.

И ропот, по отзыву полиции, стал приобретать слишком серьезный характер. Рабочие не переставали приписывать правительству свои бедствия [74] . В конце декабря 1795 г. произошло еще резкое падение ценности ассигнаций: за золотой луидор стали давать по 5200 ливров ассигнациями, другими словами, один металлический ливр стоил уже даже не 185, как в начале месяца, а 260 ливров ассигнациями. Рабочие тогда собирались потребовать, чтобы им вместо 100 ливров ассигнациями, которые они получали, хозяева платили 1 ливр металлический [75] , заявляя, что иначе они все прекратят работу. Конечно, им не сделали этой уступки, которая равна была бы увеличению их платы в 2 ³/₅ раза, и угроза рабочих тоже осталась невыполненной, а между тем припасы вздорожали еще более сообразно с этим новым падением ассигнаций. Отчаянные проекты перерезать поголовно всех спекулянтов, махинациям которых приписывалось обесценение ассигнаций, не прекращаются с тех пор в рабочей среде; рабочие хотели начать истребление менял, находившихся в Пале-Рояле [76] , и полиция принимала меры к их охране.

74

Rapport du 29 frimaire (20 декабря 1795 г.)., там же, т. II, стр. 535.

75

Rapport du 1 niv^ose (22 декабря, 1795 г.), там же, т. II, стр. 548.

76

Rapport du 9 niv^ose (30 декабря 1795 г.), там же, т. II, стр. 588.