Сочинения в двенадцати томах. Том 2
Шрифт:
Еще 26 июля 1791 г. Учредительное собрание решило стеснить свободу передвижения рабочих, работавших на бумажных мануфактурах: рабочие этой категории под страхом штрафа в 100 ливров не имели права покидать своих хозяев, не предупредив их об уходе за 6 недель в присутствии двух свидетелей; ни один бумажный фабрикант не мог принимать рабочего без письменного удостоверения от предыдущего нанимателя [240] .
12 января (23 нивоза) 1794 г. Национальный Конвент издал декрет, которым объявлялись в реквизиции все фабриканты и рабочие, занятые бумажным производством [241] . Все они обязаны были продолжать работу, причем хозяева тех заведений, которые поставляли бумагу для ассигнаций, а также для печатания текста законов, получали право требовать от властей в случае надобности доставки им нужного числа рабочих из других бумажных мануфактур [242] .
240
Нац. арх. AD. XI-74, № 1138. Loi relative aux ma^itres papetiers et `a leurs ouvriers, donn'ee `a Paris le 26 juillet 1791 (декрет собрания в тот же день был подписан королем и стал законом); ср. первую часть этой работы, стр. 145–146.
241
Нац.
242
Art. III и IV.
Декрет издан именно затем, чтобы правительство для печатания ассигнаций и для публикации законов всегда имело потребное количество бумаги. Рабочих мало, они бегут от работы по максимуму, их забирают в военную службу, их уже забрали в другие реквизиции (на общественные работы и т. д.). Откуда взять контингент? На это отвечает статья 9 декрета [243] : «… предприниматели бумажных мануфактур могут употреблять для службы в своих мастерских всех граждан без различия, которых найдут годными», они приглашаются брать в обученье учеников, «которые также будут браться безразлично из детей всех граждан» [244] . Рабочие обязаны, не уклоняясь ни под каким предлогом, показывать этим детям приемы ремесла, причем за выучку платят родители забранных детей; плата не должна превосходить 50 ливров в год. Таков способ набора рабочего контингента: недостаток в рабочих руках устранен радикальнейшим способом.
243
Нац. арх. F12 1479. D'ecret de la convention nationale, du 23 niv^ose, an II de la R'epublique francaise, une et indivisible.
244
… ils sont invit'es `a former les 'el`eves ou apprentis qui seront aussi pris indistinctement parmi les enfants de tous les citoyens.
Теперь — вопрос о стачках. «Стачки между рабочими различных мануфактур… с целью вызвать остановку работ будут рассматриваться как покушение на спокойствие, которое должно царить в мастерских. Каждый рабочий может индивидуально подавать жалобы и предъявлять просьбы; но он не может ни в каком случае прекращать работу иначе, как по причине болезни или немощи, засвидетельствованной в должном порядке» [245] . Воспрещаются не только стачки, но и вообще какие бы то ни было совместные действия, направленные против хозяина или против кого-нибудь из их же среды. Всякие наложения интердикта [246] и тому подобное будут караться тюремным заключением. Хотя рабочие по реквизиции и обязаны непременно заниматься именно бумажным производством, но все же за ними сохраняется право перейти от одного хозяина к другому, но и тут рабочий обязан предупредить хозяина за 6 недель в присутствии двух свидетелей; при этом еще он должен получить паспорт от местных властей.
245
Art. V.
246
Art. VI. Речь идет о понятии, аналогичном с тем, которое спустя 90 лет стало называться бойкотом: Les proscriptions, d'efenses et interdictions connues sous le nom des damnations… etc.
Этот декрет делал, конечно, в высшей степени опасным для хозяина делом немедленное закрытие бумажной мануфактуры; но он ни в малейшей степени не разрешал самого больного и настоятельного вопроса: откуда достать рабочих и материал для производства?
Рабочих, подготовленных к работе на бумажных мануфактурах, было в высшей степени мало. Когда (в конце 1794 г.) две работницы, работавшие на мануфактуре в Курталене (исполнявшей казенные заказы), захотели уйти ввиду того, что готовились выйти замуж, то правительственный комиссар так обеспокоился, что должен был писать в столицу и спрашивать: как ему поступить? Отпустить ли их или нет? (вспомним, что все рабочие бумажных мануфактур были под реквизицией). Свои сомнения комиссар мотивирует трудностью заместить двух уходящих работниц [247] .
247
Нац. арх. С. 354, № 1855. Papeterie de Courtalin. Ce 4 brumaire, an III de la R'epublique francaise une et indivisible. Guerin, commissaire national pr`es la papeterie de Courtalin. Aux repr'esentants du peuple, membres du comit'e des inspecteurs du Palais National:… comme le retard que l’appr^et du papier pourrait 'eprouver par la difficult'e de remplacer ces ouvri`eres est le seul motif qui m’arr^ete pour viser leur cong'e…
Немудрено, что рабочие уцелевших бумажных мануфактур знали себе цену и неохотно подчинялись таксе. Особенно это сказывалось именно на мануфактурах, выделывавших бумагу для ассигнаций и для печатания официальных актов.
