Софья Ковалевская

Внешне Соня казалась полной противоположностью Анюты. Ее круглое лицо с прелестной ямочкой на подбородке матово светилось, живые глаза вопрошающе смотрели на всех и на все; движения ее были порывисты; речь быстрая, слова перегоняли друг друга. При незнакомых людях она держалась робко и застенчиво, предпочитала темные углы; если же оказывалась в центре внимания, сразу привлекала к себе всех. Девушка свято верила политическим идеалам сестры и готова была идти за Анютой куда угодно.

Во время пребывания Крюковских в Швейцарии там происходили 1 и 2 Конгрессы Интернационала и 1 Конгресс Лиги мира и свободы. Выступления признанных вождей разных революционных групп печатались и обсуждались в газетах и давали сестрам обильную пищу для размышлений и о своей судьбе и о судьбе их поколения.

Соня считала, что для развития писательского таланта Анюте следовало бы походить по России пешком, как ходят богомольцы, например. Какие богатые впечатления могла бы получить она! Но разве отец позволит отправиться в такое путешествие?! Сама же Соня стремилась к науке, хотя и не решила еще, будет ли это увлекшая ее математика или нужная народу медицина.

Первую медицинскую практику она получила в деревне, где каждый день к ней приходило до десятка человек за лекарствами. Она читала лечебник, злилась, что еще не доктор: как ни прельщала наука, ей все же казалось, что со временем у нее разовьется страсть лечить…

В Вернэ-Монтре Соня всю зиму прилежно изучала ботанику, физиологию, купила себе маленький микроскоп и рассматривала клетки растений, кровяные шарики и т. п.

Весной 1868 года Крюковские вернулись в Россию и погостили недолго в Петербурге.

Идеи новой, свободной жизни, новой России, провозглашенные Чернышевским, Добролюбовым и их последователями — лучшей частью мыслящей молодежи, распространялись все шире. Даже в петербургских великосветских гостиных молодежь непостижимо верно отличала единомышленников. Им достаточно было намека, взгляда, жеста, чтобы понять друг друга, узнать, что они среди своих.

— И когда мы убеждались в этом, — говорила Софья Васильевна, — какое большое, тайное, непонятное для других счастье доставляло нам сознание, что вблизи нас находится этот молодой человек или молодая девушка, с которыми мы, быть может, раньше и не встречались, но которые, мы знали, воодушевлены теми же идеями, теми же надеждами, тою же готовностью жертвовать собой для достижения известной цели, как и мы сами!

Главной целью женщин была борьба за право посещать университет, изучать те науки, которые изучали мужчины, работать в тех же областях, какие были открыты мужчинам. И если Анюта жадно поглощала труды по философии и политической экономии, Соня больше верила в преобразующую силу точных наук. Но кем бы ни суждено было стать сестрам в их жизни — писательницей ли, как Анюта, математиком, как Соня, — все равно нужно учиться! А для этого необходимо стать независимыми, вырваться во что бы то ни стало из-под надзора родителей!

В свои короткие приезды в Петербург сестры Крюковские познакомились со многими поборницами женского просвещения.

Они узнали о тех препятствиях, какие воздвигало на пути женщин правительство.

В 1863 году при Мариинской женской гимназии были открыты педагогические курсы с отделениями — естественно-математическим и словесным. Преподавателями на курсах были профессора высших учебных заведений Петербурга: Э. К. Брандт из Медико-хирургической академии, Ф. Ф. Петрушевский — из Артиллерийской, Н. Н. Тыртов — из Морского корпуса. Они не ограничивались лекциями, но вели и лабораторные занятия, ставили опыты. В обществе с недоверием смотрели на «странную затею» — создать высшее учебное заведение для женщин, призванных быть женами и матерями.

Преподавание анатомии и физиологии вызвало обвинение в пропаганде нигилизма и безнравственности. На специальной конференции разбирался вопрос: какие статьи из зоологии и анатомии должно обойти, дабы не оскорбить девичью стыдливость. Принц Петр Ольденбургский, председатель Главного совета женских учебных заведений, в разосланном по гимназиям секретном циркуляре указывал: «Вследствие появившихся в новейшее время заграничных сочинений, в которых видно ясное стремление к материализму, внимание всех начальствующих лиц должно быть обращено на то, чтобы естественные науки преподавались не иначе, как с всегдашним указанием на премудрость божью как единственный источник блага». А в своей речи, обращенной к выпускницам педагогических курсов, советовал «не вдаваться в лжеучение материализма и нигилизма».

В 1865 году распространились слухи о закрытии педагогических курсов, слушательниц которых правительство считало вредными для общества. Желая сохранить курсы, организаторы вовсе изъяли из программы физиологию и анатомию.

