Сочини что-нибудь

Динь-Динь наклонилась так близко, что Радуга ощутил исходящий от нее аромат шалфея. Стрельнув по сторонам глазами, она убедилась, что их никто не слышит, и шепнула:

– Можешь раздобыть мяса?

– Курятина? Свинина?

– Говядина.

– Гамбургер сойдет?

На том и порешили. Динь-Динь была согласна на что угодно, лишь бы нарушить диету из темпе и тофу. Радуга обещался раздобыть два фунта говяжьего фарша в обмен на допуск к регистрационным записям.

В Холодильнике они очистили алтарь от священных предметов: кристаллов кварца, бронзовых статуэток Ханумана [33] , фотопортретов Рам Дасса [34] и фигурок магистров Йод, Скелеторов и мисс Пигги, «Моих прекрасных пони», Малибу Барби, Гамби и молельных свечек с ароматом ванили. Алтарь был высотой по пояс и накрыт простынью, окрашенной в красный и оранжевый по методу хиппи. Отличное место для осмотра трупа. Радуга принялся за дело, в то время как Дитя Солнца снимал процесс на камеру мобильного.

33

В индуистской мифологи обезьяноподобное божество.

34

Американский гуру, автор книги «Будь здесь и сейчас». Наст. имя – Ричард Альперт (р. 1931 г.).

Если верить записям, то всего под именем Скуби-Ду зарегистрировалось сорок восемь человек. В воздухе витали густые ароматы барбекю. Здесь лето длилось круглый год. Яркая Радуга прикинул шансы, что мертвый Человек Грязи был не из числа тех шести Скуби-Ду, которые вписали в регистрационную форму номера водительских удостоверений. Скорей всего, он добирался автостопом.

Радуга ощущал себя этаким археологом: он счищал с тела слой грязи, обрабатывая затем открытый участок детскими влажными салфетками. Искал следы от уколов, свидетельства передоза, колотые раны, входные отверстия от пуль, змеиные укусы… Чем дольше Радуга занимался мертвым парнишкой, тем сильнее уверялся в том, что прежде он его никогда не видел. Это был мажорик. Домашний цветочек, клюнувший на репортажи по какому-нибудь музканалу: оргии обдолбышей и укуренные песчаные нимфы. Ни татуировок, ни пирсинга. Закончив отмывать тело, Радуга попросил Тинки-Винки метнуться в Столовку и принести ножницы для разделки курицы – чтобы срезать шлем. Сняв этот бумажный шар для боулинга, будто кожуру с апельсина, они выпустили наружу чуть меньше миллиарда черных мух.

От лба до самого затылка тянулся гребень красного «ирокеза». Волосы стояли, точно железные гвозди. Гребень походил не то чтобы на петушиный, скорее на хохолок попугая.

В голове уже мелькнула фраза «естественные причины», и Радуга задумался, где хоронить паренька, но тут Тинки-Винки согнулся пополам. Фонтан полупереваренного тофу залил лежачего Будду, и горячий воздух тут же наполнился запахом рвоты. Яркая Радуга снова посмотрел на труп и понял, что «ирокез» – не прическа, а металлические шипы. Из бритого черепа торчала красная от запекшейся крови метательная звездочка, сюрикэн.

Зазвонил телефон. Снова заблокированный номер. Может, один из помощников? Маловероятно, однако…

– Алле?

Те «пальчики» на сюрикэне, что не стерла грязь, смыла кровь.

– Мистер Радуга? – спросил звонивший. Этот голос он слышал по телевизору: британский акцент, произношение «наизнанку». В уме сразу возник образ веснушчатой, щебечущей в микрофон девушки в топе на бретельках через шею. Она еще делала передачу в прямом эфире – репортаж о весенних каникулах где-то на побережье Джерси. Вот уж кому точно не следует знать про код «Мята». Радуга скрепя сердце нажал «отбой».

Не хватало еще, чтобы накрашенная подкастерша-лесба прочухала, как ушедшему в загул студентику пробили башку.

Прямо сейчас Радуге хотелось забить косяк и успокоиться в объятиях пропеченной на солнце девятнадцатилетки. В лагере Зомби чирлидерша в одной только плиссированной юбке одарила его долгим оценивающим взглядом. В любой другой день после обеда Радуга разжился бы двумя щелками: зомбищелкой и хоббитощелкой. У девчонок, короновавших его цветочным венком и поливавших ему бороду блеском, явно имелись большие проблемы в семье, с папочкой. Не дай бог, дочка Радуги спутается с толстопузым старым развратником.

Три недели на фесте были единственным временем в году, когда Радуга получал свою порцию уважения. Когда чувствовал себя продуктивным человеческим существом. Здесь он был важной шишкой, и никакой журналист не посмеет осквернить этот идеал.

Дитя Солнца наклонился, чтобы присмотреться получше.