На бумажной мануфактуре в Бюже (в департаменте Loiret, недалеко от города Montargis) выделывалась в 1792–1795 гг. бумага для ассигнаций (а в 1796 г. для «мандатов»), и уже поэтому дела тут шли не так плохо, как в других местах. В середине рассматриваемого периода, в 1794 г., на этой мануфактуре работало 298 человек (150 мужчин, 148 женщин) [248] .
248
La papeterie de Buges en 1794, par F. Gerbaux, archiviste du Mus'ee centennal de la papeterie `a l’Exposition universelle de 1900. Besancon, 1903, стр. 25, a также напечатанный в приложения к его брошюре документ: Etat de la papeterie de Buges, situ'ee en la commune de Corqui-le-libre.
Рабочие бумажных мануфактур в Курталене и Маре (в департаменте Сены-и-Марны), выделывавших (вместе с двумя другими заведениями — в Бюже и в Эссоне) бумагу для ассигнаций, жаловались в ноябре 1794 г. на недостаточность заработной платы ввиду вздорожания съестных припасов. Эти заведения весьма интересовали правительство; хотя они и принадлежали частным владельцам, но ввиду важности казенных заказов там находились постоянно специальные комиссары от правительства. К такому комиссару (Frezet) и явились гурьбой 16 брюмера (6 ноября 1794 г.) рабочие мануфактуры в Маре и заявили, что им невозможно существовать, получая 3 ливра 15 су (3 ливра 75 сантимов) или 1 ливр 20 сантимов (последнюю плату получали женщины). Они просили повысить плату для мужчин до 5 ливров, для женщин — до 1 ливра 80 сантимов в день; если же это не будет сделано, то, заявляли рабочие, им останется бросить мануфактуру и искать других занятий. Комиссар вытребовал директора мануфактуры и спросил его, какого он мнения о желании рабочих. Директор ответил, что «просьба рабочих не лишена оснований» ввиду крайней дороговизны припасов, но что он не может повысить расценки труда, если Конвент в свою очередь не согласится повысить плату за заказы, которые он даст мануфактуре. Одновременно с подобной же просьбой обращались и рабочие в Эссоне.
В Эссоне, на третьей бумажной мануфактуре, дело дошло, по-видимому, до серьезных столкновений, и местному комиссару пришлось
для восстановления порядка прибегнуть к полиции; по крайней мере об этом упоминает, к сожалению, не давая никаких подробностей, специальный ревизор, назначенный Комитетом по поводу всех этих жалоб рабочих бумажных мануфактур. Ревизор Sergent нашел жалобы по существу заслуживающими удовлетворения, но вместе с тем решительно и громогласно в присутствии рабочих одобрил подавление силой движения, начавшегося было в Эссоне. Sergent беседовал с рабочими в Маре, в Курталене и даже в Эссоне весьма дружественно, а усмиренные рабочие в Эссоне даже просили его уверить Конвент в полнейшем с их стороны повиновении законам, просили «не напоминать им более об их ошибке» и проводили криками: «Vive la r'epublique! Vive la convention!», и вообще их покорность произвела на ревизора самое отрадное впечатление. В своем докладе он указывал на решительную необходимость повысить заработную плату, что и было сделано. О собственниках даже не упоминается в этом докладе.Тоже с массовой петицией обратились и рабочие мануфактуры в Курталене к своему комиссару (Guerin). Комиссары согласны были с рабочими и с директором, что на существующую заработную плату жить становится невозможно. «Я не могу вам высказать, до какой степени необходимо дать им удовлетворительный ответ, — писал комиссар Frezet в Париж в самый день приема рабочих, — цена на припасы и на материю повышается с каждым часом; например, масло вчера стоило 2 ливра фунт, а сегодня — 50 су (2 ливра 50 сантимов); яйца стоили 3 ливра 25 штук, а сегодня продаются по 4 ливра; пара сапог стоит 15 ливров, локоть местной грубой шерстяной материи, стоивший год тому назад 5 ливров, продается по 25 ливров. Я не могу ручаться за спокойствие на этой мануфактуре, если заработная плата не сделается вскоре пропорциональной жизненным потребностям» [249] . Такого же мнения был и комиссар другой мануфактуры.
249
Нац. арх. С. 354. № 1855. De la papeterie du Marais, le 16 brumaire…. an III de la R'epublique. Le commissaire pr`es la papeterie du Marais aux citoyens repr'esentants du peuple membres du comit'e des inspecteurs du Palais National (sign'e Frezet). Ср. также (упомянутую во введении) брошюру Gerbaux. Les papeteries d’Essonnes, de Courtalin et du Marais, de 1791 `a 1794. Extrait du Bibliographe moderne, 1899, № 2. Besancon, 1899.