И Соня и Анюта узнали первых женщин, начавших посещать лекции в университете: М. Богданову, сестер Корсини, с одной из них — Натальей Иеронимовной — Анюта сдружилась. Они слышали о «счастливице» Варваре Алексеевне Кашеваровой, единственной, получившей позволение слушать лекции в Медико-хирургической академии на равных правах с мужчинами — лишь потому, что она должна была стать акушеркой в Башкирии, где мусульманский закон запрещал женщинам обращаться за медицинской помощью к врачу-мужчине. На экзамене, который Кашеварова сдала с отличием, она объявила, что убедилась в невозможности изучать одну какую-нибудь отрасль медицины, не зная всей науки, и просила позволить ей учиться в академии. Разрешение ей было дано. Ходили на лекции и другие желающие, но после студенческих волнений это право отняли, и многие девушки уехали учиться в Цюрих.

Некоторым приходилось для этого вступать в фиктивный брак: по закону замужняя женщина получала от мужа отдельный вид на жительство и больше не зависела от родителей. Сразу же после венца фиктивные супруги расставались. И хотя они не имели права потом, полюбив кого-либо другого, выйти замуж или жениться, эта жертва их не останавливала. Личное счастье казалось чем-то второстепенным, главным в жизни было «дело»: юноша, дав свое имя девушке, помогал ей завершить образование, а затем служить родине, участвовать в освободительной борьбе с самодержавием. Так поступила землячка Крюковских — девятнадцатилетняя Елизавета Лукинична Кушелева.

Ей дал свое имя полковник Томановский. Елизавета Лукинична уехала в Швейцарию, связалась с революционерами-эмигрантами и приняла живое участие в основании русской секции Интернационала. Она проявила такие недюжинные организаторские способности, что на нее пал выбор, когда надо было передать К. Марксу программное письмо членов секции. Встреча состоялась, и вскоре Елизавета Томановская, принявшая псевдоним Дмитриева, стала другом семьи Маркса и одним из верных его последователей.

Так добывала себе свободу и Мария Александровна Обручева, дочь генерала, сестра одного из преданнейших сподвижников Чернышевского — Владимира Обручева. Она обвенчалась с близким Чернышевскому врачом Петром Ивановичем Боковым. Полюбив затем своего учителя, великого русского физиолога Сеченова, долго переносила тяжесть положения «гражданской жены».

Мария Александровна Бокова училась медицине в Цюрихе вместе с другой замечательной женщиной, Надеждой Прокофьевной Сусловой — дочерью крестьянина-самоучки, управляющего имением графа Шереметева. С ней Бокова встретилась в Медико-хирургической академии, а после удаления женщин оттуда они вместе уехали за границу.

Анюте очень нравилась ее сверстница Надежда Прокофьевна. Небольшая, крепкого сложения, со смуглым, бледным, монгольского типа лицом, коротко подстриженными волосами, она казалась на первый взгляд почти дурнушкой, деревенским парнишкой, но все ее существо дышало такой энергией, серые живые глаза смотрели так прямо и смело из-под черных сросшихся на переносице бровей, что нельзя было не поддаться неотразимому очарованию девушки, не счесть ее красавицей. Во всяком случае, пройти мимо нее было невозможно: каждый, кто узнавал Суслову, полагал, что она способна на великие дела. Надежда Прокофьевна знала Чернышевского до его ареста, восторженно разделяла его свободолюбивые идеи, участвовала в деятельности радикальных кружков и после ареста вождя революционных демократов была «удостоена» в свои двадцать два года надзора полиции «за открытое сочувствие нигилизму и за сношение с неблагонадежными лицами». Успешные занятия Сусловой в Швейцарском университете побудили многих женщин последовать ее примеру.

Анюте удалось познакомиться и с Сусловой и с Боковой. Разговор с ними окончательно убедил ее в том, что иного выхода, кроме фиктивного брака, нет. Неважно, кто заключит такой союз — она или ее подруга Анна Михайловна (Жанна) Евреинова, тоже мечтавшая о высшем образовании. Родители разрешат дочери отправиться за границу с замужней подругой! Даже маленькая Соня, эта тень сестры своей, тоже сможет поехать с ними.

Жанна Евреинова, дочь инженер-генерал-лейтенанта. коменданта Петергофского дворца, пользовалась еще меньшей свободой, чем сестры Крюковские. Она с трудом доставала книги по естествознанию и праву, новые журналы, в которых революционные публицисты, несмотря на тиски цензуры, говорили с читателем о самых насущных вопросах общественной жизни. Ей были невыносимы выезды, балы, наряды. Она хотела учиться, но отец пообещал отпустить ее за границу через три года, очевидно надеясь, что за это время «блажь» пройдет. Жанне удалось получить его разрешение на занятия немецким языком, принятым при дворе, и уговорить учителя заменить немецкий древними языками.