Социальное предпринимательство в России и в мире: практика и исследования
Шрифт:
Одним из направлений изучения трансформации социальных ресурсов в экономические результаты социальных предприятий и предпринимательства в целом служит развитие и уточнение концепции социального капитала. Различение ценностных сетей в общей совокупности сетей — не единственный способ дифференциации социальных сетей и исследования влияния, которое они производят, будучи переработаны в ресурс хозяйственной деятельности. Вариантом дифференцированного подхода к социальному капиталу и выявлению его подструктур является различение социального и культурного капитала (П. Бурдье). Его определение социального капитала сосредоточено на общем принципе взаимодействия субъектов и не сводится к набору свойств сети: [70] «Социальный капитал представляет собой совокупность реальных или потенциальных ресурсов, связанных с обладанием устойчивой сетью более или менее институционализированных отношений взаимного знакомства и признания, иными словами, с членством в группе» [Бурдье, 2002, с. 66].
Культурный капитал предстает у него в трех ипостасях: 1) как инкорпорированный, воплощенный в состоянии тела и ума человека, он предполагает внутренние усилия и длительность воплощения (один из способов инкорпорирования — домашнее воспитание); 2) как объективированный в материальных предметах и средствах (например,
Дальнейшее уточнение содержания социального капитала ведет к различению все большего числа аспектов и свойств социальных взаимодействий, способных повлиять на достижение экономических результатов организаций. В частности, Дж. Нахапьет и С. Гошал сосредоточились на роли социального капитала в создании и развитии интеллектуального капитала организации [Nahapiet, Ghoshal, 1998]. Для этого они выделяют в социальном капитале три измерения: 1) структурный аспект (характер связей между участниками, их конфигурация в сети и выбор подходящей для них формы организации); 2) когнитивный аспект (язык, символические коды и общие сюжеты коммуникации, формирующие возможности интерпретации событий и обсуждения вопросов, интересующих участников); 3) отношенческий аспект (содержание и качество личных отношений участников в виде идентификации с теми или иными группами, доверия, норм, обязательств). Первое измерение наиболее непосредственно формирует интеллектуальный капитал через доступ к получению, передаче и обмену знаниями. Второе измерение создает конкретные условия доступа к информации, которую можно получить от других — в виде возможностей взаимопонимания, постановки актуальных для сторон вопросов и получения необходимых ответов посредством общего понятийного аппарата, смыслового контекста и общей отсылочной базы обсуждения. Тем самым создаются возможности для накопления и комбинирования знаний. Третье измерение формирует основу для мотивации к получению, обмену и развитию знаний. При этом под интеллектуальным капиталом, который формируется под воздействием социального и обеспечивает успех организации, авторы понимают знания и способность к знанию человеческих коллективов, к которым относятся организации, профессиональные сообщества и группы работников умственного труда [Nahapiet, Ghoshal, 1998, p. 245, 251–256].
Различение «структурного» и «когнитивного», «структурного» и «отношенческого» аспектов для объяснения феномена социального капитала присутствует и в других исследованиях [Burt, 1992; Coleman, 1993; Moran, 2005; Liao, Welch, 2005]. При этом попытки рассмотреть структуру социального капитала с точки зрения формальной конфигурации контактов вызывает критику даже у «формалистского» крыла исследователей (школы Патнэма), которые напоминают, что наличие взаимных контактов и даже их число автоматически не ведут к доверию участников, и аспекты структуры социального капитала должны включать также распределение власти и содержание контактов [Hutchinson, et al., 2004]. В связи с этим некоторые противопоставляют структурный подход социальному капиталу — как изучение формальной конфигурации контактов, и отношенческий подход, рассматривающий качество и содержание отношений [Moran, 2005].