– Я бы сказал, что звездочка и стала причиной смерти. – Кивнув со знанием дела, он скрестил тощие руки на безволосой груди. Ни дать ни взять врач на консилиуме.

Условия для вскрытия, что и говорить, не идеальные. Китайские колокольчики звенели все громче и оживленней, а значит, ветер пустыни набирал силу. Налетит песчаная буря и скроет следы убийцы, как в прошлом густые желтые туманы Лондона скрывали Джека-потрошителя. Радуга, верный себе, спросил с сомнением:

– С чего ты взял?

Дитя Солнца почесал между ног.

– Я парамедик.

Что-что?!

– Во внешнем мире, – пояснил Дитя Солнца и понюхал пальцы, – я парамедик. Учусь на медфаке в Ратгерском универе.

На шее у него болталась неоново-розовая соска. Через год-другой ее место займет стетоскоп.

Яркая Радуга насмешливо фыркнул. Не станет он уступать лидерство какому-то коновалу, у которого яйца еще толком волосней не поросли.

– Раз ты такой умный, то расскажи, как это случилось.

Дитя Солнца некоторое время присматривался к мертвецу, потом сказал:

– Лагерь Злобных Ниндзя.

Тинки-Винки утер губы и, сплюнув остатки блевотины, произнес:

– Верняк. – Даже в свете свечей и в сизой дымке курений его ровные зубы блестели.

Яркая Радуга вздрогнул. В лагерь к Злобным Ниндзя соваться хотелось меньше всего, особенно по официальному делу. Там все до единого – себе на уме, шутники мирового класса, вооруженные острыми железяками.

– Скуби-Ду на фест силком не тащили. – Щелкнув пальцами, Радуга указал в сторону выхода из палатки. – Избавьтесь от тела.

Помощники молча уставились на него. Вот тормоза. Дитя Солнца принялся сосать пустышку, а Тинки-Винки потупил взгляд.

– Я, может, не в тему скажу, но разве мы так улики не уничтожим?

– Что? – хохотнул Радуга. – Ты юрист?

Паренек пожал плечами. Покраснел и отвернулся.

– Ну да. Специализируюсь на тяжбах по нарушениям авторских прав в сфере развлечений.

За пределами рок-фестиваля искусств, трех недель магии посреди пустыни, его участники были совершенно другими людьми. Упоротые девицы, что бегают по лагерю топлес, вернутся домой – к работе нейробиологами или разработчиками программного обеспечения. Тусеры, что ходят по городку, разинув рот, в обычной жизни – окружные прокуроры. Никто из них не торопится терять место в жизни. Яркая Радуга подождал, будут ли еще возражения – таковых не последовало.

– Заройте его, да поглубже. Далеко, за пределами лагеря. Над холмиком насыпьте камней, чтобы падальщики не устроили его костям воскрешения.

Глядя, как помощники заворачивают тело в яркую цветную скатерть, Радуга сказал им:

– Все вернется на круги своя, как только мы призовем к ответу убийцу.

Успокаивал он, правда, скорее себя, нежели ребят.

В лагере Ниндзя у Радуги имелся связной. Вожаком у них был крутой чел по прозвищу Снайдли Виплэш. Еще в плейстоценовую эру они с Радугой чистили нужники. Виплэш ни за что не признался бы, что он такой старый: брил седую грудь и постоянно брехал, ему, мол, скоро аттестат о среднем образовании получать. Радуга разыскал его в павильоне Медиа, где Виплэш давал интервью для какого-то музканала. В этом сезоне операторы со всего мира умудрились пробраться на фест, чтобы отснять материал – местные бардак и сумасбродство. Их число превысило количество барабанных ансамблей, и когда вертолеты снизились, чтобы заснять соревнования по лимбо топлес, стрекочущие лопасти подняли облако удушливой пыли.

Происходящее на фесте должно было послужить коллективной гештальт-терапией для всего мира, и никто не винил этот самый мир за желание хоть одним глазком взглянуть на фест. Скакали чудовища. Сны медленно обретали формы. Полноразмерная копия нью-йоркской финансовой биржи, дополненная широкими ступенями и колоннами с каннелюрами, восставала из продуваемого ветром пустынного пласта. Рядом возводили примерно того же размера статую председателя Мао, рейнский замок, океанский лайнер, увязший в прогретой солнцем селитре, исполинский член, Троянского коня. И все – из бальзы и пробки. Все – собрано за ночь из реек, папье-маше, проволочной сетки, ткани, скреп и краски. Все облеплено роем крохотных обнаженных фигур. Как на картине Дали. По тропинкам между монументами прогуливались люди в высоких головных уборах из павлиньих перьев и в резных африканских масках. Рядом с жеманными гейшами шагали римские центурионы. Католические священники и американские почтальоны в форме. Поток людей в костюмах и совсем нагих не иссякал. Люди вели в поводке других людей, добровольно отдавшихся в рабство. Люди играли на ослепительно сверкающих медью трубах.