Как видно из другого документа, поехавший с целью ревизии член Конвента Projean согласился утвердить определенную комиссарами продолжительность рабочего дня (11 1/2 часов, а для женщин — 10 часов), но решил, что прибавки платы не будет [250] .
Но и тут жизнь шла своим путем: в 1794–1795 гг. отсутствие сырья приводило к закрытию то одной, то другой мануфактуры; рабочие убегали или поступали в военную службу, или наконец подпадали под действие какой-либо другой реквизиции, и документы прямо полны жалоб и молений бумажных фабрикантов уже не столько о том, чтобы правительство пригнало к ним нужное количество рабочих, сколько о том, чтобы оно само не забирало рабочих в набор или в другую реквизицию [251] . И уже когда в конце 1795 г. при Директории был издан закон, отменивший реквизиции, раньше наложенные, и впредь предоставлявшей право объявлять реквизицию лишь одной Директории [252] , то власти не сочли нужным, несмотря на просьбы фабрикантов, сделать какое-либо исключение в пользу бумажных мануфактур. Но вернемся к эпохе максимума.
250
Нац. арх. С. 354, № 1855. Extrait du Proc`es-verbal du dix huit fructidor Van II de la R'epublique francaise une et indivisible (art. I): Le salaire des ouvriers sera le m^eme et s’effectuera de la mani`ere usit'ee depuis six mois jusqu’`a ce jour.
251
Ср. Нац. арх. дела и доклады 4-го отделения министерства внутренних дел 1795 и 1796 гг. в картоне F12 1479. Дело Lesieur’a, Lanny, коллективную петицию фабрикантов департамента Сены, дело Bavant’a, Montgolfier, Giraud, Hermier и т. д.
252
Закон 4 фримера IV года (25 ноября 1795 г.); ср. Proc`es-verbal des s'eances du conseil des cinq cents, frimaire, an IV, стр. 56.
Уклонения рабочих от реквизиций сделались таким обычным явлением, что Комитет общественного спасения стал прибавлять чуть не при каждом объявлении реквизиции: «… les ouvriers qui ne se conformeront pas `a la r'equisition seront consid'er'es comme suspects» [253] . Тюрьма на неопределенный срок, а при стечении некоторых неблагоприятных условий эшафот грозили рабочим, уклоняющимся от реквизиций.
Интересно отметить, что и после падения Робеспьера рабочим, уклоняющимся от работ, на которые их требуют реквизиционным способом, по-прежнему продолжали грозить страшным «законом о подозрительных» [254] .
253
Ср. Recueil des actes du comit'e de salut public avec la correspondance officielle des repr'esentants en mission, publi'e par F. A. Aulard, t. XIV, стр. 192 (Le comit'e de salut public sur le rapport de la commission des transports, remontes, postes et messageries, arr^ete ce qui suit… etc., art. V). 19 prairial (7 июня 1794 г.).
254
Архив департамента Жиронды. Серия L, связка № 1204. Bordeaux, 13 fructidor, an II. Le pr'esident du d'epartement aux citoyens administrateurs du district de Bordeaux. — Общее постановление такого же рода было сделано Комитетом общественного спасения через 9 дней после падения Робеспьера. (Extrait des registres des arr^et'es du comit'e du salut public, du 18 thermidor, an II:… seront regard'es comme suspects et trait'es comme tels tous charretiers, laboreurs, voituriers et autres qui r'efusoront ou diff'ereront d’ob'eir aux r'equisitions… etc.).
И все-таки ничего не помогало. Рабочие продолжали убегать, хитрить, скрываться, поступали под чужим именем в действующую армию (хотя рабочим некоторых профессий это было прямо воспрещено), а на работы не шли.
Осмеливаясь пассивно, но упорно сопротивляться грозному Комитету общественного спасения, они сопротивлялись еще упорнее частным лицам. Но власти с неуклонной суровостью продолжали борьбу; особенно характерно эта политика сказалась в вопросе о сельскохозяйственных рабочих.
О реквизициях рабочего труда вообще в эпоху максимума нельзя составить себе ясного понятия, не упоминая о сельскохозяйственных рабочих. Но не только по этой причине мы не можем оставить без рассмотрения документы, о которых сейчас пойдет речь: реквизиция рабочих для сельского хозяйства была одним из обстоятельств, сильно ухудшавших положение рабочих обрабатывающей промышленности, так как множество их подлежало этой реквизиции и должно было бросать работу и либо скрываться, либо отправляться в назначенное место. Кроме этого непосредственного интереса с точки зрения темы настоящей работы, упомянутые документы в высшей степени характерны для той административной практики, которая была в ходу в эпоху диктатуры Комитета общественного спасения.