В русле структурных исследований социального капитала развивается концепция «объединяющего» и «связывающего» социального капитала («bridging social capital», «bonding social capital»). Различия во влиянии социального капитала и его последствиях рассматриваются в этом случае в связи с характером объединений, формальных и неформальных, в которых оказываются люди. С понятием объединяющего социального капитала (bridging) ассоциируются гетерогенные сети и добровольные объединения, охватывающих разных по социальному, этническому, демографическому составу людей, а с понятием связывающего социального капитала — гомогенные в социально-экономическом смысле группы. В первых обычно связи более тонкие, менее интенсивные, они отличаются горизонтальной структурой, основанной на очном взаимодействии. Во вторых — связи более «плотные» и интенсивные, считается также, что, будучи основанными на более высоком уровне доверия, они способствуют созданию иерархических структур [Putnam, 1993; Geys, Murdoch, 2008]. Анализ формальных характеристик тех и других нередко приводит исследователей к выводу, что связи первого типа дают уязвимым социальным категориям, желающим изменить свое положение, больше шансов на решение своих проблем и возможности для положительной мобильности, кроме того, они ближе гражданским ценностям, поэтому предпочтительнее для переходных обществ. Связи второго типа, хотя и могут обеспечить более высокую солидарность, доверие и больший объем поддержки, могут консервировать сложившееся status quo, замыкаясь внутри устойчивых социальных групп и не выходя на уровень межгруппового взаимодействия. В этом случае они дают меньше шансов своим членам к существенному изменению сложившегося нежелательного социального или экономического положения. Пищу для подобных гипотез дают не только количественные исследования структуры связей, проведенные Патнэмом в Италии [Putnam, 1993], а затем в США, но и более ранний социометрический анализ межличностных связей Грановеттера [Грановеттер, 2009 (1973)]. В то же время результаты подобных исследований нуждаются в корректном истолковании, которое выходит за рамки настоящей работы.
Многие модели социальных предприятий демонстрируют примеры, когда именно однородные группы, связанные отношениями высокой плотности, могут конвертировать социальный капитал в экономический. Примером служит прежде всего опыт микрофинансирования, когда не один человек, а солидарная и однородная по важным социально-экономическим параметрам группа служит гарантом платежеспособности своих членов, на этом же принципе достигают успеха организации инвалидов. Среди международных кейсов, описанных в главе 2, на этом типе связей построены модели Dessarrollo Comunitario и Lonxanet в Испании, Terra Nova в Бразилии, Chleb Zycia в Польше. В то же время элементы «плотных связей» в однородных группах
используются в большинстве представленных международных кейсов и в одном российском — в Конном центре «Аврора». Кроме того, данный тип связей активно используется для активизации интеллектуального капитала и развития внутри компаний [Nahapiet, Ghoshal, 1998; Moran, 2005]. В частности, П. Моран утверждает, что структурный капитал, основанный на конфигурации межгрупповых связей, оказывает положительное влияние на развитие рутинных процессов и повышение качества исполнительских функций, тогда как отношенческий, основанный на плотности внутригрупповых связей, более тесно связан с развитием инноваций. Можно предположить, что недооценка «плотных» связей однородных социальных групп и переоценка «тонких» в неоднородных в ходе преобразовательной деятельности организаций связана с отождествлением социального капитала с набором социальных связей. Между тем социальные связи становятся капиталом только в преобразующей целенаправленной деятельности, что хорошо видно на примерах социального предпринимательства. В то же время представленный обзор подходов показывает, что специфика и содержательная структура социального капитала еще ждут своего исследования.После экскурса в теорию вернемся к нашим кейсам. Отличный от Конного центра тип социального предприятия представляет деятельность «Музея игрушки» — практически все элементы взаимодействий этого предприятия имеют рыночную форму. На его примере можно наглядно проиллюстрировать рассуждения Бурдье о разных формах капитала. Руководитель «Музея игрушки» В. Санкин конвертировал накопленный культурный капитал, особенность которого определилась не только наследованием отцовской коллекции («объективированный культурный капитал» по Бурдье), но и, по-видимому, воспитанием с детства в духе интереса и знания народного промысла («инкорпорированный культурный капитал»), а также полученный в связи с продолжением семейной традиции коллекционирования социальный капитал (связь с мастерами и коллекционерами) — в экономический капитал. Здесь присутствуют и другие формы культурного и социального капитала (диплом педагога, комсомольские связи и проч.), которые превратились в профессиональные и организационные, а в конечном счете — экономические ресурсы предприятия. Следует при этом обратить внимание, что данная организация отличается наиболее «рыночной» (товарно-денежное оформление сделок, условия свободной конкуренции) бизнес-моделью из всех четырех описанных предприятий. Достижение социальных целей в нем осуществляется почти целиком через куплю-продажу товаров и услуг (закупка игрушек у мастеров — продажа услуг в области музейной педагогики).
