Социологический ежегодник 2010
Шрифт:
Гуманизация модернизации – это не «бантик» на голове технобюрократической машины, не облагораживающий ее «тюнинг», а процесс, который должен начинаться раньше техноэкономической модернизации. Ясно, что создать такую среду в одночасье невозможно: российское общество до сих пор не столько гуманизировалось, сколько двигалось в обратном направлении. Энергосберегающие лампочки, краны и трубы – это хорошо, учет наших расходов необходим, но главное – создание институциональной и жизненной среды для того, чтобы все это состоялось. Анклавная технобюрократическая модернизация силами авторитарной власти возможна, всеобщая, ориентированная на развитие человека, на «креатив», – нет. Первые шаги власть имущих показывают, что им милее и привычней первый вариант: он относительно дешев, осязаем, его легко
В конце 1990-х годов мною была предложена гипотеза, названная парадоксом «риск-симметрии» модернизации. «Коль скоро российское общество вступило на путь модернизации по западному образцу, не только ее продвижение вперед, к последующей (высокой) фазе, но и отход назад, то есть демодернизация, и даже просто задержка, “стояние” на этом пути чреваты интенсификацией производства рисков. Демодернизация в той же мере рискогенна, как и недостаточно отрефлексированный переход к ее следующей фазе. Это фундаментальная закономерность развития техногенной цивилизации: чем более мир нашей жизни становится искусственным, рукотворным, тем более он нуждается в уходе, “профилактике”, поддержании в рабочем состоянии. Это утверждение в равной мере справедливо по отношению к земледелию, индустрии, городскому хозяйству, инфраструктурам жизнеобеспечения, военно-техническим системам и всему остальному» (8, с. 17; 7). Вполне естественно, что в потребительски ориентированном обществе, значительную часть которого составляет (в широком смысле) сервис-класс, модернизация-для-человека «ушла» в сферу потребления. Всеобщее развитие потребительского кредитования еще более привязало человека к месту работы, он стал еще более послушен политически и закабален экономически грабительскими условиями кредитов. Сфера его экзистенциальной свободы суживается, ему уже не до рефлексии, не до «глубокого сомнения» (У. Бек). Представляется, что мы возвращаемся ко времени «служилых людей», подчиненных воле государства, а не личностей, служащих мотором модернизации.
Что касается российской социологии как таковой, то, на мой взгляд, перед ней стоит несколько первоочередных задач, если она хочет стать одним из субъектов процесса модернизации.
Во-первых, российская социология должна разработать общую теоретическую платформу, иметь консолидированную позицию, не исключающую, естественно, ее перманентной критики и переосмысления. На мой взгляд, это должна быть прежде всего социально-гуманитарная концепция модернизации России, что предполагает участие гражданских организаций в разработке такой модели.
Во-вторых, мы должны постараться сделать эту проблему публичной – без прорыва в СМИ это невозможно. Мы много дискутировали о том, как сделать социологию публичной, но без необходимой конкретики. Социология должна быть подготовленной к такому «прорыву», она должна стать гораздо более глокально-ориентированной, т.е. уметь видеть проблему модернизации «сверху» и «снизу», а главное – с точки зрения общества. Российские социологи уже показали, что массовые опросы для этого недостаточны, нужно проникнуть вглубь региональных и местных проблем и стоящих за ними сил. Социолог должен быть инсайдером начинающегося процесса.
В-третьих, навязываемая нам альтернатива статуса социолога – либо «все – на продажу», либо «пребывание в башне из слоновой кости» – ложная! Соединение научного знания с гражданской позицией – традиция российской науки и социологии, и мы не должны выпадать из этой колеи. Другая, не менее важная традиция – связь с мировой наукой, но опять же не только путем заимствования знаний и технологических новаций, но прежде всего посредством дискуссии и обмена идеями
о человеческой сути модернизации. В этой связи я считаю важнейшей задачей социологии борьбу против потребительской идеологии. Не о сокращении потребления идет речь (оно уже сократилось само под воздействием кризиса), а об изменении его приоритетов в пользу выравнивания уровня материального благосостояния, обеспечения здоровой среды обитания и максимума возможной свободы творчества.Если технобюрократическая модель модернизации укоренится в России, если будут приняты соответствующие программы и под них будут выделены ресурсы, то поворот к ее социально-гуманитарной модели все равно состоится, но уже в форме массовых движений протеста и социальных взрывов.
1. Бауман З. Текучая современность. – СПб.: Питер, 2008. – 240 с.
2. Горшков М.К., Тихонова Н.Е. Российская идентичность в условиях трансформации: Опыт социологического анализа. – М.: Наука, 2005. – 396 с.
3. Иллич И. Освобождение от школ. – М.: Просвещение, 2006. – 160 с.
4. Кравченко С.А., Красиков С.А. Социология риска: Полипарадигмальный подход. – М.: Анкил, 2004. – 385 с.
5. От редакции // Ведомости. – М., 2010. – 10 мая. – С. 1, 6.
6. Шугуров М.В. Новая идентичность: Человек и власть в пространстве посткнижной культуры // Свободная мысль – XXI. – М., 2004. – № 3. – С. 105–129.
7. Яницкий О.Н. Россия как общество риска: Контуры теории // Россия: Трансформирующееся общество / Под ред. В.А. Ядова. – М.: Канон-Пресс «Ц», 2001. – С. 21–44.
8. Яницкий О.Н. Социология и рискология // Россия: Риски и опасности «переходного» общества / Отв. ред. О.Н. Яницкий. – М.: Институт социологии РАН, 1998. – С. 9–35.
9. Beck U., Giddens A., Lash S. Reflexive modernization: Politics, tradition and aesthetics in the modern social order. – Stanford: Stanford univ. press, 1994. – 225 p.
10. Castells M. The information age: Economy, society and culture. – Oxford: Blackwell, 1999. – 1296 p.
11. Castells M. Materials for an exploratory theory of the network society // British j. of sociology. – Oxford; L.: 2000. – Vol. 51, N 1. – P. 5–24.
12. Cities of Europe: The public’s role in shaping the urban environment / Ed. by T. Deelstra, O.Yanitsky. – Moscow: Mezhdunarudnye otnosheniya, 1991. – 391 p.
13. Karjaliainen T. Institutional framing of environmental issues // The struggle for Russian environmental policy / Ed. by I. Massa, V.-P. Tynkynen. – Helsinki: Kikimora, 2001. – P. 123–57.
14. Kriesi H.P. The political opportunity structure of new social movements: Its impact on their mobilization // The politics of social protest: Comparative perspectives on states and social movements / Ed. by J.S. Jenkins, B. Klandermans. – Minneapolis: Univ. of Minnesota press, 1995. – P. 167–198.
15. Offe C. Varieties of transition. – Cambridge: Polity, 1997. – 249 p.
16. Tilly Ch. Social movements, 1768–2004. – L.: Paradigm, 2004. – 194 p.
Рефераты
Коммунизм: Postmortem? Двадцать лет спустя, другая годовщина
В юбилейном, сотом выпуске австралийского социологического журнала «Thesis Eleven» Зигмунт Бауман обращается к другому юбилею – 20-летию падения коммунизма в странах Центральной и Восточной Европы. Бауман характеризует коммунизм как феномен «твердого» модерна (solid modernity), едва не переживший саму эту эпоху. Впрочем, в условиях «текучего» модерна (liquid modernity) коммунизм в любом случае оставался бы антикварным курьезом, не способным ничего предложить новому поколению.