Пример Конного центра и «Музея игрушки» представляет собой своего рода «крайние» формы сочетания рыночных и нерыночных элементов в своей деятельности. В первом значительная часть экономики предприятия находится вне сферы рынка, а бизнес мало пересекается с социальными услугами предприятия, которые оказываются бесплатно. Во втором, наоборот, — практически вся деятельность предприятия осуществляется в рыночной форме, это касается отношений с обеими целевыми группами — традиционными мастерами (закупка игрушек) и детьми, с которыми проводятся платные занятия. При этом в обоих кейсах происходит конвертация социального и культурного капитала в экономический. Во многих других исследованных нами примерах бизнес-модель социального предприятия представляет собой более сложное и тесное переплетение рыночных и нерыночных механизмов, отчего, по-видимому, исследователи и стали говорить о предприятиях социально-предпринимательского типа как о «гибридных» организациях [Alter, 2007].
Различная роль рыночного взаимодействия в кейсах Конного центра и «Музея игрушки» проявляется и в характере использования волонтерского труда. В «Музее игрушки» его практически нет, если не считать студентов, приходящих на практику, но они фактически не рассматриваются как работники. В то же время в Конном центре добровольчество составляет неотъемлемое и необходимое условие работы, так как за счет него на регулярной основе восполняются недостающие ресурсы. Использование труда добровольцев в той или иной степени характерно для всех исследованных нами российских предприятий и проанализированных международных. Поскольку с недавнего времени проекты с участием добровольцев в социальных программах многих крупных бизнес-организаций в России стали едва ли не формальным условием «социальной ответственности», некоей отчетной характеристикой, хотелось бы отметить отличие социальных предприятий от подобной практики.
Добровольчество в социальных предприятиях основано на искренней приверженности самих добровольцев целям организации, на наличии разделяемых ценностей, а также на особой важности, а подчас и профессиональном характере используемого труда, обычно на отдельных локальных участках. При этом довольно часто услуги добровольцев используются не в качестве разовой низкоквалифицированной работы из разряда «субботника», но используются по профессиональному назначению. Довольно часто волонтерская помощь связана с применением профессиональных знаний узких специалистов (ветеринарные услуги в Конном центре; разработка методики работы, подготовка фестивалей — в АЛО «Пролог»; услуги специалистов по обустройству дома и территории — в «Школе фермеров» [71]). Профессиональный характер некоторых видов добровольчества является характерной чертой добровольческой деятельности в некоммерческих организациях и социальных предприятиях на Западе. В то же время нетрудно заметить, что отношения с добровольцами затрагивают более широкие направления работы и приобретают более устойчивый характер там, где у организации меньше экономических ресурсов (Конный центр).
На сегодняшний день большая часть организаций, исследованных нами в рамках пилотного проекта, являлись финансово устойчивыми. Однако выбор коммерческого механизма получения финансовых средств для развития своего дела, по признанию многих опрошенных, связан с недостатком либо методичным сокращением в последние годы донорских ресурсов, прежде всего международных фондов. Большинство руководителей организаций при этом заявили, что предпочли бы конкурентному рынку фандрайзинг, если бы таким образом возможно было обеспечить бесперебойное поступление средств на обеспечение целевых социальных услуг. В то же время некоторые руководители (например, «Музея игрушки» и отчасти «Школы фермеров») уже на ранней стадии развития выбрали путь финансовой независимости — как от грантов, так и от государства. Для «Школы фермеров» это верно в той степени, в какой в основе ее самоокупаемости лежит производство сельхозпродукции, а не оплата летних лагерей бюджетными учреждениями. На ограничения, непрозрачность и несправедливость условий предоставления государственной помощи указывала так или иначе большая часть опрошенных. Это с сожалением признают и сами представители государства.